— Галочка, собирай вещички и освобождай квартиру. Я тебе неделю даю, — Сергей швырнул ключи на стол так, что они звякнули о стеклянную вазочку.
— Ты что, совсем того? — Галина не оборачивалась от плиты, помешивая борщ. — Тридцать лет здесь прожили, а ты мне приказываешь убираться?
— Приказываю? — он фыркнул. — Да кто ты такая, чтобы я тебе что-то приказывал? Квартира на меня записана, документы у меня. Хочешь — в суд подавай, посмотрим, что тебе светит.
Галина наконец обернулась. На плите булькал красный борщ, пар поднимался к потолку, а она стояла с половником в руке, будто готовилась им кого-то стукнуть.
— Значит, так просто? Пришёл, объявил — и я должна собирать баулы?
— Не баулы, а чемодан. Приличный чемодан, — Сергей уселся в кресло, развалившись, как барин. — У тебя есть сестра в Подмосковье, вот к ней и поезжай. Или на дачу. Дачу я тебе оставляю, не жадный.
— Дачу без газа и света? Где за водой к колодцу ходить? — Галина поставила половник на край кастрюли. — Ты издеваешься?
— Не издеваюсь, а предлагаю разумный вариант. Я с Тамарой женюсь, нам тут жить. А ты что — молодая ещё, устроишься где-нибудь.
— Молодая! — она всплеснула руками. — Мне пятьдесят восемь, Серёжа! У меня артрит, давление, я на таблетках сижу. Куда мне устраиваться?
— Ну, это твои проблемы. Я свою жизнь устраиваю, а не твою.
В этот момент дверь хлопнула — вернулась с работы соседка Раиса Петровна. Она всегда приходила в половине седьмого и всегда громко ставила сумки в коридоре. Голоса через тонкие стены слышны были отлично.
— Надо же, — пробормотала Галина, — даже соседи услышат, как меня с собственной кухни прогоняют.
— А мне плевать, кто что услышит, — Сергей поднялся из кресла. — Решение принято. Документы готовы, завтра к нотариусу подъедет Тамара, оформим всё по-человечески.
— По-человечески? — Галина опустила руки. — Сергей, мы же тридцать лет вместе. Ленку растили, внучку нянчили. Помнишь, как ты в больнице лежал с сердцем? Кто к тебе каждый день ездил? Кто передачи носил?
— Галка, не растекайся мыслею по древу. Что было, то прошло. Сейчас у меня другая жизнь начинается.
— С этой твоей Тамарочкой?
— С Тамарой Викторовной, да. Она меня понимает, ценит. А ты только ворчишь да недовольная ходишь.
Галина подошла к окну. За стеклом серел октябрьский вечер, во дворе горели жёлтые фонари. Рядом старые липы качали голыми ветками — те самые, которые она сажала молодой, когда переехали в эту квартиру.
— И что, если я не соглашусь? — спросила она, не оборачиваясь.
— Не соглашайся. Только толку-то? Документы есть, свидетели есть. Суд мне присудит квартиру, а тебе — ничего. Ещё и расходы на адвоката платить будешь.
— А если я скажу Ленке?
— Скажи. Ленка взрослая, сама разберётся. Она же видит, что между нами ничего хорошего не осталось.
Галина повернулась к мужу. Он сидел в том же кресле, где раньше читал газеты и смотрел футбол. Где засыпал под телевизор воскресными вечерами. Теперь он сидел чужой, будто и не жили они здесь всю жизнь.
— Значит, решение окончательное?
— Окончательное.
— Тогда ладно, — Галина кивнула. — Неделю говоришь? Хорошо. Только позволь мне самой решить, как и когда уходить.
— Решай, мне без разницы. Главное — чтобы к понедельнику всё было чисто.
Сергей поднялся, взял с вешалки куртку.
— Я к Тамаре поехал. Вернусь поздно, не жди.
Дверь за ним хлопнула. Галина осталась одна на кухне с бурлящим борщом и со странным чувством, что жизнь только что переломилась пополам.
На следующее утро Галина проснулась в пустой квартире. Сергей так и не вернулся — видимо, остался у своей Тамары Викторовны. Она заварила себе крепкий чай и села за кухонный стол, тот самый, где они завтракали тридцать лет подряд.
Часов в девять позвонила дочь Лена.
— Мам, как дела? Что-то голос у тебя странный.
— Да так, устала немного, — Галина помешала сахар в стакане. — Лен, а скажи мне, как ты считаешь, я плохая жена была?
— Мам, ты что? С чего вдруг такие вопросы?
— Да так, думаю тут кое о чём. Твой отец вчера заявил, что разводится. И квартиру мне оставлять не собирается.
В трубке повисла тишина.
