— И что ты себе надумала? — голос матери звучал как звон фарфоровых чашек, тонкий, хрупкий и режущий. — В двадцать пять лет — и за каким-то художником бежать в Москву? Позорище!
Анна стояла у окна, держа в руках письмо. Оно пахло краской . В нём было всего три строчки:
«Аня, я всё решил. У меня выставка, мастерская и свободная комната. Приезжай. Нам надо быть вместе». Подпись — «Саша», немного размазанная, будто он торопился, боялся передумать.
Она держала письмо, как держат сердце, вырванное из груди. А за спиной — голос матери, твёрдый, как бетон.
— Тебя кто воспитывал? Я? Или тот твой художник без рубашки? У него ни кола, ни двора! Ты что, жить собираешься в коммуналке с тараканами?
Аня молчала.
Она всегда молчала, когда мать начинала читать нотации. Не потому, что не было слов. А потому что знала — никакие слова не победят мамину уверенность в своей правоте.
— У нас тут что, плохо, тебе что ли? Квартира есть, работа у тебя приличная — бухгалтер. Пусть не швейцарская банкирша, но и не посуду моешь. Стабильно, да и близко к дому.
Мать шагнула к ней. Взяла письмо из рук.
— Что ты в нём нашла, скажи? Он же нищий, все художники, потом алкашами становятся — все до одного. Будешь его кормить? Рисунки продавать на Арбате?
Аня хотела сказать: «Я люблю его». Но язык прикусил губу, а голос предательски свернулся где-то в груди.
Любила ли ? Да.
Сашу она встретила на выставке, куда её затащила подруга. Он тогда стоял у своих полотен — в рваном свитере и с глазами, полными огня. Не красавец, не богат — но такой … Говорил, как дышал. Рисовал — как будто жил заново.
С ним было тепло. Не уютно, как под маминым пледом, не стабильно, как в бухгалтерии, а именно — тепло, по-человечески. Саша не спрашивал, почему она такая тихая. Он говорил: «Ты — как тишина перед рассветом. Такая редкая».
А мама говорила: «Ты слишком мягкая. Как глина. Люди тебя слепят под себя. А я им — не дам».
Сашино письмо было её шансом. Вырваться. Уехать. Начать свою новую жизнь. Небогатую. Несовершенную. Но свою.
Анна всю ночь просидела на кухне. Мать храпела за стеной, кошка свернулась в клубок. А она гладила письмо, будто прощалась с мечтой.
Наутро она пошла на работу. Улыбалась, как всегда. А вечером — ответила Саше:
« Саша, я не могу прости меня .Мама болеет, я нужна ей. Удачи тебе».
Она пошла на поводу у матери. И…. потеряла шанс на любовь.
Прошло три года.
Аня всё ещё жила с матерью. Работала в той же бухгалтерии. Считала чужие деньги . Всё в её жизни было предсказуемым, так же— как и её жизнь. Без просрочек. Без волнений. Без шанса.
Саша больше не писал.
Сначала она ждала. Проверяла почту, слушала шум шагов у двери. Потом — успокаивала себя: «Ну, значит, не судьба». А через год услышала по телевизору, как в культурной рубрике упомянули нового талантливого художника — Сашу Колесникова. Молодой, смелый, с собственной галереей. Показывали его выставку в Париже. На одном из кадров он стоял в костюме, всё такой же щербатый на один зуб, и говорил:
— Я не боюсь потерять. Я боюсь не попробовать.
Аня выключила телевизор. У неё перед глазами снова мелькнуло письмо. И тот выбор, который ей был дан ,но она не сделала.
Мама в это время листала каталог с бытовой техникой.
— Надо новый холодильник. Этот гудит как паровоз. Ты чего такая бледная?
Аня встала. Налила себе воды. Проглотила ком в горле.
— Всё нормально, — ответила она.
Саша не писал — и она решила забыть. И начать всё сначала. Правда, ничего нового не начиналось. Работа, дом, магазин, мама.
Мужчины? Были попытки. Один — грузчик из соседнего склада, звонил по ночам и говорил, что у неё красивый нос. Другой — инженер из отдела снабжения, один раз отвёл в кино, а потом исчез. Аня не цеплялась. В них не было огня. Не было того, что было в Саше.
И мать всё время вмешивалась:
— Не встречайся с этим , не встречайся, с тем. У первого отец пил, у второго мать — продавщица на рынке. Ты кого в дом приведёшь?
Дом. Стены. Контроль. Даже кошка жила по расписанию.
