— Серёж, ты там? — голос Иры донёсся из прихожей, когда я судорожно закрывал вкладку в браузере.
Сердце ухнуло куда-то в пятки. Руки задрожали — нелепо, по-мальчишески. Мне сорок три, я взрослый человек, начальник отдела, а вот дрожу, как подросток, которого застукали за просмотром чего-то запретного.
— Да, на кухне! — отозвался я, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.
Но уже было поздно. Ира вошла, посмотрела на меня — и я понял по её лицу: она знает. Не про вкладку конкретно. Она знает вообще.
Странно устроена жизнь. Двадцать лет брака, двое детей, ипотека почти выплачена, дача строится. Всё правильно, всё по плану. И вот сидишь ты на этой своей выстроенной платформе благополучия — и понимаешь, что задыхаешься.
Началось это три месяца назад. Я листал ленту в соцсетях — бессмысленное занятие перед сном — и наткнулся на предложение дружбы. Маша Королёва. Даже фамилию не сменила.
Двадцать пять лет назад мы с ней встречались два года. Я был студентом третьего курса, она — второго. Мы бродили по осеннему городу, целовались на мосту, читали друг другу стихи и были уверены, что это навсегда.
Потом она уехала по распределению в Екатеринбург, а я остался в Москве. Мы пытались поддерживать отношения, но расстояние съело всё за полгода. Письма становились короче, звонки — реже. А потом просто перестали.
На фотографии она выглядела почти так же, как в двадцать — те же светлые волосы до плеч, те же глаза с хитринкой. Только морщинки в уголках появились, но это шло ей.
Я принял заявку. Написал: «Привет! Сколько лет, сколько зим!»
Банально, конечно. Но что ещё пишут спустя четверть века?
Она ответила через пару часов. Мы разговорились. Оказалось, она тоже в Москве уже лет десять, разведена, дочь учится в институте. Работает в издательстве редактором. Живёт одна, и, судя по всему, это её вполне устраивает.
— Помнишь, как мы с тобой на Воробьёвых горах до утра сидели? — написала она как-то вечером.
Помнил. Ещё как помнил. Тот август перед её отъездом. Мы забрались на смотровую площадку, когда стемнело, и просидели там до рассвета, укрывшись моей курткой. Говорили обо всём и ни о чём. О будущем, которое казалось таким ясным и простым.
— Конечно помню, — ответил я. — Ты тогда замёрзла, и я отдал тебе свитер.
— А сам щёлкал зубами от холода, но делал вид, что тебе нормально. Такой рыцарь.
Эти переписки стали ритуалом. Каждый вечер, после того как Ира засыпала, а я якобы доделывал рабочие дела, мы писали друг другу. Про прошлое, про настоящее. Она рассказывала, как тяжело пережила развод, как научилась жить одна и полюбила это состояние. Я жаловался на рутину, на ощущение, что жизнь проходит мимо.
— Серёж, ты просто устал, — написала она однажды. — Бывает. Нужно что-то менять.
Менять. Легко сказать. Что именно менять в налаженном быте, где всё крутится по заведённому порядку? Работа-дом-дача-работа. Разговоры с Ирой о том, какую плитку выбрать для ванной на даче и когда менять зимнюю резину.
Мы перестали разговаривать по-настоящему лет пять назад. Не поссорились, нет. Просто слова закончились. Остались только бытовые согласования.
А с Машей я будто снова ожил. Она присылала стихи, которые мы когда-то читали друг другу. Я рассказывал ей про работу, и она смеялась над моими историями про корпоративные интриги. Мы обсуждали книги, фильмы, мечты.
— Давай встретимся? — предложил я через месяц переписки.
Пауза была долгой. Минут десять она не отвечала, и я уже пожалел о своих словах.
— Не думаю, что это хорошая идея, — написала она наконец.
— Почему? Просто кофе. По-дружески.
— Серёж, ты женат. У меня нет привычки вмешиваться в чужие семьи.
— Ничего такого не будет. Просто старые друзья встретятся.
Она не ответила. Не писала два дня. Я лез на стену, проверял телефон каждые пять минут, как влюблённый школьник.
На третий день пришло короткое сообщение: «Хорошо. В субботу в три, в кофейне у Пушкинской».
Я соврал Ире, что нужно на работу — проверить документы перед аудитом. Она кивнула, даже не подняв глаз от телефона. Мне стало неловко, но я подавил это чувство.
Встреча вышла не такой, как я представлял. В фантазиях всё было романтично: мы сидим, вспоминаем молодость, смеёмся, и между нами проскакивает та самая искра.
В реальности Маша пришла в строгом костюме, заказала американо без сахара и держалась подчёркнуто дружелюбно, но отстранённо.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал я.
— Спасибо. Йога и правильный сон творят чудеса, — она улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз.
Мы говорили о работе, о детях, о Москве, которая изменилась до неузнаваемости. Всё было правильно, вежливо и абсолютно пусто.