— Мам, это серьёзно?
— Вполне. Говорит, документы готовы, нотариус завтра приедет. А мне — на дачу или к тёте Зине в Подмосковье.
— Слушай, а может, оно и к лучшему? — голос дочери прозвучал осторожно. — Вы же последние годы только ругались. И эта его Тамара… ну, все про неё знают.
— Знают?
— Мам, ну ты же не слепая. Он уже полгода к ней на дачу ездит каждые выходные. Говорит, рыбалка, а сам…
Галина отставила стакан. Значит, и дочь в курсе. И молчала.
— Лен, а ты что думаешь, мне правда стоит просто собраться и уехать?
— Не знаю, мам. С одной стороны, зачем тебе эти нервы? А с другой… квартира же и твоя тоже. Вы вместе её покупали, ремонт делали.
— Ага. Только документы на него оформлены.
— Тогда надо к юристу. Может, что-то можно предъявить.
— Может, и можно. Только не хочется мне по судам таскаться, доказывать, что имею право в собственном доме жить.
После разговора с дочерью Галина прошлась по квартире. Два комнаты, кухня, ванная. Мебель вся ещё советская, добротная. Диван, на котором внучка Катька любила мультики смотреть. Шкаф-стенка с книгами и фотографиями. На полке — их свадебное фото, где они оба молодые и счастливые.
Она сняла фотографию, посмотрела на неё долго, а потом сунула в ящик стола. Лицом вниз.
В обед пришла соседка Раиса Петровна — за солью.
— Галь, я тут вчера слышала… — начала она, но Галина её перебила:
— Слышала и правильно. Сергей съезжает к молодой, а меня выгоняет.
— Да ты что! — Раиса всплеснула руками. — А как же справедливость?
— А никак. Документы на него, вот и вся справедливость.
— Слушай, а ты к юристу-то сходи. Может, права какие есть.
— Может, и есть. Только знаешь что, Рая? Не хочется мне воевать. Устала я от всего этого.
Раиса покачала головой и ушла, пообещав, что если что — всегда поможет.
Вечером Галина сидела у окна и смотрела, как зажигаются огни в соседних домах. За каждым окном — чья-то жизнь, чьи-то радости и печали. А её жизнь вот так просто заканчивается. По мановению руки.
Но что-то внутри неё возмущалось против такой покорности.
К среде Сергей так и не появлялся. Галина почти привыкла завтракать одна, когда около десяти утра раздался звонок в дверь.
— Галина Михайловна? — На пороге стояла женщина лет сорока пяти, в дорогом пальто и с папкой документов. — Я Тамара Викторовна. Думаю, Сергей вам обо мне рассказывал.
— Рассказывал, — Галина оперлась о дверной косяк. — Проходите, раз пришли.
Тамара прошла в комнату, оглядываясь по сторонам оценивающим взглядом.
— Квартирка неплохая. Ремонт, правда, староватый, но это дело поправимое.
— Чай будете? — спросила Галина сухо.
— Не откажусь.
За кухонным столом они сидели друг напротив друга. Тамара листала какие-то бумаги, а Галина молча наливала чай в стаканы.
— Понимаете, Галина Михайловна, я не хочу, чтобы у нас с вами были недоразумения, — начала Тамара. — Сергей мне всё объяснил. Вы, конечно, расстраиваетесь, но посмотрите здраво на вещи. Мужчина имеет право на счастье.
— Имеет, — согласилась Галина. — А женщина?
— И женщина тоже. Вы ещё не старая, найдёте себе кого-нибудь.
— В пятьдесят восемь лет?
— Почему нет? Сейчас многие в зрелом возрасте личную жизнь устраивают.
Галина отпила глоток чая. Горячий, крепкий, с лимоном — как она любила.
— А скажите мне, Тамара Викторовна, вы детей рожали?
— При чём здесь дети?
— А при том, что когда рожаешь, воспитываешь, дом ведёшь тридцать лет, то как-то не очень хочется в пятьдесят восемь начинать всё сначала. Понимаете?
Тамара поправила причёску — аккуратную, из парикмахерской.
— Понимаю. Но жизнь не стоит на месте. Сергей мне говорил, что вы последние годы только ругались.
— А он вам не говорил, почему мы ругались?
— Ну… из-за бытовых мелочей, наверное.
— Из-за того, что он деньги в казино проигрывал. Из-за того, что домой в три ночи приходил и говорил, что с друзьями рыбачил. Из-за того, что я как дура работала на двух работах, чтобы кредит за эту квартиру выплачивать.
Тамара слегка покраснела.
— Я не думаю, что нам стоит обсуждать подробности вашей семейной жизни.
— А я думаю, что стоит. Раз уж вы пришли мне объяснять, как правильно жить.
