— Света, подай мне соль, — бросил Дмитрий, не отрываясь от телефона.
Я замерла с тарелкой в руках. Максим поднял глаза от учебника по химии.
— Папа, маму зовут Светлана Михайловна, — сказал сын серьезно. — Ты что, забыл?
Дмитрий наконец оторвался от экрана. Несколько секунд он смотрел на нас растерянно, потом рассмеялся:
— Извините, коллега одна… Инна. Постоянно на работе только про нее и говорят. Вот и перепутал.
Я поставила тарелку на стол. Руки не дрожали, но внутри что-то оборвалось. Семнадцать лет брака, а муж называет меня чужим именем.
— Инна красивая? — спросил Максим с подростковой прямотой.
— Да ладно тебе, сын. Обычная сотрудница. Просто много работаем вместе над проектом.
Дмитрий отложил телефон, но было поздно. Воздух в кухне стал другим.
Я преподаю русский язык уже пятнадцать лет. Умею читать между строк не только в литературе, но и в жизни. Мой муж только что соврал. И даже не потрудился соврать хорошо.
После ужина я мыла посуду, а Дмитрий собирался на какое-то совещание. В восемь вечера. В пятницу.
— Не жди меня, — сказал он, натягивая лучшую рубашку. — Может, поздно вернусь.
— Конечно, дорогой. Важный проект?
— Очень важный.
Он поцеловал меня в щеку. Пахло новым одеколоном, которого я не покупала.
Максим сидел в своей комнате, но я знала — он все слышал. Дети чувствуют ложь острее взрослых.
— Мам, — позвал он, когда за папой закрылась дверь. — Хочешь, чай заварю?
— Хочу.
Мы сидели на кухне, и я думала о том, что мой сын уже совсем взрослый. Высокий, серьезный, с моими глазами и упрямым подбородком отца.
— Он изменяет? — спросил Максим тихо.
— Не знаю.
— А ты проверишь?
Я посмотрела на него. Когда он успел так вырасти?
— Может быть.
— И что тогда?
— Тогда решим.
Максим кивнул. Мы понимали друг друга без слов.
Следующие две недели я наблюдала. Дмитрий стал задерживаться на работе чаще. Телефон теперь всегда лежал экраном вниз. А еще он купил новые джинсы и начал следить за прической.
Я не устраивала сцен. Не проверяла карманы. Просто смотрела на человека, с которым прожила семнадцать лет, и видела чужого мужчину.
— Мам, а что будет с нами? — спросил Максим однажды вечером.
— Мы справимся. Мы с тобой команда.
— А если папа уйдет?
— Значит, так должно быть.
Но внутри я бунтовала. Как он смеет разрушать то, что мы строили столько лет? Как смеет подвергать риску будущее нашего сына?
Дмитрий признался через месяц. Пришел домой после очередного «совещания» и сел напротив меня в гостиной.
— Светлана, нам нужно поговорить.
— Слушаю.
— Я… у меня роман. С Инной. Уже два месяца.
Я смотрела на него и удивлялась собственному спокойствию.
— И что дальше?
— Не знаю. Я запутался. Люблю тебя, но… она другая. Молодая, восторженная. С ней я чувствую себя… живым.
— А со мной мертвым?
— Не так. Просто… привычно. Как будто жизнь остановилась.
— Понятно. А Максим?
— Максим — мой сын. Я его люблю. Но не могу же я жить только ради него.
Я встала, подошла к окну. На улице падал снег, и я подумала, что скоро Новый год. Праздник семьи. Какой иронией это теперь казалось.
— Дмитрий, а ты помнишь, как мы знакомились?
— Конечно. В техникуме. Ты была на курс младше.
— И что ты тогда говорил о семье?
— Много чего говорил. Молодой был.
— Говорил, что семья — это святое. Что никогда не предашь жену и детей.
— Света, не надо…
— Надо. Потому что я верила. Семнадцать лет верила.
Он молчал. Я повернулась к нему.
— Ты будешь с ней?
— Не знаю. Может быть.
— Тогда уходи.
— Прямо сейчас?
— Да. Собери вещи и уходи. Завтра поговорим при Максиме.
Дмитрий ушел той же ночью. Я не плакала. Просто лежала и смотрела в потолок.
Утром пришлось объяснять сыну.
— Папа ушел к другой женщине, — сказала я просто.
— Надолго?
— Навсегда.
— А мы?
— Мы останемся вместе.
Максим обнял меня. Крепко, как взрослый мужчина.
— Я не брошу тебя, мам.
— Знаю.
Развод длился полгода. Дмитрий женился на Инне еще до окончания процесса. Она оказалась беременной.
Я не просила алиментов больше положенного. Не претендовала на квартиру целиком. Просто хотела, чтобы все закончилось.
Но когда Дмитрий пришел забирать последние вещи, я не выдержала.
— Скажи мне честно, — попросила я. — Хоть раз. Ты жалеешь?
— О чем?
— О нас. О семье. О том, что Максим теперь из неполной семьи.
— Жалею, — сказал он тихо. — Но не могу ничего изменить.
— Мог. Мог бы остаться.
— Нет. Я уже не мог.
Через год Дмитрий звонил мне. Плакал в трубку. Говорил, что Инна его выгнала, что ребенок не его, что он все понял.
— Света, можно я вернусь?
— Нет.
— Почему? Ты же любила меня.
— Любила. Но не могу простить.
— За что? За ошибку?
— За то, что ты разрушил семью ради женщины, которая тебя не любила. За то, что предал нас ради иллюзии. За то, что лишил сына отца.
— Я исправлюсь.
— Поздно.
Я положила трубку и больше не поднимала, когда он звонил.
Максим закончил школу с золотой медалью. Поступил в университет. Иногда встречается с отцом, но редко.
— Мам, — сказал он недавно. — Ты не жалеешь, что не простила папу?
— Нет.
— А если бы простила?
— Он бы снова ушел. Рано или поздно. Потому что не умел ценить то, что имел.
— А ты? Ты счастлива?
Я подумала. Счастлива ли я? У меня есть сын, которым я горжусь. Работа, которую люблю. Квартира, где никто не врет мне в лицо.
— Да, — сказала я. — Счастлива.
И это была правда. Не вся, но большая ее часть.
Потому что счастье — это не когда тебя любят. Счастье — это когда тебя не предают. А если предали однажды, значит, предадут снова.
И я не хотела учить сына тому, что предательство можно прощать. Пусть лучше он знает: есть вещи, которые не прощаются. Есть черты, которые не переступают.
Есть достоинство, которое дороже любви.
Дмитрий живет один. Инна давно вышла замуж за другого. Ребенок действительно был не от него.
А мы с Максимом живем дальше. Без лжи, без измен, без необходимости прощать непростительное.
И знаете что? Это тоже счастье. Просто другое.
