1980 год.
Худенькая девочка в школьной форме с коричневым ранцем на спине запрыгнула в отъезжающий желтый автобус. Отдышалась, поправила сбившийся от бега фартук, провела рукой по тугой косичке с вплетенным в нее светлым бантом. В ладошке у девочки уже зажата монетка для покупки билета. В автобусе народу немного, и девочка сразу подошла к кассе, опустила в нее пять копеек. Отрывая билет, отвела в сторону глаза. Она загадывала желание. Может быть, неправильно, это нужно делать по-другому, но девочка делала это именно так. Еще не глядя на билет, она придумывала желание, которое обязательно должно сбыться, если он окажется счастливым. Билет она непременно съест, но после, уже зная, что желание сбудется.
Девочка делала так два раза в день, во время поездки в школу и возвращаясь домой. Иногда ей везло. Повезло и в этот раз — билет оказался счастливым. Значит, они непременно пойдут с родителями в цирк, что на днях приехал в их город. Девочка загадывала это. Ей захотелось подпрыгнуть от радости, но она же серьезная пионерка! Поэтому просто улыбнулась, радостно и безмятежно. Впереди еще столько всего! Длинная, наполненная радостными событиями жизнь. Сколько счастливых билетов еще выпадет ей в жизни!
А в выходные цирк!
НАШИ ДНИ.
Семен сердито пнул по колесу автобуса. Пазик «на ладан дышит». Движку требуется серьезный ремонт, а денег на это выделять не хотят. Снова спровадили его с отговорками. Так и ждут, что автобус «накроется» на маршруте. Семен сердился, ругался, а что толку? Пнул по колесу, разрядился и снова на маршрут.
В принципе автобус свой Семен любил, ухаживал за ним, по мере возможности. Старичок ПАЗ давно шагнул за пределы своих возможностей, его, по идее, списать нужно, а он все таскается по дорогам города, натужно скрипя и коптя воздух. Как и сам Семен. Сел за баранку автобуса сразу после армии, так до сих пор и работает водилой. Каждый день возит пассажиров. Один и тот же маршрут, знакомый до каждой ямки, до каждой выбоины в асфальте.
Многие пассажиры тоже давно знакомы Семену. Утром на каждой остановке входят знакомые лица. Оплатят проезд и усаживаются на свободные места. Многие с водителем здороваются и не прочь бы поболтать. Но знают, что Семен не самый общительный человек. Всю жизнь не сильно разговорчивым был, а в последние годы вообще злой, как собака. На пассажиров порыкивает, смотрит косо.
Некоторых, конечно, смурным видом не отпугнешь. Вот, например, на остановке «Советская» всегда входит одна бабушка, чрезвычайно болтливая. Сразу вздыхает:
— Ой, Сёмочка, а вы представляете?
И начинает выкладывать весь свой вчерашний день, начиная с проделок такого же старого, как она сама, кота. Семёну неинтересно, диалог он поддерживать не хочет. Но не пошлёшь же бабку куда подальше! Покивает немного, чисто из вежливости, потом скажет, что она отвлекает от дороги.
К остановке «Советская» Семен подъезжал с огромной надеждой, что сегодня болтливой бабушке никуда не понадобилось ехать. Выдохнул, не увидев ее.
В автобус вошли другие пассажиры. Кто-то из постоянных. Вот, например, молодая женщина с мамой. Что-то часто они начали ездить вдвоем. Мама тоже не старая, ей около шестидесяти лет. Семён помнит её ещё симпатичной, сорокалетней и очень энергичной женщиной. Каждое утро она входила на «Советской», ехала на работу. А за последние годы сильно сдала. И, кажется, с каждым разом выглядит всё хуже и хуже. Очевидно болеет.
Но Семену до этого дела нет, у него своих проблем «выше крыши», чтобы еще заморачиваться болячками пассажиров. Болезненно выглядящая сейчас пассажирка запомнилась Семену еще и тем, как странно она всегда покупает билет. Протягивает мелочь, а билет берет не глядя, будто специально отводя глаза в сторону. Зажимает его в ладони и уходит вглубь автобуса. И всегда так, а никак иначе! Даже вскользь не бросит взгляд на билет, не сунет небрежно в карман, как другие пассажиры, как делает и ее собственная дочка. Женщина явно со своими тараканами в голове.
«Что-то она совсем расклеилась», — думал Семен, глядя, как дочь поддерживает маму под локоток при посадке в автобус.
Женщина тяжело дышит, ее пошатывает и сидевший паренек сразу же вскакивает, уступая место.
Вот что ей мешает просто сесть? Но, нет! Она, схватившись за поручень, первым делом покупает билет и повторяет свою странную манипуляцию. Зажимает его в ладони, а только потом садится. В конце концов и дочь два билета купить может, если уж она так плохо себя чувствует!
