— Вика, дорогая, ты же понимаешь, что это слишком много для вас двоих?
Свекровь Людмила Петровна сидела на моем новом диване, который я только вчера купила. Она смачно грызла сухие печенья, и крошки летели на светлую обивку.
— Три комнаты! Для чего вам столько? А у нас с Машенькой однушка! Надо думать не только о себе, но и о семье.
— К чему это разговор? — спросила я. — Вы что, хотите въехать в нашу квартиру вместе с Машей? Тогда и у нас будет тесно.
— Зачем въехать? — причмокнула свекровь. — Обменяться надо на одну большую.
— В каком смысле обменяться? — не поняла я. — Сейчас никакого обмена нет. Только купля и продажа.
— Вот я и говорю, — продолжала свекровь, — две квартиры продать и одну купить.
— Что продать? — не поверила я собственным ушам. — Мою квартиру?
— Ну да, — кивнула свекровь. — И нашу.
— Людмила Петровна, это подарок от моего отца, — попыталась в сотый раз объяснить я. — Он подарил мне эту квартиру еще до свадьбы. Он хотел, чтобы у меня был свой уголок.
— Ну и что? — подала голос золовка Машка.
Она развалилась в кресле, закинув ноги на подлокотник, и красила ногти моим лаком, который взяла, разумеется, без спроса.
— Теперь ты замужем за моим братом. Значит, у вас все общее. Продадите эту квартиру и нашу. И купите одну большую на всех. Нам с мамой и вам с Димкой. Нормально же!
Для них, может быть, это было и нормально. Но жить в одной квартире с женщиной, которая проверяет холодильник и учит меня, как правильно гладить рубашки ее сыночку, я не собиралась. Тем более не радовала перспектива жить с Машкой, которая в свои двадцать восемь до сих пор не работает, потому что «не нашла себя».
В это время с работы вернулся Дима.
— О, мам, вы уже здесь? Обсуждаете продажу? — он чмокнул мать в щеку, обнял сестру.
А мне даже не улыбнулся. Он вообще последнее время стал каким-то чужим и холодным. Я думала, устает на работе, но, видимо, мамаша уже давно начала капать ему на мозги.
— Да вот, твоя упрямится, — всхлипнула Людмила Петровна, она умела давить на жалость. — Не хочет о семье думать. Мы же с Машенькой в той конуре задыхаемся, а ей все равно.
— Вик, ну что ты жадничаешь? — Дима сел рядом с матерью, и они втроем принялись меня уговаривать. — Мама права. Зачем нам две квартиры? Продадим эту и мамину. Купим одну хорошую. Маме уже тяжело одной. Машке тоже пора замуж, жениха приводить некуда.
— То есть вы уже без меня все решили? — спросила я. — И тебя тоже все устраивает.
— Ну да, — пожал плечами муж. — По-моему, это отличная идея. Сразу надо было так сделать.
Я замолчала. Что тут скажешь? Что я не хочу видеть его мать каждое утро? Что Машка ворует мою косметику? Что я устала от их «семейных ужинов», где обсуждают всех родственников. А потом переходят на меня, почему не беременна, почему не готовлю борщ, как мама, почему такая худая и тому подобное.
— Дим, это папа мне подарил, — сказала я. — Не нам, а мне. Понимаешь разницу?
— Ну и что? Мы же семья! — начал злиться Дима. — Или ты не считаешь мою маму и сестру своей семьей? Они тебе чужие, да?
Я всегда поражалась, как мой муж и его родственники умели все так перевернуть, что я оказывалась плохая.
— Давайте поговорим об этом позже, — сказала я. — Я устала.
— Вечно ты уставшая! — закатила глаза Машка. — Сидишь в своем офисе, бумажки перекладываешь. Мама всю жизнь на двух работах работала и не ныла.
На следующий день родственнички пришли с подкреплением. Вместе со свекровью и золовкой заявились Димина тетка, дядька, даже какая-то троюродная бабушка, которую я видела второй раз в жизни. Все эти люди устроили семейный совет в моей квартире.
