Воздух на даче у свекрови был густой, сладкий от запаха спелых яблок и увядающих роз. Резная беседка, дымящийся мангал, заботливо накрытый стол. Галина Петровна, моя свекровь, сияла, подливая нам с Максимом малиновый компот собственного изготовления.
— Ну как, Лизонька, вкусно? — её голос был медовым, как и всегда.
— Объедение, Галина Петровна, — искренне ответила я. — Вы просто волшебница.
Отношения у нас были идеальными. Ни тебе драм, ни скандалов, как в дурном сериале. Мы с Максимом молодая семья, всего три года в браке, своя квартира в ипотеке, свои планы.
Со свекровью виделись редко, на праздники, редкие выходные. Она была образцом современной женщины: самостоятельной, умной, тактичной. Я своей маме рассказывала о ней с восторгом. А мама качала головой:
«Дружи с ней Лиза. Но ухо востро держи. Она — свекровь, а значит, по умолчанию уже немножко враг. Пока всё тихо, она лапочка. Чуть что не так, покажет когти. Голову не теряй».
Я тогда отмахнулась. Мама, наверное, ревновала просто.
Сидели за столом, болтали о пустяках. Галина Петровна вдруг вздохнула, сделав грустные глаза.
— Ох, тут история такая приключилась… У моей подруги Ольги, дочь Света. Выгнали её из семьи! Представляете?! Свекровь выжила.
— Как так? — удивился Максим, доедая шашлык.
— А так! — свекровь аж привстала оживившись. — Наговаривала на бедную девочку сыну. И так искусно, так тонко! А он ведь маму слушает. Для него мама святая. Всегда её сторону примет, даже если жена права на все сто.
Я помнила ту самую Свету. Милая, тихая девушка. И её свекровь… Та была часто в их квартире, чувствовала, как у себя дома. Потому что квартира была её. Могла прийти когда угодно, вылить суп, который «не понравился», переставить мебель, а потом и вовсе переехала к ним с чемоданами, а свою квартиру сдала в аренду.
А потом началось: «А где это она задерживается?», «А зачем это помаду новую купила?». А кульминацией стало обвинение в воровстве. Пропали деньги от квартирантов. «Кто мог взять, кроме тебя? Я? Или мы все вместе?» — кричала свекровь. Сын поверил, конечно, матери. Света теперь у мамы, с депрессией. Развод предстоит.
Вдруг Галина Петровна повернулась ко мне. Глаза её блестели не то от слёз, не то от совсем другого чувства. Она подмигнула мне, задорно, по-девичьи, и сказала голосом, полным неподдельного торжества:
— Вот видишь, Лиза? Как ни крути, а мать, это сила! Надо искать к ней подход. Не понравится свекрови невестка — жизни не будет, я права? Вот если бы я захотела, — она щёлкнула пальцами, — одним щелчком настроила бы Максима против тебя. Любой сын примет сторону матери! Но я ведь мудрая мама, я вам не мешаю. Пока что… Ладно уж, живите! Но, Лизонька, имей в виду, если что не так — со свету сживу…
Она рассмеялась. Звонко, будто это была самая остроумная шутка на свете.
У меня из рук выпала ложка, звякнув о тарелку. В ушах зазвенело. Максим ухмыльнулся: — Мам, ну ты даёшь! Фантазёрка такая!
А я не могла пошевелиться. Мне было физически плохо. Эта «шутка» прозвучала как откровенная угроза, демонстрация силы. Не ожидала я такого спича от женщины, которая всегда была мила и любезна. Что она хотела сказать этим? Зачем припомнила Свету?!
Всю дорогу домой я молчала. Максим вёл машину, насвистывал, барабанил пальцами по рулю. Он уже забыл тот разговор. А я вспоминала мамины слова: «Любая мать сына как волчица. Ты для неё конкурентка». Как же я смеялась тогда! «Галина Петровна интеллигентка, библиотекарь на пенсии! Она добрая!»
Доброта её теперь казалась мне тончайшим слоем лака, под которым скрывалась старая, крепкая и очень ядовитая древесина.
Дома я попробовала заговорить.
— Макс, а тебя не смутило как мама… пошутила?
—Да брось, — он потрепал меня по волосам. — Она всегда несёт что попало. Ты же её знаешь.
Но я знала её пять лет. Он — всю жизнь. Может, просто привык не замечать?
С того вечера я стала ловить себя на том, что пересматриваю все наши отношения. Мелочи, на которые раньше не обращала внимания, теперь складывались в пугающую мозаику.
Тот спор про ремонт на кухне… Я хотела светлый минимализм, Максим — тёплое дерево, «как у мамы». Галина Петровна тогда сказала: «Лизочка, мужчинам комфорт важнее моды. Они как дети, любят привычное. Уступи, это не принципиально». Максим тогда настоял на своём. А чьи это были слова, его или её?