Мать с дочерью вышли на «Раките», как всегда. На остановке возле онкоцентра. Болезненный вид постоянной пассажирки и место, куда она так часто начала ездить, наводили на мысли, но Семен не собирался об этом размышлять.
«Кому сейчас легко?» — было его любимой поговоркой, которую мужчина вставлял к месту и не к месту. Особенно, когда мужики в автопарке хотели пожаловаться на жизнь. Кому сейчас легко?
Да, Семену тоже сложно! Он не зря такой злой, его жизнь таким сделала.
Год назад от мужчины ушла жена. Ушла год назад, а началось все гораздо раньше. Семён может человек и простой, но не дурак и не слепой. Гулять жена начала года три-четыре назад. Тогда у неё появился тот, другой.
Семён всё замечал. Страдал, мучился, но молчал. Любил её очень. Когда заявила, что уходит, не удивился. Удивился другому — что сына подростка забирать не стала. Вот это реально был шок для Семёна и для сына Саньки. И не потому, что мужчина был против того, чтобы сын остался с ним. Нет, ни в коей мере! Потому, что понял он, что жену свою не знал. Не представлял, что она так легко может сына променять на мужика.
Жена, конечно, оправдывалась:
— Семён, ты пойми, у Саши переходный возраст. Его сейчас и так «колбасит». Ему будет сложно найти общий язык с моим новым…. Ну, ты понял. Я же не говорю, что оставлю его навсегда. Заберу, но попозже.
Жена так честно смотрела своими голубыми глазами, говоря это, так хотела обнять Сашку, когда уезжала. А сын дернулся, не позволяя маме приблизиться к себе. И он, и Семён понимали, что все её слова ложь, не вернётся и не собирается этого делать. Уехала в другой город и забрала всё своё, до последней заколки. Так боялась что-то забыть, так суетилась. И чем больше суетилась, тем мрачнее становился сын. Понимал, что мама оставляет его навсегда.
Сейчас Семену становилось смешно, вспоминая слова жены, что подростка «колбасит». Тогда разве «колбасило»? Можно сказать, он ангелочком был. Вот когда мать ушла, тогда Санька и показал отцу «небо в овчинку». Самое подходящее тут выражение — с цепи сорвался. Стал прогуливать школу, шляться по вечерам. Когда возвращался, от подростка несло табачным дымом. Успеваемость, само собой, резко поползла вниз. Семёна стабильно раз в две недели вызывали к директору. Санька грубил учителям, подрывал дисциплину в классе.
Каждый вечер, возвращаясь домой, Семён начинал орать на сына. Он орал, пытался наказывать, Санька огрызался, сбегал из дома. На днях не пришел ночевать. И Семену пришлось всю ночь искать его по друзьям, а утром, не выспавшись, выходить на работу. Работа у него ответственная, он людей возит. Сына он нашел, и ничего страшного вроде бы не случилось. Санька остался ночевать у близкого друга, чьи родители искренне думали, что мальчик отпросился у папы.
Семен скрежетал зубами, понимая, что сын делает все это назло. Первый раз он чуть не ударил пацана. Замахнулся, но остановился в последний момент. А Санька орал:
— Ну ударь, ударь, что тебе? Я же вижу, что хочешь. Злишься, что мать меня не забрала, и тебе приходится мною заниматься, тратиться на меня? У других родители, как родители!
Семен вышел тогда из комнаты, боялся, что не сдержится. В чем сын пытается его упрекнуть? В том, что он плохой отец? А что он не так делает? Работает, не запил после того, как жена ушла. Старается ради сына, а в ответ получает плевок в свою сторону.
Доработав до обеда, Семён пошёл в столовую рядом с автопарком. Хлебал ярко-бордовый, но невкусный борщ и думал о сыне. Мысли мрачные, вот и лицо мрачное. Настолько мрачное, что к нему никто не подсаживался. Мужики из автопарка кивали, проходя мимо с подносами, и уходили за другие столики. А Семену только на руку. Ему общение не нужно, и подсаживаться к нему не надо. Но все-таки кто-то подсел. Семен оторвал глаза от борща. Приподнял голову, собираясь посмотреть, кто подсел к нему за столик, и крайне удивился.
Молодая женщина, пассажирка, что только сегодня сопровождала свою мать до остановки «Ракита». Как она здесь оказалась, что забыла в столовой
— Здравствуйте, я к вам.
Видно было, что женщина волнуется.
— Меня Оля зовут. Я спросила в автопарке, мне сказали, что вы сейчас тут…
— Что хотела? — грубовато спросил Семен.
— Знаете, мы с мамой часто ездим на вашем автобусе. И даже сегодня утром. Вы ведь видели нас, да?