В дверь снова позвонили. Это был Сергей, с сумкой и букетом цветов.
— А, Тома, ты уже здесь! — он поцеловал Тамару в щёку, а на Галину даже не посмотрел. — Как дела? Договорились?
— Мы беседуем, — ответила Тамара дипломатично.
— Беседуем, — повторила Галина. — Тамара Викторовна мне объясняет, что в пятьдесят восемь лет самое время личную жизнь устраивать.
— Ну и правильно объясняет, — Сергей сел рядом с Тамарой. — Галка, ты же не собираешься всю жизнь одна сидеть?
— А ты не собираешься поинтересоваться, как я эту жизнь буду устраивать? На что жить буду?
— У тебя пенсия есть.
— Четырнадцать тысяч рублей.
— Ну и что? На хлеб хватит.
— На хлеб хватит, — согласилась Галина. — А на лекарства? На коммунальные платежи? На одежду?
— Подработаешь где-нибудь.
— Где подработаю, Серёжа? Кому нужна женщина пятидесяти восьми лет с больными суставами?
Тамара положила руку на плечо Сергея.
— Серёженька, может, мы всё-таки что-то придумаем? Какую-то компенсацию?
— Какую компенсацию? — Сергей нахмурился. — Квартира моя, документы на меня. Какие ещё компенсации?
— Ну, не знаю… может, часть от продажи дачи?
— Дачу я ей и так оставляю.
Галина встала из-за стола.
— Знаете что? Спасибо за беседу. Очень поучительно было послушать, как вы мою жизнь планируете.
— Галь, не дуйся, — Сергей махнул рукой. — Мы же цивилизованные люди, можем договориться.
— Цивилизованные, — повторила Галина. — Ну конечно. Выгнать жену после тридцати лет брака — это очень цивилизованно.
Она вышла из кухни и заперлась в ванной. Смотрела на себя в зеркало и думала: неужели вот так просто всё и закончится?
В четверг вечером Галина сидела на кухне и писала список. Обычный, хозяйственный — что с собой взять, что оставить, кому что передать. Сергей ушёл к Тамаре ещё утром, сказав, что вернётся в воскресенье за вещами.
— Галь, ты что, правда собираешься сдаваться? — Раиса Петровна заглянула на огонёк с пирожками. — Слушай, а может, всё-таки к юристу? Мой зять говорит, есть варианты.
— Какие варианты, Рая? Тридцать лет назад мы были молодые и глупые. Он сказал: давай на меня оформим, мол, мужчина должен быть главой семьи. А я согласилась.
— Но ты же деньги вкладывала! Работала, кредит платила!
— Работала. Только как это докажешь? Справки все выбросили, свидетелей нет.
— А дочка?
— Лена тогда маленькая была, что она помнит?
Раиса покачала головой и принялась за пирожок.
— Знаешь, а мне одна знакомая рассказывала… у неё муж тоже ушёл, квартиру отсудил. Так она такой скандал устроила! К нему на работу пришла, при всех высказала, что о нём думает. Потом к любовнице домой заявилась, с соседями поговорила. В общем, житья им не давала.
— И что?
— А то и что. Он сам предложил половину квартиры отдать, лишь бы она отстала.
Галина задумчиво помешала чай.
— Не мой это метод, Рая. Не умею я скандалить.
— А зря. Иногда без скандала никак.
После ухода соседки Галина долго ходила по квартире. Трогала вещи, вспоминала. Вот диван, на котором Ленка первые шаги делала. Вот стол, за которым они с Сергеем планы строили — куда летом поехать, что купить, как дочке образование дать.
А вот и пианино — старенькое, но рабочее. Лена на нём играть училась, потом бросила, а Галина иногда наигрывала простенькие мелодии. Сергей всегда говорил: зачем тебе это, всё равно не умеешь. А она играла тихонько, когда он на работе.
Вдруг зазвонил телефон. Лена.
— Мам, я тут подумала… может, мне с папой поговорить? Объяснить ему, что так нельзя?
— Не надо, Лен. Не ставь себя между нами.
— Но мам, это же несправедливо! Ты всю жизнь в эту квартиру вложила!
— Вложила. Только что теперь с этого толку?
— А давай так: я скажу папе, что если он тебя выгонит, то я с ним общаться не буду. И внучку не привезу.
— Лена, не надо шантажировать отца.
— Почему шантажировать? Это принципиальная позиция. Я не могу общаться с человеком, который родную мать на улицу выставляет.
После разговора с дочерью Галина почувствовала странную лёгкость. Будто что-то тяжёлое отпустило. Она подошла к окну — за стеклом уже стемнело, горели жёлтые фонари.
