Татьяна с трудом поднялась с кровати, чувствуя, как ломит всё тело. Температура не спадала третий день, голова раскалывалась. В коридоре послышался голос Алексея:
– О, а ты что, до сих пор лежишь? Тань, у нас посуду никто не мыл! Да и пельмени я сварил, но они в кастрюле остывают – разберись.
Она услышала, как зазвонил его телефон, и муж, не дожидаясь ответа, ушёл в комнату. Татьяна облокотилась на стену, пытаясь собраться с мыслями. Чай… Нужно сделать себе хотя бы чай.
На кухне её встретила картина: кастрюля с пельменями, гора немытой посуды и Алексей, сидящий за столом с телефоном.
– Таня, – он обернулся с лёгкой усмешкой. – Ты вроде лучше выглядишь. Ну, раз уж зашла, посуду помой, а?
Татьяна смотрела на него, не веря своим ушам. Её руки дрожали. Она медленно развернулась, молча вышла и закрыла за собой дверь. Лёгкий стук о столовый прибор заставил её замереть в коридоре. Глоток воздуха. Слёзы, застилающие глаза, и горячая злость. Но вместо того, чтобы сказать хоть что-то, она опустилась на диван и закрыла лицо руками.
В комнату заглянула дочь, Катя:
– Мам, а папа что, совсем не помогает?
– У него работа, он устает, – автоматически ответила Татьяна.
Катя тихонько присела рядом:
– Но ты тоже ведь работаешь. И когда болеешь, всё равно за ним ухаживаешь. Я видела, как ты ему бульон приносила.
Эти слова будто молотом ударили в сердце. Татьяна вспомнила: Алексей с простудой, она варит суп, прикладывает компрессы. Он всегда на первом месте, но почему она – на последнем?
Катя прервала её мысли:
– Мам, ты только не болей долго. А то папа совсем не знает, как заботиться.
Татьяна ничего не ответила. Впервые она увидела в этих простых словах всю правду.
—
Татьяна лежала в кровати, укрытая одеялом, хотя ей было нестерпимо жарко. Шум воды в ванной говорил о том, что Алексей мылся, совсем не интересуясь её состоянием. Она закрыла глаза и провалилась в воспоминания.
Когда Алексей слёг с ангиной, она не спала ночами: меняла холодные компрессы, бежала в аптеку за нужными лекарствами. Её забота была настолько естественной, что он даже не благодарил. Ей тогда это казалось нормальным – ведь так поступают любящие жёны. Но сейчас, когда она нуждалась в поддержке, он просто сварил пельмени для себя и дочери.
«Он привык к тому, что я всегда рядом, что всё делается само собой», – подумала она. Горечь подступила к горлу, но слёзы сдержала. В дверь заглянула Катя с кружкой чая.
– Мам, я тебе сделала. С лимоном. Попробуй, – девочка неловко протянула кружку, смущённо глядя в сторону.
– Спасибо, солнышко, – тихо сказала Татьяна, принимая горячую чашку.
Катя немного помялась на пороге, потом осторожно спросила:
– А папа знает, что тебе плохо?
– Конечно, знает. Просто он… – она замялась, подбирая слова, чтобы не оправдывать мужа перед дочерью. – Он, наверное, считает, что я справлюсь сама.
Катя покачала головой:
– Он так странно себя ведёт. Ты всегда ему помогаешь, а он…
Татьяна нахмурилась:
– Катя, не надо. Не думай об этом.
– Но это несправедливо! – девочка прищурилась, как будто собиралась заступиться за мать. – Если бы я могла, я бы сама всё сделала, мам.
Эти слова почему-то стали для Татьяны ударом сильнее любой болезни. Ребёнок не должен так говорить, думала она. Это взрослые должны показывать пример любви и взаимопомощи, а не подталкивать ребёнка к таким выводам.
Вечером, когда Алексей устроился на диване с телефоном, Татьяна решилась:
– Лёш, ты вообще понимаешь, что я болею? Тебе в голову не приходило помочь?
Он оторвал взгляд от экрана:
– Я тебе чем-то мешаю? Всё сделал: пельмени сварил, Катю накормил. Тебе что, мало?
– Мне не пельмени нужны. Мне нужно почувствовать, что я тебе не безразлична, – её голос дрогнул.
Алексей недоумённо пожал плечами:
– Не накручивай. Тебе надо просто отдохнуть, и всё пройдёт.