Аня стала просыпаться с ощущением — упущенного. Будто где-то в другом мире была она — другая. Свободная. Рисующая, возможно. Или просто — счастливая. А вместо неё здесь — бухгалтер с сальными цифрами и тяжелой матерью на шее.
Весной она снова увидела Сашу. Случайно.
Пошла с коллегами на выставку в городской центр искусства — просто из вежливости. Не думала, что он будет там. Но когда увидела знакомый мазок, знакомый почерк — сердце вздрогнуло.
А потом он вошёл.
В чёрной рубашке, чуть постаревший, с сединой у висков — но это был он. И рядом — женщина. Высокая, уверенная, с короткой стрижкой и алой помадой.
— Это моя жена, Клара, — сказал он,
Он узнал её. Узнал мгновенно. Взгляд был… не болезненный. Просто ровный.
— Как ты? — спросил он тихо, когда они остались наедине у одного из холстов.
Аня кивнула. Горло пересохло.
— Работаю. Всё по-старому.
Он ничего не сказал. Лишь взглядом провёл по её лицу. Тепла уже не было. Было вежливое участие.
— Рад, что ты пришла. Правда.
— Я тоже рада, — соврала она.
Саша ушёл. В его жизни уже не было места для неё. И она почувствовала, как окончательно потеряла свою любовь.
Через полгода мать заболела.
Сначала — просто кашель. Потом — усталость. Потом — анализы, врачи, химиотерапия. Диагноз — рак лёгких. Курила сорок лет. Но об этом молчали.
— Я ещё встану на ноги, — говорила мать, закутанная в шерстяной платок. — Главное — таблетки вовремя принимать.
Аня ухаживала. Как могла. Как умела. Без истерик, без жалоб. Просто жила от химии до химии.
Работу пришлось сократить до полдня. Денег стало меньше, времени — ещё меньше. Круг общения — только аптекари и врачи.
Мама стала мягче. Слабее. Как то между приступами кашля она сказала:
— Ты… прости меня, дочка , если что.
— За что мама ?
— За всё. Ты ведь могла… Ты же хотела с ним уехать, да?
Аня опустила глаза. В первый раз мать признала свою не правоту.
— Я боялась тебя потерять, — призналась она. — Боялась, что ты уйдёшь, и я останусь одна. Как бы я жила?
Молчание. Густое, как ночь.
— Но ведь ты и так одна, — тихо добавила Аня. — А я… у меня ни кого нет.
Мать отвела глаза. Она не была жестокой. Она просто эгоистка. Она любила Аню — но по-своему, удушливо, до контроля, до боли.
После похорон матери в квартире стало тихо.
Слишком тихо.
Аня сидела на кухне. Без звонков. Без надобности спешить. Жить теперь можно было — для себя.
Но что-то будто умерло внутри. Не мать. Нет .А время.
Всё, что могло быть — уже прошло.
Сашу она не искала. Его жена была беременна — это она видела на фото в соцсетях , случайно наткнувшись . У них была собака, дом и куча поездок с выставками . У Саши было всё. Но только без неё.
А у Ани — ничего не было. Был чай. И была пустая комната.
Однажды она достала с антресоли старый ящик. Там — тетрадь с зарисовками. Она когда-то любила рисовать. Ещё в школе. Потом — «не до того». Мама смеялась: «Художница из тебя, как из меня балерина».
Аня разложила карандаши. Повела линию. Рука дрожала. Но потом — вспомнила. Тень, свет, изгиб, блик. Лист заполнился. Появился портрет — молодой женщины с глазами, полными надежды. Это была она.
Однажды в кафе на углу она познакомилась с мужчиной. Случайно. Он уронил свою папку, она помогла собрать бумаги.
— Вы — художница? — спросил он, заметив у неё альбом.
— Я… просто учусь. Поздно, наверное, уже, но…
Он улыбнулся. Смуглый, с загорелыми руками, пахнущий дорогим табаком.
— Ничего не поздно, если очень хочется.
Его звали Андрей.
Преподавал в техникуме дизайн. Был разведён, у него была дочь-подросток. Он был спокойный. Не вспыхивал, как Саша. Но смотрел — с уважением.
Со временем они стали встречаться. Без страсти. Но с уважением. С поддержкой друг для друга.. И это было ново для Ани.
Однажды она сказала:
— Андрей , однажды я уже упустила свой шанс. Пять лет назад .
Андрей пожал плечами:
— Всё может быть. А может быть, твой шанс — сейчас.
В жизни Анны опять появился выбор.
Андрей предложил:
— У меня есть знакомый в галерее на Невском. Давай покажем ему твои рисунки.? Ты сама в себя не веришь, но в тебе есть глаз. Стиль. Глубина.