Завтра пятница. Послезавтра суббота. В воскресенье Сергей придёт за вещами и ждёт увидеть пустую квартиру, покорную жену с чемоданами.
А что, если не дать ему такого удовольствия?
Галина прошла в спальню, достала из шкафа старый дорожный саквояж — тот самый, с которым они когда-то ездили в свадебное путешествие в Крым. Положила туда самые необходимые вещи, документы, немного денег.
Потом села за стол и написала записку. Долго думала над каждым словом.
В пятницу утром позвонила на работу, сказала, что заболела. Собрала остальные вещи, самые дорогие — фотографии, мамины украшения, книги. Сложила всё в коробки и отнесла к Раисе.
— Галь, ты что задумала? — соседка смотрела на неё с тревогой.
— Ничего особенного. Просто не хочу устраивать Серёже спектакль с прощанием.
— А куда поедешь?
— Пока не знаю. Решу по дороге.
В субботу вечером Галина в последний раз прошлась по пустой квартире. Мебель осталась, но вещей не было. На холодильнике — записка.
В воскресенье утром она взяла саквояж и вышла из дома. Не оборачиваясь.
На автовокзале купила билет на первый же автобус — куда, было не важно. Важно было уехать отсюда, пока в груди ещё теплилось что-то похожее на надежду.
В автобусе, глядя в окно на убегающие поля и леса, Галина впервые за много лет почувствовала себя свободной. Страшно, неопределённо, но свободной.
А дома, в квартире на кухонном столе, лежала записка:
«Сергей! Квартира твоя, как ты и хотел. Живи с Тамарой и будьте счастливы. Только помни: счастье, построенное на чужом несчастье, долго не живёт. Не ищи меня. Галина.»
Сергей нашёл записку вечером, когда пришёл с Тамарой забирать её вещи. Они планировали устроить маленький праздник — отметить новую жизнь шампанским и тортиком.
— Серёжа, что случилось? — Тамара увидела его лицо и сразу поняла, что что-то не так.
— Она ушла, — он протянул записку. — Просто взяла и ушла. Даже не сказала куда.
— Ну и хорошо! — Тамара пробежала глазами по строчкам. — Меньше проблем. Теперь мы спокойно здесь обустроимся.
Но Сергея почему-то не радовала такая лёгкая победа. Он ходил по пустой квартире и чувствовал себя неуютно. Как будто что-то важное безвозвратно потерялось.
— Может, всё-таки попробуем её найти? — предложил он неуверенно.
— Зачем? Сама ушла — сама и разбирается. Мы же не виноваты, что она такая гордая.
На следующий день позвонила Лена.
— Папа, где мама? Я ей звоню третий день — телефон отключён.
— Не знаю где. Ушла, записку оставила.
— Как ушла? Куда?
— Не написала куда. Сказала не искать.
В трубке повисла тишина.
— Папа, а ты понимаешь, что натворил?
— Что я натворил? Я свою жизнь устраиваю!
— За счёт мамы! Ты выгнал её из собственного дома!
— Дом мой, документы на меня!
— Да плевать мне на твои документы! — Лена кричала в трубку. — Ты предал человека, который тридцать лет рядом с тобой был! А теперь ещё и потерял её!
Лена бросила трубку. Больше она не звонила.
Через неделю Тамара переехала в квартиру. Привезла свою мебель, переставила всё по-своему. Но Сергею было не по себе. Каждый вечер он ждал, что Галина позвонит или придёт. Проверял почтовый ящик — вдруг письмо.
Ничего не было.
Раиса Петровна при встрече в подъезде отворачивалась и демонстративно не здоровалась. Другие соседи тоже смотрели косо.
— Серёжа, может, хватит уже мучиться? — говорила Тамара. — Подумаешь, жена ушла. У тебя теперь новая семья.
Но семьи не получалось. Тамара оказалась требовательной — то ей ремонт не нравился, то мебель старая, то район неподходящий. Денег требовала постоянно: на новые шторы, на посуду, на одежду.
А по вечерам, когда Тамара смотрела сериалы, Сергей выходил на балкон и смотрел на двор. На те самые липы, которые сажали вместе с Галиной молодыми. Сейчас деревья были большие, раскидистые. А Галины не было.
И впервые за много лет Сергей понял, что совершил непоправимую ошибку. Квартиру он получил, но потерял семью. И дочь. И внучку, которая больше не приезжала к дедушке.
А где-то далеко, в маленьком городке на берегу реки, Галина пила чай в съёмной комнатке и читала книгу. Было тихо, спокойно, и никто не говорил ей, что она плохая жена. Трудно, но свободно.
И когда вечером хозяйка дома приглашала её к столу ужинать вместе, Галина понимала: иногда потерять всё означает найти себя.
