Ну, здравствуйте, Галина Ивановна, — корчась и кривляясь взрослый мужчина лет сорока, ухмылялся, тяжёлые пакеты с продуктами поставил на асфальт, чтобы яснее выразить эмоции. Женщина рядом с ним, крупная, с надутым вторым подбородком, видимо, болеет щитовидкой, цвет лица об этом же говорит, но выражение довольное, даже счастливое.
— Как там ваша племянница? – продолжая в том же духе, жестикулируя, как зазывала на рынке Володя вертелся перед бывшей родственницей. – Нормальной ей живётся? Не сдохла ещё? Не скурвилась?
— Володь, что ты говоришь? – оборачивалась по сторонам Галина Ивановна, люди на автобусной остановке смотрели на этот цирк. – Она же мать твоего сына, за что ты её грязью поливаешь?
— 20 лет она мне нервы трепала! Я на мужика не был похож, пока жил с ней.
— Ты и сейчас умом не блещешь! Да и до мужика тебе, как до Москвы пешком.
— Во! Видела, — обратился он к своей женщине с двойным подбородком, — я тебе говорил у них вся семья такая! Гаденькая, — выкручивал он руки перед собой. Его спутница растянула лицо в улыбке, отчего покрылась красными пятнами. – Передайте ей, — кривлялся Владимир, — она получила, что хотела! Пусть теперь подумает, кому она нужна такая…
— А ты? Кому ты нужен? — отвечала ему Галина Ивановна, направляясь к остановившемуся у остановки автобусу.
— О! Не волнуйтесь, я нужен! Меня уважают, ценят, я счастлив! Тьфу на вашу семейку!
— Ты бы хоть раз сыну позвонил за полгода, – крикнула ему тётка его жены, когда двери уже закрывались. Она перекрестилась. Слава богу, автобус тронулся и этот шизик со своей бабой-жабой отстал от неё.
Галина Ивановна видела, как он поднёс пакеты с продуктами к припаркованной рядом машине, открыл двери своей женщине… Ну и Володька! – подумала она, — кто ж знал, что он окажется такой сволочью с многолетним стажем.
***
Юрий — четырнадцатилетний подросток вернулся из школы, бросил рюкзак посреди прихожей, кроссовки снял как попало: один в одном углу, другой отлетел почти к двери в ванную. Не смутили даже чужие женские полусапожки, аккуратно стоявшие в правом углу. Перешагнув свой рюкзак, расстёгивая куртку на ходу, он пошёл в свою комнату.
— Юра, ты пришёл? – спросила его мама из кухни, — ужинать будешь? Поздоровайся с тёть Галей.
В ответ громкий хлопок дверью. Оля вздрогнула у плиты, закрыв глаза, сглотнула обиду.
— Вот видите тёть Галь, — сдерживая себя изо всех сил, чтобы не расплакаться, жаловалась Оля. – Я не знаю, что делать? – присев к столу она закрыла лицо руками.
— Оль, ему сложно понять всю ситуацию, был, был отец и нету! Брат большой появился вдруг…
Оля расплакалась.
— Вот за что он так с нами? Со мной, — утиралась она передником. – Как же так? Мы же со школы вместе… Вы помните? Помните?!
— Помню Оленька, — подошла к ней тётя и обхватила за плечи, чтобы хоть как-то поддержать, облегчить страдания.
— Господи! Чего мы с ним только не пережили! Помните, когда его посадили? – Оля посмотрела на тётю заплаканными глазами. — Мы расписались с ним там, после рождения Юры.
— Помню, — гладила та её по спине.
— Я дождалась! А как мне трудно было? А сестра его? Гадости ему разные обо мне писала в колонию, представляете? Вернулся, устраивал мне концерты полгода. Скандалы, крики, разборки, ревность. Она его подстрекала. За что?! За что, тёть Галь?
— Перестань себя изводить. Сын на тебя смотрит и ему плохо, поэтому и ведёт себя так. Он большой, понимает всё. Как бы ни натворил глупостей.
— Да, Юра изменился. Со школы одни замечания приносит, учиться хуже стал.
— Вот видишь.