Татьяна замолчала. Её глаза горели обидой, но сил продолжать разговор не было. Она развернулась и ушла в спальню, оставив мужа в привычном для него комфорте.
—
Утро началось привычно: Алексей сидел на кухне, медленно потягивая кофе и листая новости на телефоне. В коридоре звенел рюкзаком Катя — она спешила в школу. Татьяна же, тяжело поднявшись с кровати, остановилась на пороге кухни, замечая, как пыль на полках начала почти оседать слоями. Она вздохнула, чувствуя, как всё сильнее накатывает ощущение пустоты и игнорирования. Ей даже стакан воды давался с трудом.
— Ты куда это? — Алексей лениво бросил взгляд на неё, едва она подошла к столу.
— Надо протереть полки. Тут уже, знаешь, можно картины рисовать, — её голос звучал спокойно, но взгляд выдавал усталость и тень обиды.
— Да ладно тебе, полежи. Не нагнетай, — он пожал плечами, словно её заботы были чем-то второстепенным.
Татьяна не выдержала.
— Лёша, ты вообще понимаешь, что я больна? Ты хоть раз можешь показать, что способен обо мне позаботиться? Просто так, без напоминаний?
Алексей, хмурясь, отпил из кружки:
— Я вчера пельмени сварил! Ты хоть представляешь, как я выматываюсь на работе?
Её лицо застыло, словно эти слова резко выбили из неё воздух.
— Серьёзно? Это твой максимум? — голос дрогнул, но она сдержалась, продолжая почти шёпотом: — Я не прошу пельменей, Лёша. Я прошу твоей заботы. Твоего настоящего участия!
Он встал из-за стола, раздражённо отставив кружку.
— Да забочусь я! Чего ты ещё от меня хочешь? Чтобы я неделю вместо тебя тут убирался? Просто скажи нормально!
— Нормально? — горькая усмешка вырвалась сама собой. — Ты всерьёз думаешь, что я должна ПРОСИТЬ? Это наш дом, наша семья. Я не хочу каждый раз напоминать тебе, что помощь — это не одолжение, а твоя ответственность!
Алексей вспыхнул:
— Ты просто ищешь повод для скандала, да? Ну, давай, выкладывай всё, что накопилось. Только не удивляйся, если я вообще перестану что-то делать!
Она посмотрела на него. Долго и пристально. А потом будто что-то внутри оборвалось.
— Знаешь, я не хочу ссор. Я хочу, чтобы ты хотя бы раз увидел во мне не прислугу, а человека. Человека, который устал так сильно, что больше не может.
Его лицо напряглось. Она видела, как до него вдруг начало доходить, что это не просто перепалка. Но он ничего не сказал, только отвернулся.
В углу комнаты, молча наблюдая за родителями, стояла Катя. Она наконец нарушила тишину:
— Пап, это нечестно. Мама всегда помогает тебе. А ты… ты даже не представляешь, как ей тяжело.
Алексей ничего не ответил. Он медленно опустился обратно за стол, спрятавшись за чашкой, как за щитом. Татьяна развернулась и вышла. Её шаги были быстрыми, почти бегущими.
В спальне, закрыв дверь, она вдруг ощутила странную лёгкость. Лёгкость, смешанную с пустотой. Она больше не надеялась. Больше ничего не ждала.
—
Вечер пришёл незаметно. Татьяна закрылась в спальне, пытаясь переварить всё, что накопилось за последние дни. Мысли беспорядочно сменяли друг друга, но всё сводилось к одному: почему человек, которому она отдала лучшие годы, не способен даже на малую заботу?
Алексей сидел на диване в гостиной, раздражённо переключая каналы телевизора. Катя, сидя рядом, наблюдала за ним, хмурясь.
– Пап, а ты правда не понимаешь, что маме плохо? – спросила она неожиданно.
Алексей вздохнул:
– Кать, ты ещё маленькая, чтобы всё понимать. Мы с мамой взрослые, сами разберёмся.
Катя не отставала:
– Но ты никогда ей не помогаешь. Разве это нормально? Она же всегда делает всё для нас.
Алексей повернулся к дочери, будто хотел ответить, но увидел в её глазах что-то, от чего замер. Впервые он осознал, что их отношения с Татьяной – это не только их личное дело. Катя была свидетелем всего. Её слова, её взгляд – это было отражение их семейной жизни.
– Ладно, Кать, иди в свою комнату. Мне нужно подумать.
