“Я прощаю тебя за то, что ты родилась”
С этим очаровательным высказыванием, поверив в себя, объявился папаша. Не совсем понятно, что это – храбрость или скудоумие?
Он соизволил простить Веронику за то, что из-за ее рождения не сбылись его мечты, он не осуществил все свои задумки, не вошел в совет директоров крупного холдинга, не покорил Эверест… Собственно, он и не жил с женой, и от алиментов бегал, и Веронику видел иногда, по редким праздникам. Непонятно, почему вдруг именно она оказалась для него препятствием. Всегда жил, как сам пожелает, без оглядки на дочь.
Но за что-то ее простил.
Конкретно за то, что она родилась.
Осталось загадкой, на какой ответ он рассчитывал, и кто ему подсказал эту чушь, но Вероника ответила ему смайликом, который крутит пальцем у виска, и принимать его “прощение” не захотела.
Даровав дочери непрошенное прощение, он преисполнился собственной значимостью, похвалил себя за осознанность и перешел к конкретным вопросам:
— Не одолжишь 600к? – поджидал у работы.
— Сейчас-сейчас, достану свою чековую книжку, — Вероника похлопала по карманам, — Ой, ее нет.
— Ты же копишь! На что они тебе? Пылятся в банковской ячейке. У тебя ни ребенка, ни котенка. Наш род на тебе и оборвется. Пустышка.
— Одолжу, — сказала Оля, — Под залог твоего дома!
— Мое прощение для тебя ничего не стоит?
— Ты Эйнштейн!
— Я простил. Я решил, что нельзя жить прошлым.
— А я и не живу, но это прошлое сейчас идет за мной по улице.
Она смахнула невидимую пыль с пиджака.
— Не дочь ты мне, а пиранья! Все, что можно, из отца вытянула, а теперь про дряхлого старика можно и забыть??
— Что вытянула? – Вероника встала так, чтобы быть с ним лицом к лицу, — Что?? Договаривай! Перечисли по пунктам, что ты на меня потратил. Время? Те пять прогулок по парку в детстве? За все годы! Пять раз! Пять раз ты повел меня куда-то, чтобы мы, как отец и дочь, повеселились. И даже те разы ты брал с мамы столько, сколько на меня потратил. Что я вытянула? Деньги?? Те жалкие крохи, что ты, раз в год, со снисхождением отдавал маме? Я помню, как ты это выглядело! Как ты приезжал, на своем Мерседесе, и, как вельможа, выходил из него, будто тут подданные ждут твоей подачки. Как говорил маме, что за твою щедрость она обязана отчитываться! За что отчитываться-то? За то, что ты, раз в год, выдавал сумму, на которую и месяц нельзя питаться? Отчитываться! Забудь навсегда, что я есть! Потому что у тебя нет дочери! Ты обманщик, трус, жмот и… просто низкий человек. Ты не заслуживаешь понимания и сочувствия. Я не желаю знать, зачем тебе эти деньги, но я с радостью потом послушаю от знакомых, если тебе они требовались на что-то очень серьезное, а теперь у тебя нет дома, здоровья или чего еще.
“Старик” возрастом в 58 лет оторопело уставился на дочь.
— Не ожидал? – спросила Вероника, — А вот такая я выросла. Ту зашуганную девочку, которая бежала к каждой зеленой машине с криком “папа-папа”, ты уже не увидишь.
— Мне нужны 600 тысяч, — чуть не всплакнул он, — И я не спрашивал у тебя, чего ты там хочешь!
“Дряхлый старик”, проявив недюжинную ловкость и силу, схватил Веронику за горло. Так он поступал с ее матерью, когда та, как строптивилась и отказывалась ему подчиняться. Он хватал ее за шею. Или швырял в стену. Или еще что пострашнее. Мама была низкой, миниатюрной женщиной со слабыми руками и патриархальным воспитанием, и она, чисто физически, не могла ему противостоять. Вероника – другое дело. Ростом она не выше мамы, но руки у нее сильные, и она не чурается сказать мужчине, что он не прав, если так оно и есть. Этим она в бабушку. Когда папа поднял руку на маму при бабушке, та спустила его с лестницы, придав еще и ускорение своей ногой. Характер. На маму повлияли родственники ее отца, бабушка по папиной линии, которая старательно внушала, что муж всегда прав. Мама не могла ему ответить. Вероника – уже в свою бабушку. И, когда отец схватил ее за горло, она отоварила его сумкой с железным термосом по хребту.