— Но как заглушить эту боль? Как пережить? 20 лет! 20 лет!
— И не такое бывает девочка, — прижимала к себе племянницу Галина Ивановна. – Ты радуйся, что квартира твоя и претендовать на неё Володька не смеет. А то с таким могла и без крыши над головой остаться, вместе с сыном.
— А машина? Мы же вместе выплачивали кредит за неё. Да какой там вместе, — отстранилась она от тёти и утёрла слёзы, — он последние два года нигде не работал нормально, я платила! А теперь? Теперь катает свою… бабищу. Он даже алименты не будет платить, так и сказал! Просто забыл о сыне, и всё! У неё там ещё один есть.
— Оля тебе надо собраться, успокоиться. Полгода прошло, а ты страдаешь. Было бы из-за кого. Столько лет потратила на этого… — зло сказала тётя, припомнив сцену на автобусной остановке, — вот о чём надо жалеть и радоваться, что остальные годы не придётся жить с таким …… Тебе С Юрой надо разговаривать, а не убиваться по Володьке, и кричать на сына за отметки в дневнике. Вот главный мужчина в твоей жизни, а не этот… — не знала Галина Ивановна, какое слово подобрать бывшему зятю.
Они жили много лет с Олей. Это была первая любовь для неё точно. Володя не был спокойным, в молодости пьянки-гулянки с друзьями. Оля вытаскивала его из переделок, штрафов выплатили за его пьяные дебоши, ещё тогда можно было машину купить без кредитов. Потом Володя загремел в колонию – избил кого-то из своих дружков, дружок на него сразу и накатал заявление.
Через два года вернулся, начал терзать жену, мол, нагулянный Юра, не похож на него, на его родственников. К сестре постоянно уезжал на несколько дней, обижаясь на жену. Позже убегал к той же сестре потому, что пилила его Оля за работу, зарплату, а куда ему идти со справкой об освобождении, не каждый возьмёт, да и не хотел он перед каждым на собеседовании объясняться, за что и сколько отсидел. Одни начальники везде.
Всё мечтал машину купить, чтобы таксовать, но денег не было. Жена то в декрете, потом зарплата у неё маленькая, кредит не может — не хотела. Отказывала ему долго. Требовала, чтобы он сам на работу вышел, раз так хочет автомобиль.
— Оль, а для кого я стараюсь? Для себя одного? Этой же машиной и буду отбивать кредит, за год закрою!
Она поверила, взяли первую машину, хорошо недорогую, кредит маленький одобрили. Полгода было всё нормально, а потом опять понеслось! Штрафы, разборки с мужиками из таксопарка, опять пить стал, соответственно, на маршрут не выезжать. Жаловался, когда без денег сидел то пассажиры ему не такие, то начальник гад, а про машину и говорить нечего – неудачную взяли, ломается часто.
К сестре в деревню мотался постоянно, разбивая авто по бездорожью. А любимая сестра названивала: привези то, привези это, приезжай, Толику помоги крышу перекрыть, картошку посадить, огород вспахать и т.д.
Извела золовка Олю за эти годы не меньше чем супруг.
В аварию попал Володя на своей неудачной машине — он виноват. Пришлось не только за свою, но и за чужую машину выплачивать. Не жизнь, а мука была у Оли с Володей, но она любила, надеялась.
Вот когда все кредиты закрыли, в основном Оля их и закрывала, а Володя бегал с одной работы на другую. Вторую взяли, иномарку, свежего года. Вот тогда остепенился Володя. Юрке уже почти десять лет было. Володя вдруг вспомнил, что ещё и отец.
На работу устроился, с годик продержался, жене полегче было в это время. В отпуск съездили всё семьёй на машине, впервые за много лет. На рыбалку брал сына дважды, да и так, разговаривал с ним иногда. Потом была вторая работа, третья, пятая… не перечесть. Оля его уже не трогала, лишь бы деньги в семью приносил хоть немного. Немного он и приносил.
По-прежнему раздражало только одно, к сестре мотается чуть ли не каждую неделю. Оля-то давно с ней разругалась, про письма в колонию узнала, так и прекратила общение с золовкой. Юру запретила к родственникам брать, чтобы не разглядывали, и не травили мальчишку: на кого же он всё-таки похож? А Юрий копия отец. Родственники со стороны Оли шептались: «только бы не характером».
