Анна ненавидела эту дачу.
Старый дом скрипел половицами, будто ворчал на незваную гостью. Покосившийся забор отделял участок от соседских владений, стыдливо отгораживая дом от чужих глаз. Даже яблоня во дворе росла какая-то зловредная — плоды бросала исключительно на голову новой хозяйке.
— Вот зачем я согласилась на это наследство? — Анна вздохнула, разглядывая затянутые паутиной окна.
Три месяца назад умерла тетя Таня, оставив племяннице «райский уголок» с надписью на заборе: «Осторожно, злая собака!» (собаки у тети, кстати, никогда не было).
Разбирая хлам в сарае, Анна наткнулась на странную находку. Почтовый ящик. Настоящий раритет — синяя жесть с красной звездочкой, притом совершенно бесполезная — ни щели для писем, ни открывающейся дверцы.
— Типично для теткиного хозяйства, — проворчала Анна, — даже почтовый ящик бракованный.
Она уже собралась отшвырнуть его в угол, когда ящик вдруг загудел — негромко, странно — будто в нем проснулся моторчик.
— Что за черт! — Анна осторожно постучала по корпусу.
В ответ красная звездочка вспыхнула, будто подмигивая.
* * *
Ночью Анна ворочалась на скрипучей кровати. Октябрьский ветер выл за окном, напоминая ей детство. Те самые осенние вечера, когда мама заворачивала ее в теплый плед, гладя по голове, и читала сказки.
— Зараза, — Анна стиснула кулаки.
Семь лет без мамы. Семь лет угрызений совести за тот день, когда она не приехала в больницу.
Внезапно на кухне раздался громкий стук. Анна вскочила с кровати — скрипучие половины застонали под босыми ногами. Ящик, приколоченный вечером к кухонной стене, валялся на столе. На его боку красовалась ровная щель, будто прорезанная невидимым лезвием. Руки сами потянулись к блокноту, лежавшему в сумочке.
«Это бред», — подумала она, доставая ручку следом за блокнотом и вырывая неровный листок. Она не планировала писать никаких писем, тем более среди ночи, но ничего не могла с собой поделать. Наитие. Интуиция. Просто почувствовала, что так надо.
Рука нерешительно замерла над столом. Анна сделала короткий нервный вдох, и слова сами полились на бумагу:
«Мама, я должна была приехать. Но струсила. И теперь…»
Когда письмо было готово, ящик снова ожил — его щель раздвинулась шире, словно ухмыляющийся рот.
— Ну, принимай, — Анна сунула конверт внутрь.
Ящик щелкнул и исчез. Вместе с письмом.
— Я точно сплю, — констатировала Анна и отправилась обратно в спальню.
* * *
Утром ее разбудил звонок. На экране телефона горела надпись «Входящий вызов: 12 мая 2009 года». И имя абонента: «Мама».
Анна ткнула в «отклонить вызов» дрожащим пальцем.
— Галлюцинации. Я спятила. Надо просто закрыть глаза и хорошенько выспаться, — прошептала она, швыряя телефон на диван.
Телефон тут же зазвонил снова. Тот же номер. Та же дата. Анна смахнула пот со лба и, внезапно решившись, нажала «ответить».
— Алло? — ее голос прозвучал хрипло.
— Анечка, это ты? — в трубке раздался голос, от которого перехватило дыхание.
Настоящий. Живой. Мамин.
Анна уронила телефон. Он упал на пол, но странный звонок не прервался. Из динамика продолжал доноситься встревоженный голос:
— Доченька? Ты там как? Почему ты мне такое письмо написала? Что случилось?
Анна схватила трубку:
— Мам… мамочка? Это правда ты?
— Ну конечно я! — мама рассмеялась, тем самым смехом, который Анна слышала теперь только в самых ярких снах. — Ты сегодня какая-то странная. И письмо твое, прямо сердце сжалось. Может, приедешь?
Анна закрыла глаза. 12 мая 2009 года. За неделю до того дня, когда мама впервые попала в больницу.
— Я приеду, — выдохнула она. — Обязательно приеду. Мам, а ты веришь в чудеса? — Анна сжала телефон так крепко, что пальцы побелели.
— Еще как верю! — мама засмеялась. — Вот сегодня, например, почтовый ящик вдруг оказался полон писем! И среди них — твое. Разве не чудо?
