Они хоть и считались родными братьями, но по сути — были почти чужие. Два брата, которые смотрели на мир совершенно разными глазами.
Вот и сейчас, войдя в квартиру Ивана, старший брат Вадим мрачным взглядом обвёл комнату, которая сто лет не видела ремонта, всю заставленную старыми книжными шкафами, заваленную книгами, художественными журналами, вырезками из старинных газет, и холодно усмехнувшись, пробормотал:
— Ну, вы и живёте, мать вашу… Иван, вы же с Танькой, вроде, гонорары нехилые получаете. Неужели не можете эту квартиру в порядок привести? Денег жалко, да?
— А что здесь не так? — глупо улыбаясь, спросил младший брат. — Вроде, у нас всё в порядке. Свет горит, вода есть, канализация работает.
— Ваня, ты чего, придуриваешься, что ли? Или ты не видел, как нормальные люди живут?
— Нормальные, это какие?
— А такие, как я. Вот скажи мне, к вам сюда гости, когда-нибудь, приходят? Какие-нибудь.
— Ну, приходят…
— Наверное, такие же, как вы с Танькой?
— Ну, да. В основном, литераторы и художники.
— Ну и как вы их принимаете, в таком бардаке?
— Ну, мы прибираемся, когда они приходят…
— Прибираетесь? — Вадим соорудил на лице ехидную усмешку. — Пыль с полок вытираете, да? А не хотите сделать в квартире нормальный ремонт? Ты же здесь живёшь, после того, как наши родители умерли, уже лет десять, правильно? И в этой квартире до сих пор ничего не изменилось. Как были рамы на окнах старые деревянные, так до сих пор они такими и остались! А стены? Что, трудно обои переклеить, и потолки натяжные сделать? Да если бы батя эту квартиру по завещанию мне оставил, я бы из неё такую конфетку сделал! Все бы только ахнули.
— Я в этом не сомневаюсь. – Добродушная улыбка с лица младшего брата мгновенно слетела. — Я тоже ремонт собираюсь сделать. Вот, только, роман допишу…
— А зачем так долго тянуть? Хочешь, я тебе нормальных мастеров подгоню? И не очень дорогих.
— Нет, пока не надо, — испугался Иван.
— Почему?
— Да потому что мне придётся постоянно отвлекаться. Придётся думать об этом ремонте, как и что лучше сделать, где материалы купить?
— И что? Ты не можешь уделить для этого время?
— Не могу.
— Почему? Ты же, и так, ничего не делаешь! Сидишь сиднем целыми днями за своим столом, и пишешь! Можно же иногда перерыв сделать?
— Да как же ты не понимаешь, что роман писать – это не просто сидеть и водить пером по бумаге! – воскликнул младший брат. — Мне теперь, вообще, ни о чем постороннем думать нельзя!
— Ты, чего больной что ли? — вытаращил на него глаза Вадим. — Что значит, думать нельзя?
— Если я начну отвлекаться на бытовую ерунду, мои герои романа, которые живут в моей голове, умрут. Понимаешь? Их же нельзя надолго одних без просмотра оставлять. Они же — уже живые!
Вадим, почти в шоке, несколько секунд смотрел на Ивана, как на сумасшедшего. Потом опомнился, и на его лице снова появилась недовольная усмешка.
— Брат, а ты точно — в себе? Ты к врачу не хочешь сходить? Провериться.
— Я так и знал, что ты не поймёшь… — махнул рукой Иван. — Ты эту жизнь воспринимаешь не так, как я.
— Да! Не так, как ты! Потому что я её, эту жизнь, воспринимаю правильно! — категорично воскликнул старший брат. — А вот ты… Скажи, а ты о своей Таньке, когда очередной роман пишешь, тоже, совсем не думаешь? Она же, всё-таки женщина, иногда ласки хочет.
— Думаю я о ней, — неуверенно кивнул младший брат. — Когда очень устаю писать. Но ведь и она теперь обо мне почти не думает. Она храм расписывает, который недавно построили. И уже полгода домой приходит страшно уставшая, чтобы только поспать. Я к ней в этот храм недавно приходил, посмотрел на её работу. Ты знаешь, это — что-то! Они там с художниками настоящее чудо создают… Неземное чудо…
Иван опять заулыбался, как ребёнок, а Вадим, напротив, нахмурился.
— Да… Ну, и странные же вы люди… Одна где-то какой-то храм расписывает, другой — никому ненужный роман пишет, а свою квартиру превратили в непонятно что…
— Ну, не знаю… Я считаю, у нас с Таней всё прекрасно, — пожал плечами Иван. — Дом ведь человеку нужен только для того, чтобы в нём двоим было тепло и уютно.
— Вот-вот! А у вас разве уютно?
— Очень уютно.
— Нет! Вы просто в жизни ничего не понимаете! У вас не дом, а… склад какой-то… Склад ненужной макулатуры. Мы с моей Натахой давно весь такой хлам, все эти глупые книжки, и прочее, как вы говорите, искусство, в макулатуру сдали! — Вадик вдруг опомнился. — Кстати, о книжках… Я чего к тебе пришёл-то. У моей Наташки юбилей в воскресенье. Сорок пять ей стукнет. Как говориться — сорок пять, баба – ягодка опять.
— Да, я это помню, — кивнул Иван.
— Так вот. – Тон у старшего брата стал почти официальный. — Мы отмечать будем, ясное дело, в ресторане. А туда теперь глупые подарки юбилярам не приносят. Ну, мода такая. Так что, ты не обижайся, брат, давай в этот раз обойдемся без этих ваших любимых подарочков. Без твоих подписанных книжек, и Танькиных картин. Чтобы нам перед людьми не стыдно за вас было. Сейчас принято с деньгами к юбиляру приходить. Понимаешь, о чём я говорю?
— Я понял, — опять кивнул Иван. — И сколько с нас?
— Ну, так, как вы мне, всё-таки, родные, а не чужие, я думаю, червонца хватит за глаза. Десять тысяч.
— Да-да, конечно. — Младший брат поспешил к шкафу, достал оттуда бумажник, и стал вынимать из него деньги.
— Ты чего, брательник, совсем одичал, что ли? — опешил старший брат. — Я же говорю, вы с Танькой в ресторан с деньгами приходите, и там их Наташке подарите. В конверте. Я вам на днях официальное приглашение пришлю. Красивое.
— Нет, — замотал головой Иван. — Я деньги сегодня отдам.
— Почему?
— Потому что, Таня, наверное, не сможет свою работу в храме бросить. А я без неё не пойду, не обижайся. У меня ведь тоже — роман… Так что, вот тебе сразу червонец. А Наталью мы по телефону поздравим. День в день.
— Ну, вот… Получается, что я за деньгами к тебе приходил… – Вадим, недовольный, взял из рук Ивана деньги, повертел их, и, всё-таки, сунул себе в карман. — Ну, ладно… Странные, вы, конечно… Но Наташке я скажу, что подарок вы ей уже подарили. — Он опять окинул осуждающим взглядом комнату, недовольно сморщил лицо, и пошёл к двери. У неё остановился, и сказал ещё раз: — Да… Если бы мне эту комнату родители оставили, она бы у меня блестела… Но, раз уж они так захотели… Бывай, брат. Привет Танюхе.
Он вышел, и Иван облегченно выдохнул. Потом, подошёл к рабочему столу, сел на стул, уставился глазами в монитор, пытаясь настроиться на работу, но в голове у него непроизвольно вертелось и вертелось: «Мы стали почти чужими… А ведь, вроде, были, когда-то, родными… А теперь — чужие…»