Когда закрыли кредит за машину, тут всё и вскрылось. Володя заявил, что уходит.
— Ты меня за человека не считаешь, в квартире я никто, сын на меня не записан да и не похож.
— Но мы же вдвоём это решали, из-за пособий, помнишь? Ты тогда не работал совсем, а потом посадили тебя. Для меня каждая копейка была дорога.
— Да, дороже, чем я! На передачках экономила, чтобы веселиться тут!
— Володя, да как ты смеешь? Опять твоя сестра?
— Нет, Оля. Я люблю другую женщину, с ней, именно с ней я почувствовал, что значит быть настоящим мужчиной, а не только человеком, который постоянно обязан тебе чем-то, должен…
— У нас сын, семья! Володь, вспомни сколько мы с тобой пережили? – пыталась удержать мужа Оля, видя его решительность.
— Много пережили и ничего хорошего! – спокойно отвечал муж, укладывая вещи в чемодан. – Я только недавно понял – ты не мой человек, ты моя карма!
— Что за бред… А Юра? Это же твой сын? Наш сын. Как ты ему объяснишь?
— Ничего, он поймёт, большой уже. К тому же у него есть брат, и ему придётся это принять.
— Что? – Оля кинулась на него с кулаками.
— Угомонись! – оттолкнул её Володя, закрывая чемодан, — истеричка! Его брату уже десять лет, а женщину эту я люблю гораздо дольше, всё никак не мог решиться, жалел тебя. Но теперь всё!
Он захлопнул чемодан, взял ключи от машины и был таков.
Вскоре выяснилось, его любимая женщина живёт рядом с сестрой Володи, они много лет дружат – ещё один удар в спину Ольге.
Она держалась изо всех сил, не звонила Володе, ничего не требовала, старалась проработать всё в себе, забыть, но как? Городок маленький, постоянно кто-то из знакомых рассказывал, где видел Владимира с кем, что они делали. Сравнивали Олю, стройную, высокую, ухоженную, заботливую мать, с той женщиной рядом с ним. А ей какая разница, как она выглядит? Отчаяние от этого меньше не становилась, и плакать она не перестала по ночам.
Одна тётя Галя жалела её по-человечески, помогала с Юриком, навещала их, и ни разу ничего не рассказывала о зяте, хотя, конечно, видела. Он на рынок привозит свою мадам каждые выходные, и она там бывает.
Тётя Галя и потребовала, чтобы племянница подала на развод, нечего надеяться! И на раздел имущества.
— Машину он тебе не вернёт, пусть хоть половину её стоимости отдаст.
Оля тянула. А когда передала документы в суд, начались звонки от Володи и от золовки с оскорблениями, обвинениями в подлости и жадности.
— Он за эту машину отработал! Год жизни с тобой, сойдёт за два! работы на вредном производстве. Стерва! – орала его сестра в трубку.
Юра всё это видел, иногда слышал эти склоки по телефону. Возненавидел отца, но выплёскивал свои эмоции на мать, она же рядом. Ничего особо не отсудила Оля у бывшего мужа, даже пожалела, что вообще этим делом занялась, только нервы последние вытрепала.
Через год продала квартиру. Надоело! Все их тут знают, трагедию семьи тоже, попеременно судачат, передают ей что-то от Володи, обычно ничего хорошего. В квартире много напоминало о нём, о совместно прожитой жизни. Да и сын вёл себя дома по-другому, он будто хотел всё в квартире разломать и выкинуть, всё, что напоминало об отце. Он так и не звонит ему.
Выбрали дом со своим двориком, и небольшим участком земли, в другом районе, рядом с тётей Галей. Тихий, безмятежный райончик, подальше от суеты центра города. Купили. Ещё и на машину немного осталось, Оля пошла учиться на права, сын уговорил.
— Юра, ну как я… в таком возрасте?.. – сомневалась мама.
— В каком? Пожилые люди получают права, а ты что, не справишься?
