Что у них было с Лидой в его короткой жизни — он старался вспомнить в эти последние часы. А то, что эти часы, а может и минуты, последние – он уже понял. Здесь, в расщелине, куда он свалился, было холодно и тихо. Сначала пытался кричать, звать на помощь, а потом, когда голос охрип, просто смотрел в серое небо. Снег в ноябре уже укрыл тайгу плотным слоем.
Он вспомнил, как встретил Лиду, как боялся к ней подойти, потому что она казалась ему необыкновенно красивой. Двадцать семь лет, а он впервые потерял покой из-за девушки. Да, Виктор поздно женился. У него вообще все поздно в этой жизни, и ребёнок тоже поздно родится… но ведь родится. В этом Виктор не сомневался.
Он, геолог, теперь уже, можно сказать, опытный специалист, так нелепо попал в ловушку, оказавшись на дне расщелины и не имея возможности выбраться.
Да, его будут искать, наверняка, уже ищут, но ведь он ушел совсем в другую сторону, и теперь время на поиски будет потеряно. И он понимал, что нет у него этого времени. Если бы ноги… кажется сломаны обе ноги, и не то что встать, трудно шевелиться. Он понимал, что счет уже идет на минуты. Достал планшет и ручку, надеясь, что еще пишет.
Написать письмо именно сыну пришло ему в эти минуты. И он, судорожно сжимая ручку, стараясь распределить силы, чтобы рассказать как можно больше, стал выводить буквы. Коряво, конечно, но хотя бы так. Он верил, что его найдут, но потом — позже. Обязательно найдут. И будет это письмо, в котором он разговаривает с сыном. А самого его уже не будет. А то, что Лида родит сына, он не сомневался. И не потому, что все говорили, и в поликлинике тоже, что родится мальчик, а потому что он сам чувствовал это в такие минуты, которые можно назвать моментом истины.
Он писал еще неродившемуся сыну прощальное письмо.
Здравствуй, сын! Ты уже взрослый, тебе двадцать лет… какой огромный срок, как много можно сделать за эти годы, но я не сделал. Надеюсь, ты успеешь больше. Жаль, что я тебя не увидел и не держал на руках. Как бы мы с тобой играли, как много я мог бы тебе рассказать… и про звёзды, и про Землю, и про недра, и почему лес шумит, отчего снег мокрый… как много вопросов ты мог бы мне задать.
Знаешь, сынок, я прожил интересную жизнь, хоть и короткую. Пусть я мало полезных ископаемых нашел, но кое-что все-таки сделал в э той жизни. А самое главное – я встретил твою маму. И ты тоже встретишь свою девушку, и у вас будет большая любовь, и дети тоже будут.
Не знаю, чем ты будешь заниматься в жизни, но самое главное, я хочу , чтобы ты был, прежде всего, порядочным человеком. Может ты полюбишь небо, или музыку, или станешь художником, а может тебе понравится развивать новые технологии, или работать у станка — это не главное. Главное, оставайся человеком. Береги маму, люби близких, трудись… неважно на каком поприще, просто пробивай себе дорогу, чтобы тебе было интересно.
Сын, я наверное, слишком пафосно пишу, но что поделаешь, нас так учили. Взаимовыручке и ответственности учили.
Сын, мой дорогой сын, как много хочется тебе сказать… но не успеваю… прости, что я не с тобой. Люблю тебя, люблю твою маму, люблю свою работу… Сынок, я верю в тебя.
Твой отец
23 ноября 1973 года
Прошло двадцать лет
Кажется, кто-то пытается открыть дверь. Точно, в прихожей слышен какой-то шум. Гулко упали ботинки на пол, будто их небрежно скинули. Дмитрий, пошатываясь, пошел в ванную, открыл кран. Шум воды заглушал голос отца.
— Ну и где ты был? Скоро утро, тебя почти всю ночь не было.
Дмитрий повернулся. Он почти на голову выше отца, чувствуется усталость и равнодушие.
— Мне двадцать лет, могу я сам распоряжаться своим временем? – спросил он.
— Можешь. Разумно распоряжаться можешь. Но ведь снова был с этой компанией… Дима, это до добра не доведет…
— А может я с девушкой был…
— Нет, это не так. Я ведь знаю, чувствую, да и видел тебя… ты думаешь, сейчас всё можно и это останется безнаказанным?
— А что я сделал не так? Я просто в охране одного влиятельного человека?
— Который рэкетом занимается? Дмитрий, ты ходишь по лезвию ножа…
Ну давайте, устраивайте с матерью головомойку… кстати, где она, почему не присоединилась к тебе? Вдвоем-то легче меня воспитывать.
— Мама в больнице, вчера днем легла… тебя ведь не было с самого утра….
— Что с ней?
— Операция предстоит, возможно завтра, хотя нет, уже сегодня… Послушай, Дима, ты мог бы учиться…
— Ну все, хватит про учебу! Вы постоянно хотели запихать меня в институт… конечно, мои родители с высшим образованием, поэтому и сына надо головой в науку погрузить.
— Это не так. Ты волен заниматься всем, чем пожелаешь, кроме противозаконных действий.
— Папа, счас все так живут. Ну что толку, что я работал? До сих пор зарплату не выплатили. А ты? Ты ведь в своем институте сидишь на жалкие подачки… ну не считая, что таксуешь по вечерам. А мама? Тоже в институте всю жизнь пахала на науку… и что? Она в больнице, а ты караулишь меня всю ночь, сидя у окна… зачем? Чтобы затолкать меня в какой-нибудь ВУЗ?