— Допустим. Дальше что?
Ольга судорожно сглотнула. По реакции водителя она уже понимала, что зря пришла. Такой человек никогда не поймет. Разве что на смех поднимет. Хотя нет, не поднимет, для этого он слишком злой.
— Понимаете, моя мама больна. У нее рак. Сейчас проходит седьмую по счету химиотерапию. И не помогает. Ничего не помогает. Четвертая стадия, метастазы по всему телу.
— Я не силен в диагнозах. От меня что хотела?
Семен начал подозревать, что женщина сумасшедшая. Чего она к нему приперлась? Он же не врач.
— Знаете, с самого детства мама ищет счастливые билеты. Она мне давно об этом рассказывала. Как попадется счастливый билет, загадывает желание и оно обязательно сбывается. Всегда сбывается. Можете считать это странностью. Да, вы наверняка так считаете. Но для мамы это все серьезно. Я знаю, что сейчас она загадала. Что если ей попадется счастливый билет, она пойдет на поправку, она не умрёт. Знаю, что глупо, но я не могу больше на неё смотреть. Она молчит, никогда не жалуется, просто съедает себя изнутри. Её съедает болезнь, и она съедает себя. Это так страшно… Я не помню, когда последний раз видела её улыбку.
Зря Ольга надеялась, что столь мрачный человек не поднимет её на смех. Семён всё-таки засмеялся, ехидно так, злобненько захихикал.
— Ты что, хочешь чтобы я подсунул твоей маме счастливый билет? И ты серьёзно рассчитываешь, что она от этого выздоровеет?
— Да нет, конечно! — на щеках молодой женщины проступили багровые пятна, её глаза блеснули неприязнью. — Зря я к вам пришла. Такой человек, как вы, никогда не поймёт.
Ольга дёрнулась, шаркнув пластиковым стулом и убежала. Семён тут же пожалел о своих словах и тем более о смехе. Не надо было так себя вести. Зря он. Ну это же глупо, правда глупо!
После обеда Семён вышел на маршрут и, непроизвольно отрывая билеты от скрученного рулона, начал смотреть на них. Оторвал один и увидел следующий. Вот он, счастливый билет, на который так надеется больная женщина!
— Дадите мне сегодня билет или нет? — ворчливый пожилой мужчина заплатил и смотрел на водителя, застывшего с рулоном билетов в руке, укоризненно.
— Да, сейчас.
Семен убрал в сторону начатый рулон и достал новый.
На следующее утро, подъезжая к остановке «Советская», он уже высматривал двух женщин. Вот они. Старшая входит первой, поддерживаемая дочерью. С ловкостью фокусника водитель подменил рулоны. Достал вчерашний, тот самый, где самый крайний билет считается счастливым. Мужчина и сам не понимал, зачем это делает. Глупо же, глупо!
Женщина, как всегда, зажала билет в ладони, прошла в глубь автобуса, и вдруг Семен услышал счастливый вскрик, когда она села и разжала ладонь. На остановке «Ракита», что возле онкоцентра, пассажирки вышли. Ольга выходила следом за мамой, но перед выходом резко подалась к водителю, благодарно сжала его локоть, вытянув руку, и улыбнулась.
Двери автобуса захлопнулись, он продолжил движение по маршруту. Водитель больше не казался хмурый, он был задумчиво удивленным.
Семен размышлял. До вчерашнего дня он, погруженный в свои проблемы с сыном, не хотел видеть других людей, не хотел вникать в чужую боль. Но ведь у этих женщин действительно боль. Страшно видеть, как близкий тебе человек уходит. Вот это страшно, а не то, что сейчас происходит у Семена с сыном. Они оба здоровы, полны сил, оба агрессивны. Мужчина готов был это признать. Он кидается на сына с агрессией, а Санька отвечает тем же. Люди борются со страшными болезнями, пытаются сохранить жизнь родных, а они двое просто не могут найти общий язык. Санька ведь неплохой! Семен это знал, всегда знал. Нормальный пацан, который тяжело переживает уход матери, стрессует. И батя, который вместо поддержки только орёт на него!
Вечером Семен вернулся домой с вафельным тортиком в руках. Когда-то Санька любил такие. Возможно, сейчас вкусы сына поменялись. Семен не знал. Задумавшись, он понял, что мало что знает о Саньке. Парнишка подрастает, а они как чужие. Ну, пусть будет вафельный тортик!
Саньки дома не оказалось. Он гулял допоздна, а Семен сидел на кухне и ждал, стараясь не закипать, стараясь сохранить тот настрой, что появился у него в течение дня. Сын вернулся почти в двенадцать ночи. Вошел с вызывающим видом, готовый к крикам, к упрекам, ко всему.
Семен поставил чайник, достал из упаковки вафельный торт.
