— Анночка, а где твоя синяя кофточка? — голос Валентины Ивановны донесся из спальни, когда я мыла посуду после ужина. — Хочу постирать, что висит в шкафу.
Я замерла, держа в руках тарелку. Синяя кофточка была моей любимой — подарок мамы на день рождения, последний, который она успела сделать перед болезнью. Не дорогая, но такая красивая, с тонким кружевным воротничком. Я берегла её для особых случаев.
— Она чистая, Валентина Ивановна, — отозвалась я. — Я её недавно носила.
— Чистая? — свекровь вышла из спальни с кофточкой в руках и покачала головой. — Ну что ты говоришь! Смотри, какие пятна! И запах затхлый. Нет, нужно обязательно постирать.
Я подошла ближе и внимательно осмотрела ткань. Никаких пятен не было. Кофточка пахла моими духами, которые я всегда наношу перед выходом. Но спорить с Валентиной Ивановной было бесполезно — она всегда знала лучше.
— Ладно, — согласилась я, — только аккуратно, пожалуйста. Ткань деликатная.
— Да знаю я, как стирать! — махнула рукой свекровь. — Сорок лет стираю, никто не жаловался.
Алексей сидел в гостиной перед телевизором, делая вид, что полностью поглощен футбольным матчем. Когда я проходила мимо, он даже не поднял глаз. Эта его привычка игнорировать мамины «хозяйственные инициативы» начинала меня раздражать все больше.
На следующее утро, собираясь на работу, я обнаружила свою кофточку в ванной. Она висела на веревке, но цвет стал каким-то тусклым, сероватым. Ткань села и стала жесткой. Кружевной воротничок перекосился и частично распустился.
— Валентина Ивановна, — я вышла на кухню, где свекровь уже поглощала утренний кофе. — Что случилось с кофточкой?
— А что с ней случилось? Постирала, как обещала. Правда, пришлось в горячей воде — пятна не отходили.
— Но пятен не было…
— Анночка, ну что ты! Конечно были! Я же вижу лучше — у меня глаз намётанный. И потом, ткань-то какая непрочная оказалась! Один раз постирали — уже линяет. Видно, подделка китайская.
Я стояла посреди кухни с испорченной кофточкой в руках. Спорить? Объяснять, что это был подарок мамы? Но ведь Валентина Ивановна «хотела как лучше», она же «не чужая в доме».
— Ладно, — пробормотала я. — Что теперь поделаешь.
— Вот и правильно! — свекровь просияла. — А то расстраиваешься из-за всякой ерунды. Лучше порадуйся — я вчера в магазине видела точно такую же, только качество получше. Может, купим?
Но я уже не слушала. Аккуратно сложила испорченную кофточку и унесла в спальню. Положила в дальний ящик комода, к маминым фотографиям и другим вещам, которые Валентина Ивановна еще не успела «улучшить».
На работе я рассказала коллеге Марине про утреннее происшествие. Она выслушала и покачала головой:
— Ань, а ты что, так и будешь терпеть? Сколько уже можно!
— А что я могу сделать? — устало ответила я. — Это же его мама. И квартира его. Я просто живу там.
— Да ну тебя! Ты там не живешь — ты существуешь. Это разные вещи.
Вечером Алексей вернулся домой усталый и голодный. Я приготовила его любимое — жаркое с картошкой. Когда мы сидели за столом, я решилась заговорить:
— Леш, мне кажется, твоей маме не очень удобно со мной в одной квартире.
— Что ты имеешь в виду? — он даже вилку не поднял от тарелки.
— Ну… она постоянно переделывает то, что я делаю. Перестирывает вещи, переставляет мебель, меняет продукты в холодильнике. Может, ей нужно больше личного пространства?
Алексей тяжело вздохнул:
— Ань, мама просто привыкла хозяйничать. Ей нужно чувствовать себя нужной. И потом, в её возрасте тяжело перестраиваться.
— А мне в моем возрасте легко каждый день адаптироваться под её представления о правильности?
— Ну что ты как ребенок! — раздраженно ответил муж. — Нашла из-за чего переживать. Подумаешь, кофточку постирала! Купим новую.
Вот тут я и поняла — он действительно не понимает. Для него это мелочи, не стоящие внимания. А для меня — ежедневное разрушение личности по кусочкам.
Через месяц случилось то, что стало переломным моментом. Валентина Ивановна решила «навести порядок» в нашей спальне. Пока я была на работе, она разобрала мой письменный стол, где я вела домашнюю бухгалтерию и хранила личные документы.
— Анночка, что за беспорядок у тебя был! — встретила она меня на пороге. — Столько ненужных бумажек! Я все выбросила, оставила только важное.
Среди «ненужных бумажек» оказались мои записи для курсовой работы — я заочно училась на втором высшем, мечтала сменить профессию. Полгода конспектов, выписок, планов. Валентина Ивановна посчитала их макулатурой.
— Где мои записи? — спросила я, стараясь говорить спокойно.
— Какие записи? А, эти каракули? Выбросила, конечно. Анночка, ну что толку корпеть над учебниками в твоем возрасте? Семья важнее!
Я опустилась на стул и попыталась подсчитать ущерб. Полгода работы. Экзамен через две недели. Восстановить материал за такое время невозможно.
— Я готовилась к экзамену, — тихо сказала я.
— Ну и что? Сдашь в следующем году! Не умрешь же! А вот семьей нужно заниматься, пока не поздно. Алешенька хороший муж, но мужчины они такие — не углядишь, найдет себе кого помоложе.
Алексей пришел поздно, когда я уже лежала в постели. Он устало разделся и лег рядом.
— Что случилось? — спросил, заметив мое состояние.
— Твоя мама выбросила мои конспекты. Я не смогу сдать экзамен.
— Да ладно, Ань, не драматизируй. Конспекты можно заново написать. Или вообще, может, стоит подумать — надо ли тебе это второе образование? Ты и так много работаешь.
В темноте я смотрела в потолок и понимала: он тоже считает мои планы чем-то второстепенным. Семья — это я, готовящая ужин и убирающая квартиру. А не я, изучающая психологию и мечтающая помогать людям.
На следующий день я пришла домой и увидела в спальне новую картину — пейзаж с березками в золотой раме. Висела она точно там, где раньше была фотография с нашей свадьбы.
— Красиво? — Валентина Ивановна зашла следом. — В комиссионном магазине взяла за копейки! А ваша фотография в альбом убрала — что же ей на стене пылиться?
Я подошла к тумбочке, где всегда лежал наш семейный альбом. Его не было.
— Где альбом?
— На антресолях поставила. Анночка, ну что ты все копаешься в прошлом! Живи настоящим!
Вечером я забралась на стремянку и достала альбом. Листала страницы и вспоминала — как мы выбирали эти фотографии для печати, как расставляли по порядку, как смеялись над неудачными кадрами. Теперь все это было «пылью на полке».
Захлопнула альбом и спросила себя: когда я превратилась в человека, который не имеет права на собственные воспоминания?
Ответ пришел неожиданно четко: с того момента, когда согласилась жить по правилам, которые устанавливает не для себя.
Утром я проснулась с ясной головой и твердым решением. Собрала сумку с самым необходимым, написала записку: «Алексей, мне нужно время подумать. Не ищи». Сняла обручальное кольцо, положила на прикроватную тумбочку рядом с запиской.
Вышла из квартиры тихо, пока все спали. Закрыла дверь на ключ и спустилась по лестнице. На улице было свежо и пусто.
Телефон завибрировал через час. Я выключила звук и положила его в сумку.