В термосе она носила чай на работу.
Отец завыл и отпустил ее.
— Впечатлило?? Или добавить?? – спросила Вероника, отряхиваясь.
— Я на тебя в полицию заявлю!
— Не заявишь! Хотя… А давай! Тут повсюду камеры. С любой из них будет видно, что это ты на меня напал. Заявляй. Я буду этому очень рада.
Он оседал на тротуар.
Несколько потерянных прохожих впали в ступор, увидев, как дочь обращается с отцом.
— Как у тебя рука поднялась? Это папа! Его уважать надо, — воскликнула пожилая женщина, — Он тебя, непутевую, может силой воспитывать, а ты его – никогда! Пропащая ты девушка для женитьбы, если уж родного отца ни во что не ставишь… Вот мой бы сын…
— Твоему сыну 47! Он не женат! Не был женат! И никогда не будет, — сказала подруга пожилой дамы, — И я знаю, почему! Потому что обращается с женщинами так, как ты его научила. Девочка, — это уже Веронике, — Уходи отсюда. А то наслушаешься от них. Я бы свою дочь от такого зятя спасала! А тут – отец!
Вероника прошмыгнула сквозь уже собравшуюся толпу и соскочила с поребрика на дорогу, что вела в переулок.
Переулок заканчивался станцией метро, выводя девушку из затемненных закоулков на широкий проспект.
У метро была сходка продавцов всякой всячины. Сейчас это уже запрещено, особенно, если торговля без лицензии и других разрешений, но не всех успели разогнать. У станции, к которой выбралась Вероника, таких продавцов было больше 15.
— Девушка! – послышалось неуверенно…
Вероника начала оглядываться.
Это ей?
Или нет?
— Девушка, да, я вас спрашиваю.
Вероника собралась с мыслями, ожидая агрессии от той старушки, что ее позвала.
— Ваш кошелек? – спросила женщина.
Вероника безумно заоглядывалась. Она проверила сумку. Кошелька нет. На сумке дырка. Видимо, кто-то подсуетился, пока она бездумно слонялась по этому импровизированному рынку и беспомощно осматривалась, и улучил момент. Но вот вытащить украденное не успел. Испугался привлеченных взглядов, наверное. Кошелек упал на асфальт.
— Спасибо, — Вероника забрала имущество.
— Не за что.
Девушка пригляделась к той, кто вернул ей деньги. Очень возрастная дама. В седых кудрях. В платке. В общем-то, безразличная ко всему происходящему. Она продавала рукоделие: платки, перчатки, варежки, шапки.
— Наверное, надо вас отблагодарить, — просипела Вероника, — Ваша награда.
Она положила в склеенную картонку, что служила бабушке кассой, несколько тысячных купюр.
— Не надо, — ей их вернули.
— Надо, — сказала Вероника, — Не всякий вернет кошелек с наличными…
— На чужое никогда не засматривалась…
Бабушку звали Таня. Это Вероника узнала, когда уговорила ее поужинать в кофейне. Таня (она сама попросила так ее называть) торгует рукоделием не от безделья, а потому что от ее пенсии не остается ни гроша, когда дочь пошарит по карманам.
— И вы ей не запрещаете??
— Запрещаю… Но она все равно берет.
— Храните деньги на карточке, — посоветовала Вероника, — Если вы не знаете, как оформить, я помогу…
— Нет… Если деньги будут на карточке, то как тогда Алиса заплатит своим кредиторам?