— Там картошка, — кивнул на сковороду. — Ешь, пока чайник закипает. Потом будем чай пить.
Санька растерялся.
— А что, криков не будет?
— Не будет, — вздохнул Семен. — Не хочу больше на тебя орать. Хочу поговорить, как со взрослым. Сань, все, что сейчас происходит, это неправильно. Я сегодня видел людей, которым на самом деле сложно что-то исправить. Вот там тяжело, а у нас такая ерунда. Мы ругаемся каждый день, и в этом виноват, конечно, я. Я взрослый человек, а ору на тебя, на единственного сына, которого очень люблю.
Тяжело дались Семену последние слова. Сказать «я тебя люблю» было нереально трудно. Никогда Семен такого сыну не говорил, считал, что не по-мужски как-то. Это ведь само собой разумеющееся, не так ли? Только чувствовал сейчас, что нужно, сын должен услышать.
Санька съежился на табуретке, медленно поднял голову, посмотрел отцу в глаза.
— Да, я тебя люблю, — повторил Семен. — Ты самый близкий для меня человек на всём белом свете.
— Я тоже тебя люблю, пап, — сглотнул подросток. — Извини, что так себя веду. Просто когда мама ушла…
— Мама ушла, да, — перебил сына Семён. — Ушла и ушла. Но мы-то с тобой друг у друга есть.
— Вот в том-то всё и дело. Когда она ушла, мне показалось, что ты не рад тому, что я остаюсь с тобой. Ты не хотел, я для тебя обуза.
— Да ты с ума сошел, сын! Какая обуза? В тот момент я был немного в шоке. Признаюсь честно, в шоке от поступка твоей матери. Но я рад, что ты со мной. Ты все, что у меня осталось в этой жизни. Ты моя семья и так больно осознавать, что мы только орем друг на друга. Сын, все проблемы можно решить. Давай разговаривать.
— Давай, — кивнул подросток. — Давай свой тортик, картошку не хочу.
ПРОШЛО ПОЛГОДА,
Красивый новый автобус, блестя чистыми стеклами, подкатил к остановке «Советская». Семён не смотрел на пассажиров, что входят. Ни Оли, ни её мамы он не видел тут давно.
Мужчина больше не хмурился и не казался озлобленным. Его старенький ПАЗ пошел под списание, а с новым автобусом будто бы началась новая жизнь. Оказывается, это очень сложно — менять манеру поведения, учиться общению с повзрослевшим сыном. Сложно, но возможно. Случались срывы. Санька «косячил» в школе и Семен с трудом сдерживался, чтобы не наорать. Они разговаривали. Сын учился признавать ошибки, Семен учился общению. И все получалось.
Все изменилось с момента выдачи того счастливого билета. Будто Семен не пассажирке его отдал, а сам загадал желание.
Ольгу с мамой не видно уже несколько месяцев. Первое время, после того, как Семен дал счастливый билет, они еще ездили на «Ракиту». Мама Ольги выглядела по-другому. Всё ещё болезненной, но какой-то одухотворённой, что ли. Её глаза светились надеждой.
Семён хотел бы надеяться, что всё получилось, что химия помогла. Вроде бы чужие люди, а Семён хотел на это надеяться.
На остановке он не смотрел на пассажиров, но вдруг увидел её — Ольгу. В новом автобусе невозможно общаться с пассажирами и билетами теперь заведовал не водитель. По салону ходила кондуктор, а водителя от пассажиров отделяла перегородка с небольшим окошком. Ольга заглянула в это окно, кивнула, как старому знакомому. Выходила она не на «Раките», на другой остановке.
Семён не смог удержаться, вышел из автобуса и крикнул:
— Оля, подождите! Ну что, как у вас дела? Как мама?
Женщина быстро заморгала, сдерживая слёзы.
— Сегодня сорок дней, как мамы нет. Я еду в храм.
Вот, вроде бы, абсолютно чужие люди, чужая скорбь, а у Семёна защемило в груди.
— Значит, зря всё это, — сказал он, глядя в сторону. — Не помог счастливый билетик-то…
— Да вы что, что вы такое говорите, — воскликнула Ольга. — Конечно, помог! Он сделал то, что должен был сделать — дал надежду. Понимаете, когда я к вам пришла, я уже знала, что надеяться не на что. Агрессивная форма рака, четвертая стадия. Химия не помогала, а врачи давали от силы два месяца. Я знала, но маме хотелось верить. Она была из тех людей, которые не готовы смириться. Она боялась уходить. И свято верила в эту примету со счастливым билетом. Понимаете, благодаря вам последние месяцы маминой жизни не были наполнены трагизмом. Они были полны надежды. Спасибо вам за это. Спасибо за надежду, спасибо за улыбку мамы, спасибо за счастливый билет.
