— Опять разбила посуду, растяпа! — Михаил швырнул тапок через всю кухню, попав прямо в мусорное ведро. — Сколько раз тебе говорить: береги вещи!
Анна стояла над осколками той самой чашки с розочками, которую свекровь подарила на свадьбу пять лет назад. Кровь медленно стекала с ладони, окрашивая белые черепки в розовый цвет.
— Я не специально… — начала она, но муж её не слушал.
— Не специально! — передразнил он, хлопнув дверцей холодильника. — Ты вообще что-нибудь специально делаешь? Ужин не готов, в доме бардак, ребёнок орёт с утра до вечера!
— Тимоша простудился, температура…
— А мне какое дело до его температуры? Я устал, я хочу поесть и отдохнуть в тишине!
Анна молча подобрала осколки, каждый кусочек отзывался болью в сердце. Эта чашка была последним, что напоминало о счастливых временах, когда Михаил приносил ей кофе в постель по воскресеньям.
— Михай, может, сядем, поговорим спокойно? — попыталась она, вытирая руки о фартук. — Я понимаю, тебе тяжело без работы, но…
— Без работы?! — взорвался он. — Ты думаешь, я виноват, что меня сократили? Думаешь, мне приятно сидеть дома, пока ты вкалываешь на двух работах?
— Я не это имела в виду…
— А что ты имела в виду? Что я неудачник? Что не могу обеспечить семью?
Из детской комнаты донёсся слабый плач. Трёхлетний Тимоша снова проснулся от крика. Анна рванула к сыну, но Михаил загородил дорогу.
— Стой! Пусть учится засыпать сам. Мужчиной должен расти, а не маменьким сынком.
— Ему три года, Миша! Он болеет!
— Болеет, болеет… В моё время никто с детьми так не нянькался. Отец ремень показал — и все болезни как рукой сняло.
Анна посмотрела на мужа и не узнала его. Где тот парень, который дарил ей цветы просто так? Который часами разговаривал с ней о планах на будущее? Который плакал от счастья, когда родился Тимоша?
— Я иду к сыну, — твёрдо сказала она.
— Иди-иди, — махнул рукой Михаил. — Раз уж воспитываешь из него тряпку. А потом не жалуйся, что вырастет слабаком.
В детской Тимоша лежал красный от жара, его пижамка прилипла к влажной спинке. Анна приложила ладонь ко лбу — горячий, как печка.
— Мамочка, почему папа кричит? — прошептал малыш.
— Папа устал, солнышко. Сейчас дам тебе лекарство, и станет легче.
Но лекарства в аптечке не оказалось. Анна вспомнила, что потратила последние деньги на продукты, а Михаил вчера купил сигареты и пиво на всю оставшуюся сумму.
— Миша, — позвала она мужа. — Нужно в аптеку съездить, у Тимоши жар под сорок.
— На что ехать? На воздухе? — огрызнулся он, не отрываясь от телевизора. — Денег нет, и не будет. Пока работы не найду.
— А поискать не пробовал? Объявления в интернете посмотреть?
Михаил резко встал с дивана, лицо его почернело от злости.
— Ах, значит, я ещё и лентяй? Не ищу работу? Да я каждый день…
— Каждый день сидишь дома и пиво пьёшь! — не выдержала Анна. — А я в семь утра встаю, детей собираю, на работу бегу, потом на вторую, домой только к девяти, а тут ещё и твои крики!
— Если тебе здесь не нравится, — медленно проговорил Михаил, подходя к ней вплотную, — забирай своё барахло и катись к маме. Никто тебя здесь не держит.
Эти слова прозвучали не впервые. За последние три месяца Михаил произносил их каждую неделю, и каждый раз Анна делала вид, что не слышит. Но сегодня что-то внутри неё оборвалось.
— Знаешь что, — сказала она, отступая к окну. — Может, и правда пора.
Михаил опешил. Обычно она молчала, собирала вещи сына и уходила к подруге на пару дней, а потом возвращалась сама. Говорила, что дом всё-таки их общий, что Тимоше нужен отец.
— Что значит «пора»? — нахмурился он.