Анна почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— Мам, послушай меня внимательно, — ее голос дрожал. — Тебе нужно сходить к врачу. Срочно. Сделать полное обследование.
— Да что ты такая встревоженная? Я прекрасно себя чувствую!
— Пожалуйста! — Анна почти крикнула. — Сходи в поликлинику завтра же. Ради меня. Обещаешь?
В трубке повисло молчание. Потом мама тихо сказала:
— Хорошо, доченька. Обещаю. Только успокойся. И приезжай, ладно?
— Я приеду, — Анна смахнула слезу. — В этот раз точно приеду.
Разговор оборвался так же внезапно, как и начался. На экране всплыло: «Вызов завершен». Анна бросилась проверять историю звонков — последний вызов три дня назад, подруге. Никакого звонка от мамы в списке не было.
На кухне что-то громко упало. Анна подбежала и застыла: почтовый ящик снова висел на том месте, куда она его вчера приколотила. А из щели торчал уголок конверта.
Анна выдернула его из щели ящика. Ящик издал недовольный скрип, но отпустил добычу. Бумага была знакомой — та самая, голубая в клеточку, которую мама всегда покупала в киоске «Союзпечати». На обороте размашистый почерк:
«Анечка!
Не понимаю, что случилось, но ты меня напугала. К врачу схожу, как просила. Только скажи — откуда у тебя моя старая фотография? Та, где мы в Ялте? Ее же потеряли еще в 95-м!
Целую, мама».
Фотография выпала из конверта. Пожелтевший снимок: маленькая Анна в панамке, мама в синем сарафане, море за спиной. Ту самую фотографию Анна действительно потеряла в детстве, при переезде из старой квартиры.
Она перевернула снимок. На обороте — дата: «15 июля 1993 г.» и надпись детской рукой: «Это мы с мамой. Анечка, 7 лет». Ее собственные каракули. Ящик вдруг затрясся, загремел и выплюнул еще один предмет — маленький ключик на красной нитке.
— И что мне с этим делать? — растерянно спросила Анна.
В ответ ящик недовольно загудел. Потом на его боку проступили буквы, словно кто-то вывел их пальцем по пыли:
«ПОРА ОБРЕСТИ УТРАЧЕННОЕ»
За окном резко завыл ветер. Анна вдруг поняла — игра только начинается.
* * *
Анна вертела в пальцах странный ключик, когда в дверь постучали.
— Кто там? — вздрогнула она, судорожно сжимая находку.
— Соседка, Марья Ильинична! Я видела, как вы разбирали сарай, подумала, может, помощь нужна?
Анна распахнула дверь. За ней стояла бодрая старушка в выцветшем халате, пристально разглядывая ее через толстые линзы очков.
— Ох, деточка, — соседка перешагнула порог, не дожидаясь приглашения. — Из вашего дома грохот стоял на всю улицу. Опять этот ящик чудит?
— Вы знаете про него? — остолбенела Анна.
Марья Ильинична прошлась по комнате, как заправский следователь, и ткнула костлявым пальцем в почтовый ящик:
— Еще бы! Твоя тетка с ним двадцать лет возилась. То письма появляются из ниоткуда, то вещи в доме пропадают. А однажды… — она вдруг осеклась, заметив ключ в руке Анны. — О-о-о. Ну все, началось.
— Что «началось»?
— Найдется ключ — придется искать дверь, — загадочно ответила старушка, роясь в карманах. — Ага, вот, держи.
Она протянула Анне пожелтевший конверт с надписью: «Для новой хозяйки ящика». Внутри лежала записка: «Ищи дверь с красной звездочкой. Только учти — что изменишь в прошлом, то исчезнет в настоящем. Таня».
* * *
Анна стояла перед узкой дверцей в подвал, которую раньше почему-то не замечала. Красная звезда, нарисованная на дереве старой краской, тускло поблескивала в свете фонарика.
— Ну конечно, — пробормотала она, — в каждом уважающем себя старом доме должен быть таинственный подвал.
Ключ будто нагрелся в ее руке. Анна глубоко вдохнула и вставила его в замочную скважину. Замок скрипнул, словно нехотя, но повернулся.