Анна засмеялась. По-настоящему. До слёз.
— Я бухгалтер Андрей. Кто я, чтобы вешать свои работы рядом с профессионалами?
— Ты — человек .Человек который много пережил в своей жизни.. . А это редкий дар, — сказал он.
В галерее её приняли очень насторожено.
Молоденькая куратор с розовыми волосами полистала эскизы, поморщилась на пейзажи, но зависла на портретах.
— А это кто? — спросила она, указывая на портрет мужчины с пронзительным взглядом.
— Это… — Аня замялась. — Просто человек. Художник.
Куратор кивнула:
— У вас всё — о потерянном в этой жизни. Интересно. Давайте одну работу на коллективную выставку. Посмотрим, как пойдёт.
И — понеслось.
На открытие Аня пришла в сером пальто. Волосы — собраны в пучок, руки дрожали. Андрей держал её за плечо.
— Гордись собой, — сказал он. — Ты сделала это.
Посетителей было немного. Но возле её портрета — остановилась женщина в зелёном. Присмотрелась, прочитала подпись: «Тот, кто ушёл».
— Это… Колесников, да? — спросила она. — Похож. Только моложе.
Аня покраснела.
— Вы его знаете?
— Конечно. Я пишу про современное искусство. Он теперь гений. А вы — кто? Подруга? Муза?
Аня вздохнула.
— Когда-то… была шансом.
Через час он вошёл в зал.
Саша.
Неожиданно. Без пафоса. Один.
Увидел портрет. Увидел подпись. Увидел её.
Подошёл. Молчал долго. А потом:
— Ты… нарисовала меня.
— Да, — тихо ответила Аня. — Таким, каким ты был. Когда я отказалась от тебя.
Он взял её за руку.
— Я так долго ждал, что ты передумаешь, что ты приедешь ко мне — сказал он.
— Я тоже очень этого хотела, но мама …
— Но ты и потом не написала.
— Я боялась, я видела ,что ты счастлив.
— Я был счастлив. Но совсем не долго. Но потом понял — не с тем человеком я живу.
Аня молчала.
— Поздно? — спросил он.
Аня посмотрела на Андрея, стоящего у входа с двумя чашками кофе. Потом — на Сашу.
— Ты был моим шансом, — сказала она. —который я упустила . Но теперь… я хочу выбрать своё, не по указке. Просто — своё.
Саша кивнул. Грустно, но с уважением.
— Тогда — нарисуй меня ещё раз. Таким, какой я теперь. И повесь рядом. Может, в следующий жизни мы оба выберем правильно.
Через месяц у неё была первая персональная выставка. Она назвала её «Упущенное». Но на последнем стенде висел портрет — её самой, улыбающейся, с кистью в руке, с тихой уверенностью в глазах.
И название: «Я — теперь».
И это было больше, чем шанс. Это была жизнь.
Прошло два года.
Анна больше не работала в бухгалтерии. Ушла по собственному желанию.Начала преподавать основы рисунка в детской школе искусств. Дети называли её «Анна Викторовна с волшебными пальцами».
Она смеялась. Никогда бы не подумала, что научится улыбаться с лёгкостью.
С Андреем они стали жить вместе. Без штампа. Просто решили: «Хватит жить по раздельности, когда можно жить вместе». Он был надёжным. Она — впервые — не боялась отдать всю себя в руки мужчины.
Однажды Саша позвонил.
— Я уезжаю во Францию.
— Прости, — тихо сказала Аня.
— Не надо. Просто… если ты когда-нибудь приедешь в Париж — знай: у меня есть мастерская. И я всегда рад нарисовать тебя.
— Я теперь сама умею, — ответила она.
Он засмеялся.
— Тогда нарисуй нас — в параллельной вселенной. Где всё у нас с тобой сложилось.
— Уже нарисовала, — сказала Аня. — Но повесила в архив.
Вечером она вернулась домой. Андрей готовил рыбу. Дочь его писала реферат на кухне, грызла карандаш. Аня прошлась по квартире босиком. Подошла к окну. Увидела своё отражение.
Сначала — не узнала.
Женщина в стекле была другой. Уверенной. Спокойной. Красивой.
— Саша звонил, — сказала она Андрею.
— Всё в порядке?
— Да. Просто из прошлого машет мне рукой.
Он подошёл. Поцеловал в висок.
— Аня, спасибо тебе, что выбрала меня. Пусть я не твой шанс. Но я — твой выбор.
Она обняла его.
Шанс бывает один раз.