— Слушай, Маш, — я положил руку на стол, почти коснувшись её пальцев, — а помнишь, как мы мечтали уехать на край света? Ты хотела в Питер, на белые ночи, а я — в горы, куда-нибудь на Алтай.
Она забрала руку, взяла чашку.
— Серёжа, это было очень давно. Мы были другими людьми.
— Но ведь что-то же осталось? — в моём голосе прозвучало отчаяние, и я сам это услышал.
Маша посмотрела на меня долгим взглядом. В нём была грусть и что-то ещё — жалость, что ли?
— Оставь в прошлом то, что было хорошим, — сказала она тихо. — Не надо пытаться вернуть то, что давно закончилось.
— Я не пытаюсь вернуть. Я просто… — я замолчал, не зная, как объяснить.
— Ты просто несчастлив в браке, — договорила она за меня. — И ищешь выход. Но, Серёж, я не выход. Я своя отдельная жизнь, которую выстроила с трудом. И в ней нет места для чьих-то иллюзий о прошлом.
Она допила кофе, положила на стол деньги.
— Не обижайся. Просто я уже прошла через это всё — надежды, разочарования, попытки спасти то, что не спасти. Я научилась быть одна. И знаешь что? Это лучше, чем быть с кем-то и чувствовать себя одинокой.
Маша ушла. Я сидел ещё минут двадцать, глядя в остывший капучино.
Дома я ждал обычного вечера: Ира на кухне, запах ужина, вопрос «Как дела на работе?». Но вместо этого меня встретила тишина.
На столе лежала записка. Ирин почерк — аккуратный, округлый.
«Серёжа, я знаю про твои переписки. Знаю про встречу. Не злюсь, даже не обижаюсь особо. Просто поняла: мы давно живём как соседи по квартире. Ты искал что-то на стороне — значит, тебе не хватает того, что есть у нас. Мне тоже, если честно. Я уехала к маме. Подумаю, что делать дальше. Ключи от дачи на полке. Документы на ипотеку в синей папке, если что».
Никаких обвинений. Никаких слёз. Просто констатация факта.
Я сел на диван, и тут меня накрыло. Не вина даже — опустошение. Я пытался вернуть молодость, ощущение влюблённости, а вместо этого потерял настоящее.
Маша была права: я искал иллюзию. Удобную картинку из прошлого, где всё просто и понятно. Но жизнь не работает так. Молодость не вернёшь, а настоящее можно запросто растерять, пока гонишься за призраками.
Ира позвонила через неделю.
— Я подала на pазвод, — сказала она спокойно. — Квартиру оставлю тебе, дачу — мне. Детей не втягиваем.
— Ир, может, поговорим?
— О чём, Серёж? — в её голосе не было злости, только усталость. — О том, что ты скучал по прошлому? Что тебе со мной стало скучно? Я и сама это чувствовала. Просто не знала, что делать. А теперь знаю.
— И что ты будешь делать?
— Жить для себя. Записалась на курсы по дизайну интерьера — всегда хотела, но времени не было. Сниму маленькую квартиру. Может, съезжу куда-нибудь. В общем, начну заново.
Она повесила трубку. Я смотрел в окно на вечерний город и думал: почему так вышло? Мы не ругались, не изменяли (в физическом смысле я Ире не изменил), просто… разучились быть вместе. Или никогда не умели по-настоящему?
Прошло полгода. Pазвод оформили тихо. Дети, уже взрослые, отнеслись философски — видимо, и они чувствовали, что между нами давно ничего не осталось.
Маше я больше не писал. Да и незачем было.
Недавно встретил Иру случайно — в книжном магазине. Она выглядела другой: короткая стрижка, яркая помада, какая-то лёгкость во всём облике.
— Привет, — я растерялся. — Ты… хорошо выглядишь.
— Спасибо, — она улыбнулась. — Ты тоже ничего.
Мы постояли в неловком молчании.
— Знаешь, Серёж, — сказала она вдруг, — я тебе благодарна.
— За что?
— За то, что ты дал мне пинок. Я столько лет жила на автомате: семья, быт, дача. Думала, так и надо. А оказалось, можно иначе. Можно жить для себя и не чувствовать себя виноватой.
Она помахала рукой и ушла, оставив меня стоять с книгой в руках.
Сейчас я живу один. Иногда встречаюсь с кем-то — ни к чему серьёзному не стремлюсь. Работа, спортзал, изредка — кино.
По вечерам иногда думаю: а был ли смысл в этой попытке вернуться в прошлое? Наверное, нет. Но она показала мне главное: нельзя построить настоящее на фундаменте иллюзий.
Маша нашла покой в одиночестве. Ира — в свободе от надоевшего брака. А я всё ещё ищу. Но теперь хотя бы честно — не в прошлом, а здесь, в настоящем.
Может, это и есть взросление: понять, что не всё можно вернуть, склеить, исправить. Иногда нужно просто отпустить и идти дальше.