А машину, которую вроде бы выбрали они, но с одобрения мамы… И разговоры о детях… Свекровь настаивала, что успеют ещё, надо пожить для себя, и Максим соглашался с ней, хотя до этого говорил, что мечтает о малыше…
Мне стали сниться кошмары. Вот она стоит на пороге нашей квартиры, со связкой ключей в руке. Деловито вставляет один в замочную скважину.
— Галина Петровна, откуда у вас ключи? — спрашиваю я, и голос дрожит. Она оборачивается, и её улыбка недобрая, чужая. — А это, милая, моя квартира. Ипотека-то на меня оформлена.
Я просыпалась в холодном поту, с бешено стучащим сердцем. Нет, ипотека была на нас! Я это точно знала. Но чувство беспомощности и страха не отпускало.
«Я параноик, — твердила я себе. — Муж меня любит, свекровь дарит подарки, не лезет в наши дела. Это я накручиваю себя из-за маминых страшилок».
Решимость пришла внезапно, в субботнее утро. Максим уехал на рыбалку с друзьями. Я осталась одна. И вдруг поняла, что не могу больше жить в этом подвешенном состоянии между доверием и страхом.
Я поехала к ней. На дачу. Без звонка.
Она вышла на крыльцо в стареньком халатике, с секатором в руках. Увидев меня, удивилась, но улыбка не сошла с её лица.
— Лиза! Сюрприз такой! А где Максим?
— Максим не знает, что я здесь, — сказала я твёрдо, поднимаясь по ступенькам. Моё сердце колотилось где-то в горле, но голос не дрожал. — Мне нужно с вами поговорить. Начистоту.
Мы сидели в той самой беседке, где всего неделю назад всё и началось. Я не стала ходить вокруг да около.
— Галина Петровна, ваш рассказ про Свету и ваша шутка насчёт того, что вы можете настроить Максима против меня, не дают мне покоя. Мне было очень неприятно. Это прозвучало как угроза.
Она смотрела на меня, и её глаза постепенно менялись. Уходила привычная мягкость, проступала сталь. Улыбка исчезла.
— Ты всё слишком близко к сердцу принимаешь, Лиза. Я пошутила.
— Нет, — покачала я головой. — Это была не шутка. Это было предупреждение. Я прекрасно поняла посыл: «Всё в моих руках. Пока я добрая, вам хорошо».
Она помолчала, разглядывая меня, будто впервые увидела.
—Ты умная девочка, — наконец сказала она без тени улыбки. — Чересчур умная…
—Я не девочка, я жена вашего сына. И я не хочу играть в эти игры. Я не буду гадать, что вы имели в виду и что советуете Максиму, когда меня нет рядом. Я люблю вашего сына. И я хочу, чтобы мы были семьёй. А семья, это не поле боя, где есть главнокомандующий.
Я встала. Колени подкашивались, но я выпрямилась.
— Я не буду говорить об этом с Максимом. Потому что не хочу ставить его между нами. Это наш с вами разговор. Но запомните, Галина Петровна: я не Света. Я не позволю себя запугать. И ключей от нашей квартиры у вас не будет. Никогда.
Я не стала ждать ответа. Развернулась и пошла к машине, по спине ползли мурашки, ожидая крика, упрёков, слез. Но стояла тишина.
Всю дорогу домой я тряслась. Что я наделала? Теперь война обеспечена.
Дома меня ждал Максим. Он вернулся с рыбалки раньше. Лицо его было серьёзным.
—Ты ездила к маме? — спросил он сразу. В горле пересохло. Всё. Она ему тут же позвонила.
— Да, — выдохнула я, готовясь к скандалу.
Он подошёл ко мне, взял за руки. Его ладони были шершавыми, тёплыми.
— Она мне позвонила, — сказал он тихо. — И сказала, что ты — единственная невестка, которая осмелилась приехать и сказать всё прямо в лицо свекрови. И, что ты… стерва редкая. Но ты — моя. И что, мол, смотри, не упусти такую. На самом деле, ты золото! И она никогда не будет против тебя, и лезть в нашу жизнь не будет!
Я смотрела на него, не веря своим ушам.
— И всё?
— Всё, — он улыбнулся, но в глазах был новый, незнакомый мне оттенок уважения.
— Кажется, ты только что прошла её главный тест. Она ненавидит слабаков. А ты оказалась сильной.
Он обнял меня, и я почувствовала, как комок страха в груди начал таять. Это была не победа. Это было хрупкое перемирие. Но впервые я поняла, что наше счастье с Максимом, это не дар его матери. Это крепость, которую мы должны строить и защищать вдвоём. И первый камень в её фундамент я только что заложила. И если будет нужно, я всегда дам отпор его маме…