— Пора заканчивать этот спектакль. Пять лет назад ты обещал любить и защищать. Помнишь?
— Не начинай со своих сказок про любовь, — отмахнулся Михаил. — Мы взрослые люди. Жизнь — не романы твои дурацкие.
Анна вспомнила тот день, когда они ехали из роддома с новорожденным Тимошей. Михаил тогда плакал от счастья, называл сына чудом, обещал быть лучшим отцом на свете. А ещё раньше — их первое свидание в кафе «Уют», где он два часа рассказывал о своих планах, о том, как хочет построить большой дом, завести двоих детей и собаку.
— Ты помнишь, что говорил в роддоме? — тихо спросила она.
— В роддоме? — Михаил почесал небритую щёку. — Да фигню всякую нёс. От волнения. Это же понятно.
— Значит, фигню. — Анна кивнула, будто что-то для себя решила. — Тогда понятно.
— Что понятно? Ты чего это вдруг заговорила загадками?
Из детской снова донёсся кашель. Тимоша звал маму слабым голоском. Анна посмотрела на часы — половина десятого вечера, аптеки уже закрыты. Значит, всю ночь придётся сбивать температуру народными средствами.
— Аня, — окликнул Михаил, когда она направилась к сыну. — Ты чего это взбрыкнула? Я же не всерьёз. Просто нервы сдали.
— Нервы, — повторила она, не оборачиваясь. — У тебя нервы. А у меня что, по-твоему?
— Ну… у тебя тоже. Но ты же умная, должна понимать — мужику без работы тяжело. Я не специально срываюсь.
Анна остановилась в дверях детской. Вот оно — слово «понимать». Сколько раз она его слышала за эти месяцы. «Ты должна понимать», «будь умницей, пойми», «любящая жена поймёт».
— А ты понимаешь, что я работаю по четырнадцать часов в сутки? — обернулась она к мужу. — Что прихожу домой мёртвая, а тут ещё твои концерты каждый вечер?
— Я не кричу каждый вечер, — начал оправдываться Михаил.
— Нет, конечно. Иногда ты просто молчишь и дуешься. Это ещё хуже.
На следующее утро Анна проснулась в пять, как обычно. Тимоша спал беспокойно, но температура спала. Михаил храпел на диване — туда он перебрался после вчерашней ссоры.
В кухне её ждал сюрприз. На столе лежали цветы — три жалких хризантемы из ларька у подъезда.
— Мирись? — Михаил появился в дверях, растрёпанный, в одних трусах.
— Откуда деньги на цветы? — вместо ответа спросила Анна.
— Да ерунда, копейки. Хотел… ну, ты понимаешь.
— Понимаю. На лекарство ребёнку денег нет, а на цветы — нашлись.
Михаил почесал живот, явно не ожидая такой реакции.
— Аня, ну что ты цепляешься? Я же хотел как лучше. Извиниться.
— Цветами? — Анна взяла хризантемы и понюхала. Запах был приторный, неприятный. — Знаешь, что мне нужно вместо цветов?
— Ну?
— Чтобы ты встал и пошёл работать. Хоть охранником, хоть дворником. Но работать.
Лицо Михаила вытянулось.
— Я что, по-твоему, первый встречный? У меня образование, опыт. Не пойду я в дворники.
— Гордость не кормит семью, — сказала Анна, ставя чайник. — А Тимоше нужны лекарства, еда, одежда. Он вырос из всех курток.
— Найду нормальную работу — куплю ему десять курток.
— Когда найдёшь? Через год? Два?
— Не знаю. Но достойную.
Анна налила себе чай в единственную оставшуюся целую чашку — обычную белую, купленную в «Пятёрочке». Хризантемы лежали на столе и пахли похоронами.
— Миша, — тихо сказала она. — Мы не можем больше так жить.
— Что значит «не можем»? — нахмурился он.
— Я устала. Физически и морально. Просыпаюсь — и уже не хочется вставать.
— Ну так возьми отпуск.
— На что жить во время отпуска?
Михаил задумался, явно впервые осознав эту проблему.
— Ладно, — вздохнул он. — Схожу сегодня на биржу труда. Может, что-нибудь предложат.