Внутри пахло пылью и, как ни странно, старыми газетами. Анна нащупала выключатель. Лампочка мигнула и осветила маленькую комнату, больше похожую на архив. Повсюду стояли коробки с письмами, аккуратно подписанные годами: «1975-1980», «1981-1985»…
— Что за черт! — Анна потянулась к ближайшей коробке, но вдруг ее взгляд упал на маленький столик в углу. На нем лежала та самая фотография из Ялты, которая выпала из конверта. Анна поднесла фонарик ближе. На фотографии она увидела себя — нынешнюю, тридцатилетнюю — стоящую рядом с мамой на том же самом пляже. Но это было невозможно! В 1993 году ей было всего семь лет!
Из глубины подвала донесся шорох. Анна резко обернулась. На дальней стене, где секунду назад была сплошная кирпичная кладка, теперь зиял проход. В котором стояла маленькая фигурка.
— Привет, — раздался детский голос. — Долго же ты собиралась прийти.
В проеме стояла она сама. Семилетняя. В той самой панамке с фотографии.
* * *
Маленькая Анечка щурилась от света фонаря, переминаясь с ноги на ногу в своих сандаликах. На ее руке красовалась царапина — точь-в-точь как у Анны в детстве, после падения с велосипеда.
— Ты, — взрослая Анна сглотнула ком в горле. — Как ты здесь оказалась?
— Я всегда здесь. Когда кто-то пишет настоящие письма, я помогаю им дойти, — она показала на коробки с датами. — Но твое письмо было особенным.
Сердце Анны бешено заколотилось. Она опустилась на колени, чтобы быть на одном уровне с ребенком:
— Что в нем было особенного?
— Ты первая, кто написал не просьбу, а признание, — серьезно сказала девочка. — Обычно люди просят денег, любви, здоровья. А ты просто хотела, чтобы мама знала, что ты ее любишь.
Анна почувствовала, как по щекам текут слезы. Маленькая версия ее самой неожиданно обняла ее:
— Не плачь. Ты все сделала правильно. Мама сходила к врачу.
— Но ведь ничего не изменилось! Она же…
— Посмотри, — девочка протянула ей фотографию. Анна резко вздохнула — на обратной стороне появилась новая надпись: «15 июля 2013 г. Мамин день рождения».
В этот момент из ящика наверху раздался громкий щелчок.
— Беги! — толкнула ее девочка. — Это самое важное письмо!
Анна бросилась вверх по лестнице. На кухне почтовый ящик лихорадочно дрожал, из щели торчал уголок конверта. Она выдернула его непослушными пальцами.
Дрожащими руками Анна разорвала конверт. Внутри лежали результаты маминого обследования и записка:
«Анечка, ты спасла мне жизнь. Врачи нашли опухоль на самой ранней стадии. Спасибо за твое письмо. Люблю тебя. Мама».
Дата на бланке: 10 июня 2009 года.
Ящик захлопнулся с довольным щелчком. Красная звездочка на его боку медленно погасла. Где-то в глубине дома раздался смех — такой знакомый, такой родной… Анна обернулась. В дверном проеме стояла мама. Настоящая. Живая.
— Ну что, доченька, — улыбнулась она, — будем чай пить? Я как раз заварила твой любимый, с мятой.
* * *
Почтовый ящик исчез на следующее утро. На его месте осталась лишь выцветшая красная звездочка, нарисованная на стене. А вот с двери подвала похожий рисунок исчез, как и странный архив вместе с ним.
Подойдя к окну, Аня увидела маму в саду — та поливала яблоню, которая теперь росла по соседству с другими молодыми деревьями. Золотистые, мелкие яблоки были сложены в плетеную корзину у крыльца.
— Мам! — позвала Аня, распахивая окно. — Пирог готов!
На кухне закипал чайник. На столе дымился только что вынутый из духовки яблочный пирог — ароматный, с золотистой корочкой. Аня накрывала на стол, когда в дверь, вытирая руки старым полотенцем, вошла улыбающаяся мама. В руках она несла несколько яблок — тех самых, что теперь послушно падали в подставленную корзину, а не на голову.
— Горячий еще? — спросила мама, кивая на пирог, и потянулась к нему, не дожидаясь ответа. Аня шлепнула ее по пальцам, совсем как в детстве, и они обе рассмеялись. Красная звездочка на стене вспыхнула последний раз и пропала окончательно, не оставив после себя ни следа.