Справилась и с этим.
Вместе с сыном и тётей Галей делали потихонечку ремонт в доме, комната за комнатой. И денег хватало, не утекали в неизвестность, как раньше. Оля только сейчас задумалась, а куда действительно уходили деньги? На ум приходили гулянки Володи, вечные проблемы, решаемые деньгами, кредиты, долги. Господи, как хорошо, что всё это закончилось, — думала Оля.
Вскоре Володя объявился. Пешочком, без машины. Топтался около их двора, осторожно поглядывая на двор Галины Ивановны неподалёку. Оля чуть не задавила его на своей машине, свернув к дому.
— Чёрт, — сказала она взволнованно, выйдя из машины и подойдя к кустам цветущего жасмина. – Надо подрезать, — думала она вслух, — или Юре сказать, чтобы подвязал. Володь, ты что тут притаился, чуть не раздавила тебя.
— Смотрю, вы неплохо устроились? — криво ответил он. – Дом. Машина. Мужика завела?
— А я должна перед тобой отчитываться? Ты мне никто, — она поставила на сигнализацию авто, подошла к воротам.
— Развал надо делать, — глядя на колёса белого седана, сказал он. Оля не отвечала. Он обернулся, увидел, как калитка закрылась за ней. – Оля! – подбежал он к воротам, дёрнул за ручку – закрыто.
— Что? – спросила она со двора.
— Я сына хочу повидать, к нему приехал.
— Он тебе не сын! На тебя не похож и, слава богу, не записан, – крикнула она весёлым голосом, — он вряд ли захочет тебя видеть.
— Оль!
— Ну, чего ещё? Как ты нас нашёл?
— Неважно, Оль.
— А?
— Я в аварию попал, три месяца в больнице пролежал, меня никто, кроме сестры не навещал. Машину разбил, и всё! Никому не нужен. Нашу машину, понимаешь? Помнишь, как мы на море ездили все вместе? – прижимался он к воротине, чтобы не кричать на всю улицу.
— Так вот зачем ты приехал, — усмехнулась Ольга. — К сестре обратись, она тебя никогда не бросит!
— Оль, ну мы же 20 лет прожили… — чувствуя, что её голос всё дальше, она уходит, Володя стал напирать на калитку.
— Володя, уходи, Юрка увидит тебя таким, тебе не поздоровится. Пока.
Он приходил ещё несколько раз, сына дожидался, но тот и слушать его не стал. Отстал от них Володя, только когда увидел ещё одну машину около их двора. Белый корейский паркетник, с огромными литыми колёсами. Мужик какой-то красовался около неё, помогая ей с пакетами, коробками, и Юра ему улыбается, что-то рассказывает, руками показывает. Не бросил значит, тренировки, — думал Володя, глядя на крепкого, спортивного Юрку.
— Володь, а ты чего тут? – спугнула его Галина Ивановна, подкравшись со спины. Лыбится, пирог румяный в руках, видимо, тоже к ним чешет. – И без второй половины? Как же так? Вас же невозможно уже представить раздельно, — смеялась она.
— Вот так! – рявкнул он на бабку, — и вы туда же?! – кривлялся он перед ней, но уже не так радостно. – Я к сыну приехал! Понятно! Имею право.
— И я туда же, — улыбалась ему Галина Ивановна, — а чего без подарка?
— Хрен вам, а не подарки, — вывернул он фигу ей прямо в лицо.
— Э-э-э-эх, Володя, значит, не к сыну ты приехал, раз не помнишь, что у него сегодня день рождения. Иди уже! – с презрением посмотрела она на него и прошла мимо, оставив после себя тёплый аромат домашней выпечки.
Он постоял несколько минут, глядя ей вслед, потом плюнул перед собой и ссутулившись пошёл на автовокзал. Он даже тысячу подарить сыну не может, у него осталось только на дорогу.
Володя живёт у сестры, чему она уже не рада, и гонит его к одной из своих баб. Ну, а возлюбленная всей жизни его не жалует и не готова принимать. Она не Оля, терпеть годами неработающего, гулящего трутня не будет, тем более без машины. Ведь в деревне без машины никуда.