Анна хотела обрадоваться, но слова «может быть» и «что-нибудь» как-то не вдохновляли.
— Хорошо, — кивнула она.
Но вечером Михаил вернулся мрачнее тучи.
— Что там было? — спросила Анна, укладывая Тимошу спать.
— Да предлагают всякую фигню. Грузчиком за копейки, сторожем в какую-то дыру. Я что, на это учился?
— А сколько предлагали?
— Двадцать пять тысяч. Ты представляешь? За такие деньги я лучше дома сижу.
Анна присела на край кровати. Двадцать пять тысяч — это половина её зарплаты с двух работ. Эти деньги закрыли бы все основные расходы.
— Миша, это же неплохо для начала…
— Для начала? — взвился он. — Я не студент какой-нибудь! У меня семья, ответственность!
— Именно поэтому и нужно работать.
— Не буду я за копейки вкалывать! Найду что-то стоящее.
Анна легла рядом с сыном и закрыла глаза. В голове крутилась одна мысль: «Он не изменится. Никогда.»
— Мам, — прошептал Тимоша. — Папа опять будет кричать?
— Не знаю, солнышко. Не знаю.
Через неделю случилось то, чего Анна боялась больше всего. Тимоша проснулся среди ночи с приступом кашля — лающего, страшного. Дышать он почти не мог.
— Миша! — закричала она, тряся мужа. — Быстро! С ребёнком что-то не так!
Михаил неохотно открыл глаза, посмотрел на часы.
— Два ночи? Аня, ты что, спятила? Дай поспать.
— Тимоша задыхается! Нужно в больницу!
— Само пройдёт. Дай ему воды тёплой.
Анна схватила сына на руки. Малыш хрипел, лицо его было синеватым. Это был ложный круп — она читала об этом в интернете.
— Одевайся! Сейчас же! — рявкнула она на мужа.
— Не ори на меня, — буркнул Михаил, но всё-таки стал натягивать джинсы. — Вечно ты паникуешь.
В приёмном покое дежурный врач осмотрел Тимошу и нахмурился.
— Ларингоспазм. Почему так поздно приехали? Ещё полчаса — и было бы поздно.
Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Мы сразу, как началось…
— Началось-то давно, — покачал головой доктор. — Видите, какое горло? Это не за час образуется. Ребёнка лечить надо было, а не запускать.
— Но мы лечили! Сиропы давали!
— Какие сиропы при такой температуре? Антибиотики нужны были. Где наблюдающий врач?
Анна опустила голову. В поликлинику они не ходили уже месяц — не было денег на платного педиатра, а к участковому не пробиться.
— Ладно, — вздохнул врач. — Кладём на сутки под наблюдение. Подпишите согласие.
Когда Тимошу увезли в палату, Михаил достал сигареты.
— Ну вот, теперь ещё и денег за больницу драть будут.
— Ты серьёзно? — не поверила Анна. — Сын чуть не умер, а ты о деньгах?
— А о чём ещё думать? Откуда их брать на лечение?
— Если бы ты пошёл работать месяц назад, денег хватило бы на всё!
— Опять ты за своё! — рявкнул Михаил. — Всё я виноват! Может, я специально ребёнка заболеть заставил?
— Не заставил. Но и не лечил. Говорил «само пройдёт», «не паникуй».
— Ну извини, что я не врач! Откуда мне знать про всякие там… как их, ларингоспазмы!
Анна посмотрела на мужа и поняла: он действительно не понимает. Для него болезнь сына — это досадная неприятность, которая отвлекает от телевизора и требует денег.
— Миша, — тихо сказала она. — А если бы мы опоздали? Если бы Тимоша…
— Не опоздали же! Чего накручиваешь?
— Но ведь могли!
— Могли, не могли… Мало ли что может случиться. Жить нельзя будет, если обо всём думать.
Анна ощутила странную пустоту внутри. Как будто что-то важное в ней умерло.
— Ты знаешь, что сказал врач? — спросила она.
— Ну?
— Что ещё полчаса — и было бы поздно.
— Слушай, хватит! — взорвался Михаил. — Ничего не случилось! Жив-здоров твой сынок! А ты истерику устраиваешь!