— Дмитрий, это совершенно не так. Я еще до твоего рождения, хотел, чтобы ты стал просто человеком, независимо от того, какую профессию выберешь. Да что я тебе говорю, на вот, почитай, — Виктор положил сложенный листочек из блокнота на стол.
— Что это?
— Письмо из прошлого. – Виктор устало присел на стул, но прежде включил чайник. – Утро уже, давай хотя бы чай попьем.
Дмитрий развернул листок и стал вглядываться в каракули отца. – Ты что, в первом классе его писал? – спросил сын. – Коряво совсем.
— От холода руки стыли, кое-как нацарапал.
Дмитрий погрузился в эти слова из прошлого. Сначала непонятно, зачем это письмо, кому оно, потому что имени его не было. Потом снова перечитал.
— Ты никогда не рассказывал об этом.
— Я и не хотел рассказывать, как-то не очень приятно вспоминать, как лежал на холоде с переломанными ногами. К тому же все обошлось, меня спасли.
— А это письмо…
— Я его писал тебе, думал, никогда тебя не увижу. А потом меня нашли. Плохо помню эвакуацию, долго ребята возились. В палате очнулся, никакого письма не было, вообще думал, привиделось. Ну а потом Лида пришла, плакала, да и я готов был расплакаться. В общем, лечение, реабилитация… потом ты родился… забыл я про письмо.
— Так я еще не родился значит, когда ты писал его?
— Получается так. Но я почему-то знал, что у нас будет сын.
— А как же оно нашлось?
— Перебирал старые документы, когда маму в больницу отвез, она кое-что просила найти. Ну вот там и нашел этот листок, думаю, его Лиде отдали ребята, когда меня спасли. А она, прочитав, спрятала. Я ведь живой – вот и убрала. Я вообще думал, что оно потерялось. Ну вот прочитал сегодня, и подумал: пришло время и тебе прочитать. Вообще, ты его должен был увидеть при условии, что меня уже нет. – Виктор усмехнулся. – Ты знаешь, сын, у меня такое чувство, что меня, и правда, нет. Смотрю я, как ты катишься куда-то в пропасть, и я вместе с тобой. А что с мамой будет? Как она без нас?
Дмитрий сидел, опустив плечи, на душе было противно. Мать в больнице, отец не выговаривает, как это было раньше, а будто признается в чем-то, и от этого еще тягостнее.
— Если ты внимательно прочитал, там есть строки, где я пишу, что главное, чтобы ты стал человеком. И мне все равно, будешь ли ты профессором или обычным водителем – главное, чтобы вырос человеком. Димка, я старался, честное слово старался. Судьба подарила мне такой шанс – выжить тогда… тебя растить… а я не смог, что-то пошло не так.
— Да все так, — уклончиво сказал Дмитрий, — просто время такое.
— Дима, легких времён не бывает, всегда надо думать, сто раз взвесить и найти выход. Это там, в расщелине, где я лежал поломанный, казалось, нет выхода, а сейчас у тебя – полно дорог. Просто подумай, что тебе нравится…
— Знаешь, я, наверное, уеду, вот мама поправится и уеду. На Север. Тут курсы бурильщиков – совсем недолго учиться – вот отучусь и уеду. Работать. Или тебе стыдно, что твой сын так и останется без высшего образования?
Виктор цепко схватил сына за шею, притянул к себе, прикоснувшись своим лбом к его голове. – Димка, я приму любой твой выбор, если он честный этот путь.
2013 год
— Лида, где мои очки? – Виктор Павлович, шаркая в любимых тапках, ходил из комнаты в комнату в поисках очков.
— И это спрашивает доктор геолого-минералогических наук. – С улыбкой ответила жена. – Держи, и больше не теряй.
— Да-да, обязательно, буду держать при себе. Лида, я ведь зачем очки искал, прочитать еще раз хотел, тут вот про нашего сына написано… наградили, премию дали… — он раскрыл журнал и снова стал разглядывать фотографию Дмитрия.
— Боже мой, Витя, журнал – в наше время это редкость. Сейчас в основном по телевизору показывают и в интернете пишут, — с грустью заметила жена.
— Ну не скажи, у них есть свое профессиональное издание в печатном варианте.
Они сели на диван и снова стали смотреть на фотографию улыбающегося Дмитрия. Сорокалетний мужчина с небольшой бородкой, покрытой инеем, смотрел на них счастливыми глазами.
— Да, Лидушка, дело не в премии, а в том, что наш сын нашел свой путь, свою любимую работу.
— И кто бы мог подумать, что ему понравится специальность бурильщика, — вздыхая, сказала Лида. – Видно есть в этом своя романтика. Нет, я определенно рада за нашего сына.
— Кстати, надо позвонить сегодня, как там они с Леной. Надеюсь, наши внуки приедут учиться к нам, тут ведь у нас город-миллионник, и пусть у нас живут.
Двигались стрелки на часах, что на стене. Было тихо. И они сидели вдвоем, радуясь за сына и за его семью. А то письмо, что написал Виктор в отчаянии сорок лет назад, — где же оно? Его больше нет. Оно сыграло свою роль в нужный момент, и также таинственно исчезло за ненадобностью.