Катя неохотно встала, но перед тем как уйти, бросила:
– Пап, ты несправедлив.
—
Спустя час Алексей подошёл к двери спальни. Постучал. Ответа не было. Он зашёл, увидев Татьяну, сидящую на кровати с телефоном в руках. Она не подняла глаз.
– Тань, поговорим? – тихо начал он.
– А что тут говорить, Лёша? Ты ведь всё уже решил. Я для тебя – только часть интерьера.
Его слова застряли где-то в горле. Он сел рядом, положив руку на колено Татьяны. Она отстранилась.
– Не начинай снова, – устало сказала она.
– Послушай… Я неправ. Да, неправ. Я привык, что ты всё делаешь, и как-то даже не задумывался, что тебе может быть тяжело.
– И? – она подняла на него глаза. Взгляд был холодным, как зимний ветер.
– И мне стыдно, Тань. Серьёзно. Я это понял только сегодня, когда Катя сказала… Она права. Я правда вел себя как эгоист.
Татьяна усмехнулась:
– Это всё, что ты хочешь сказать? Извинения – и всё наладится?
Алексей нахмурился:
– Нет. Я хочу это изменить. Правда. Просто… я никогда не думал об этом.
Она горько рассмеялась:
– Да, не думал. И это самое страшное, Лёш. Ты даже не понимаешь, сколько раз я пыталась намекнуть, попросить. Но тебе было всё равно.
– Не было всё равно! – воскликнул он. – Просто я не знал, как. В моей семье мама всегда всё делала. Я думал, что так и должно быть.
Татьяна взглянула на него долго и тяжело.
– А ты не задумывался, что мы – не твои родители? Что я – не твоя мама? Я – твоя жена, Лёша. И мне хочется чувствовать, что ты ценишь меня.
Его лицо было напряжённым. Он опустил голову, словно стыдился своих слов:
– Я ценю, Тань. Прости меня. Дай мне шанс всё исправить.
Татьяна отвела взгляд, но в её сердце что-то дрогнуло. Молчание повисло между ними, пока Алексей не встал и тихо добавил:
– Я начну с завтрака. А там посмотрим.
Он ушёл, оставив её в комнате, но его слова эхом звучали в её голове. Она не была готова прощать, но впервые за долгое время почувствовала, что её голос услышан.
—
На следующий день Татьяну разбудил шум в квартире и запах свежесваренного кофе. Она медленно поднялась, ещё не веря своим ощущениям, и направилась на кухню. Алексей стоял у плиты, пытаясь сжать тосты щипцами, которые явно не предназначались для такой работы.
– Ты что делаешь? – удивлённо спросила она.
Он обернулся, глядя виновато:
– Завтрак. Ну, как-то так. Пыль вытер, полы помыл, туалет почистил. Кофе вот сварил, тосты жарю… И яйца тоже хотел, но сковородка что-то пригорела.
Татьяна молча села за стол. Перед ней появилась чашка кофе, два неровных тоста и половина банана, нарезанная крупными ломтями. Она глядела на это с лёгкой улыбкой.
– Ну, как? – неуверенно спросил Алексей, присаживаясь напротив.
– Самый вкусный кофе на свете! – ответила она, сделав глоток кофе.
Катя, выглянув из своей комнаты, заулыбалась:
– Папа, ты молодец! Но, может, лучше маме цветы купишь, а не тосты жаришь? – она села рядом, игриво толкнув отца в бок.
Алексей засмеялся:
– Ну, цветы тоже можно. Но сначала я хотел хоть что-то сделать сам.
Татьяна посмотрела на него, стараясь уловить в его словах искренность. Она видела, что ему нелегко, что он явно не привык, но при этом пытался. Это было новое для неё чувство – видеть, как Алексей делает шаг навстречу.
– Спасибо, Лёш, – тихо сказала она, разламывая тост. – Это первый раз за долгое время, когда ты сделал что-то не по привычке, а для меня.
Он смущённо потер шею.
– Я хочу, чтобы ты знала: я правда постараюсь измениться. Мне важно, чтобы тебе было легче.
Катя, хихикая, вставила:
– Мам, если что, я могу его научить делать блины. У нас по трудам получилось лучше всех.
Татьяна рассмеялась впервые за многие дни.
– Согласна. Научи его, Кать.
В тот момент Алексей улыбнулся, чувствуя, что лед между ними начал таять. Пусть маленький шаг, но он стал началом чего-то нового.