Алиса – хорошая девочка. Правда, ей уже за 50. Но она хорошая. Хорошо училась и даже подавала большие надежды. Когда-то. А потом втянулась в игры. Ставки. А за ними пошли и проигрыши, естественно… Бабушка Таня, стоя на морозе и продавая вязаные вещи, закрывает то, что Алиса назанимала.
— У вас совсем никого нет, кто бы мог помочь? – спросила Вероника.
С Татьяной она добралась до ее дома.
— Ты проходи, — сказала женщина.
В квартире было чисто. Но… нище. Нигде нет техники или украшений. На кухне лишь кипятильник и пара разномастных кастрюль, а в комнатах – провода от техники. Ни телевизора, ни радио, ни кухонного комбайна…
Понятно, что все было вынесено и продано.
— Так совсем никого больше нет? – переспросила Вероника.
Ей было не по себе о того, что она пошла в незнакомую квартиру с чужим человеком. Кто знает, что у это старушки на уме, но Вероника уже не способна была уйти.
— Есть. Сын.
— Почему вы не расскажете ему? Нехорошо в 80 лет сидеть на холоде у метро. Конечно, вы не попрошайничаете, но… — Вероника отдала ей все свои деньги, — Но вы вышиваете и вяжете по ночам, а днем продаете это на улице. Это не то, чем должен заниматься пожилой человек. Разве ваш сын вам не поможет, если уж его сестра такая непутевая?
— Он мне высылает иногда деньги.
— Иногда?
— Признаться, я и на то не имею права. Я… его бросила. Алиса младше Паши. Когда она родилась, многие мне сказали, что у нее будут отклонения… У нее расстройство. Своеобразное. Я долго им не верила, но потом, когда она совсем отбилась от рук, я поняла, что не вывожу двоих детей. Муж мой сбежал. Всем рассказывал, какой он замечательный отец, как молится на детей, а сам не приходил к нас. Я поняла, что не справлюсь. Пашу я отдала. В интернат. Он тогда был уже сознательным и понял, что я сделала. Я отдала его, чтобы иметь возможность помочь его сестре. Но вскоре его оттуда вызволили мои родители. Они сами занялись его воспитанием, а меня больше к нему не подпускали.
Вероника прикрыла глаза… Ее отец тоже ушел. Сдал ее на воспитание маме. Но его-то подпускали, это он не хотел приходить.
— И он после такого высылает вам деньги?
— Твое осуждение, как… как нечто кошмарное. Да, высылает. Я каялась. Стояла перед ним на коленях. Просила простить меня за ту слабость. Почти сразу я пожалела о том, что его отдала, но было уже поздно. Мои родители взяли на себя опекунство… Я могла бы с ними судиться, и я не знаю, что меня остановило. Может, то, что ему с ними было лучше, или то, что мне было так проще. Я худший родитель из всех. Я это признаю.
Веронику спугнул приход Алисы. Женщина завалилась в дом и крикнула матери что-то невнятное. Вероника просочилась на лестницу.
К Татьяне она еще приходила.
Составляла компанию.
Уговаривала позвонить сыну.
— Вы же раскаялись. Это важнее всего, — твердила Вероника.
Ее-то отец не раскаялся. Он считал, что это он ее прощает.
Алису посадили из-за кражи. У нее уже был условный срок, а теперь дали реальный. Того, что зарабатывала ее мама, и их пенсий, было мало для платежей. Алиса пошла на преступление. Татьяна… Сердце не выдержало. Всю себя она отдала дочери. Даже старшего сына отдала. И ничего не добилась.
На ее похоронах, которые были организованы и оплачены Вероникой, с цветами появился и Павел.
— Сколько я вам должен? – сходу спросил он.
— Вы действительно хотите поговорить об этом сейчас?
— А когда еще?
— Когда горе остынет. Хоть вы и не признавали ее матерью.
— Вы бы признали? – хмыкнул он.
— Нет. Отца не признаю. Но ему и не совестно за все, что он сделал. А вашей маме было невообразимо стыдно.
— Да, но я все равно сирота. Так сколько я вам должен?
Вероника озвучила сумму.
Покидая неприметную оградку, она увидела, как Павел смахнул слезу.