— Виктория, вы должны понимать, — вещала тетка, — семья Поляковых всегда держалась вместе. А вы хотите нарушить традиции.
— Какие традиции? — не выдержала я. — Жить в одной квартире и ненавидеть друг друга? Как вы с Людмилой Петровной не разговариваете уже пять лет из-за дачи? Я так не хочу. Это мое жилье, моя собственность. И я вообще не понимаю, при чем здесь вы?
Тетка осеклась и побагровела, Людмила Петровна вскочила.
— Как ты смеешь! Димочка, ты слышишь, как она со старшими разговаривает?
Этот разговор, как и все остальные, ничем не закончился. Родственники ушли. А муж со мной до вечера не разговаривал.
Дима мрачнел с каждым днем. Дома он со мной почти не общался, спал тоже на диване. Мать названивала ему по десять раз на дню, жаловалась. Машка писала мне гадости в мессенджер: «Из-за тебя мама плачет каждый день. Дима страдает. Ты разрушаешь семью».
А потом я нашла переписку Димы с матерью, он забыл закрыть ноутбук. Они с матерью обсуждали, как лучше на меня надавить. Людмила Петровна советовала «пригрозить разводом, чтобы эта клуша испугалась». Машка предлагала: «Может, забеременеть ей надо, с ребенком сговорчивее будет».
Дима писал: «Не волнуйтесь, она сломается. Вика всегда уступает, просто сейчас отец ей мозги промыл. Зря я, что ли, жену с квартирой искал».
«Поэтому не тяни время. Не дай бог, разбежитесь, ты ни с чем останешься. У нас жить негде. Нам с Машкой вдвоем тесно. А так будет совместно нажитое имущество», — писала в ответ мать.
У меня подкосились ноги, когда я это прочитала. Мой отец копил на эту квартиру годами, чтобы у его дочки было свое жилье.
— Это тебе, солнышко, — сказал он. — Чтобы всегда был свой угол. На всякий случай.
Я перечитала переписку еще раз: «клуша», «сломается», «всегда уступает», «всегда с квартирой искал».
А ведь они были правы, я всегда уступала. Я уступила, когда Людмила Петровна вселилась к нам на месяц «погостить» и осталась на три. Когда Машка взяла мою карточку «на хлеб» и сняла двадцать тысяч на «срочные нужды». Всего уже и не вспомнишь.
Я собрала вещи мужа в большую спортивную сумку за час. Потом вызвала курьера и отправила сумку по адресу свекрови. Следующим этапом была замена замков, а Диме я отправила сообщение: «Домой не приходи. «Клуша» поменяла замки. Это моя квартира. И я «не сломаюсь». На развод подам сама. А ты оставайся со своей «дружной семьей». Ищи себе другую «жену с квартирой».
Дима названивал в дверь весь вечер, колотил ногами, ругался и угрожал. Наконец, соседям надоел этот «концерт», и они пригрозили полицией. Диме оставалось только уйти.
Он потом еще долго звонил, даже приезжал. Говорил, что я все не так поняла, умолял дать второй шанс, но мне с ним разговаривать было не о чем. После того что я узнала, у меня внутри будто что-то надломилось раз и навсегда.
Людмила Петровна присылала голосовые сообщения, потому что трубку я не брала. В них она то рыдала, то угрожала, Машка писала, что они мне этого не простят.
Но адвокат сказал, что квартира — добрачное имущество, полученное по дарственной. Делить здесь нечего, развод мы оформили быстро.
Вчера заходил папа, посмотрел, как я тут одна, и сказал:
— Молодец, солнышко. Знал, что ты сильная. Просто иногда забываешь об этом.
А Людмила Петровна, говорят, теперь не может Машку выгнать из единственной комнаты. Та притащила очередного «жениха», и они там живут втроем. Дима снимает квартиру и жалуется нашим общим друзьям, что дорого.