— Мой сынок?
— Ну… наш. В смысле, наш конечно.
— Нет, — покачала головой Анна. — Именно мой. Ты сказал правильно с первого раза.
Михаил стал что-то говорить, но она его уже не слушала. В голове проносились кадры последних месяцев: как она одна водила Тимошу к врачам, одна вставала к нему по ночам, одна покупала лекарства на последние деньги. А Михаил… Михаил жил в этом же доме, но словно в параллельном мире.
— Знаешь что, — сказала она, вставая. — Поезжай домой.
— Как это?
— Так. Поезжай домой, ложись спать. Я с Тимошей останусь.
— Аня, да ладно тебе… Я же не со зла. Просто устал, переживаю тоже.
— Переживаешь. — Анна достала телефон. — Мам? Это я. Можешь сейчас приехать? В больницу. Да, с Тимошей всё нормально, но мне нужна помощь.
— Кому ты звонишь? — нахмурился Михаил.
— Человеку, который приедет посреди ночи, не спрашивая зачем.
Мама Анны приехала через двадцать минут. Вбежала в больницу, запыхавшаяся, в домашних тапочках и старом пальто, накинутом на ночную рубашку.
— Где мой внук? Что с ним? — сразу же кинулась к дочери.
— Всё хорошо, мам. Спит уже. Врачи сказали — завтра выпишут.
— Слава Богу, — перекрестилась та. — А ты как? Бледная какая.
Михаил сидел на пластиковом стуле и курил одну сигарету за другой. При появлении тёщи насупился ещё больше.
— Зинаида Петровна, — кивнул он неохотно.
— Михаил, — холодно ответила та. — Как дошло до больницы? Ребёнок же болел.
— Ну, вы знаете… дети болеют. Ничего особенного.
Анна посмотрела на маму и увидела в её глазах всё понимание мира. Зинаида Петровна одна вырастила двоих детей после смерти мужа. Знала, что такое настоящая ответственность.
— Мам, — тихо сказала Анна. — Можно у тебя пожить? Пока… пока не решу, что дальше делать.
— Конечно, дочка. Всегда можно. Комната твоя не занята.
— Постойте! — вскочил Михаил. — О чём вы говорите? Аня, ты же не серьёзно?
— Серьёзнее некуда, — ответила она, не глядя на него.
— Но почему? Из-за сегодняшнего? Ну поругались, с кем не бывает!
— Не из-за сегодняшнего. Из-за завтра, послезавтра и всех остальных дней.
Михаил растерянно посмотрел на тёщу, будто ища поддержки, но та лишь покачала головой.
— Аня, я изменюсь! Честное слово! Завтра же пойду на ту работу, что предлагали!
— Не надо, — устало сказала Анна. — Ты пойдёшь, проработаешь неделю и бросишь. Скажешь, что издеваются, унижают, платят мало.
— Не брошу! Клянусь!
— Миша, знаешь, что меня больше всего пугает? Не то, что ты не работаешь. А то, что ты не видишь собственного сына.
— Как не вижу? Я же с ним живу!
— Ты знаешь, какая у него любимая игрушка? Что он любит на завтрак? Как зовут его лучшего друга в садике?
Михаил открыл рот, но слова не нашлись.
— То-то же, — кивнула Анна. — А теперь представь: мы живём вместе ещё год, два, пять. Тимоша растёт, а ты так и остаёшься для него чужим человеком, который живёт в одной квартире.
— Аня, прошу тебя…
— Некоторые мосты лучше сжечь, пока они не рухнули сами, — сказала она, вставая. — Мам, поехали домой. Завтра заберём вещи.
Михаил остался сидеть на пластиковом стуле больничного коридора. Анна обернулась в последний раз — он смотрел в пол и шевелил губами, будто что-то считал или молился.
— Мамочка, — прошептал Тимоша, когда они зашли попрощаться. — А папа тоже поедет к бабушке?
— Нет, солнышко. Папа останется дома.
— А мы вернёмся?
Анна поцеловала сына в лоб и впервые за долгое время почувствовала покой.
— Мы построим новый дом, — сказала она. — Наш собственный.
