— Ты только послушай и скажи честно, как подруга, я что, по-твоему, монстр? Ну вот честно, Лид? — Марина Анатольевна нервно закурила, хотя бросила десять лет назад.
Лидия Аркадьевна молчала. Она знала, сейчас лучше не встревать. Подруга выговорится, тогда и вставишь слово.
— Ты же помнишь, как он привёл её? Дашу. Девочка. Ребёнок сама ещё. Наивные глазки, розовые кеды, живота ещё нет, но беременна три месяца. Я вообще тогда оторопела. Мальчику двадцать, самому бы ещё вырасти, а тут семья, жена, ответственность.
Марина Анатольевна налила себе ещё чаю, не дожидаясь ответа, и продолжила:
— Я ничего не сказала тогда. Улыбнулась, внуку, мол, рада буду. Поддержала. Квартиру свою им оставила. Они же где жить будут? У неё родители в каком-то поселке, вчетвером в одной комнате, общежитие у неё студенческое. А у нас просторная двушка, где Артём и так жил.
Ну я и сказала, поживите пока, дети. Но «пока», Лид. Не «дарю», не «вот ваши сто метров навечно». Я им добро сделала. Ну, как бы ты поступила? — вскинулась она, глядя в глаза подруге. — Пустила в квартиру, помогла бы?
— Конечно, — мягко кивнула Лида. — Всё правильно.
— Вот! А потом началось… Я ж не свинья, я не ходила каждый день, но иногда заходила. Вещи взять какие-то. Я не всё своё забрала оттуда. Я всегда звонила заранее! А в квартире, ты бы видела… Грязь. Нет, ни мусор, ни тараканы, не запахи.
Но пыль, Лид! Вот ты заходишь, а на тумбочке в коридоре пальцем можно имя своё написать. В ванной зеркало в разводах, полотенца, кто куда повесил, или вообще валяются на полу. Пол липкий, как в забегаловке. На кухне жир на плите. Плитка в крапинках…
— Ну, молодая, с ребёнком… Не успевает, наверное, — осторожно вставила Лидия.
— Так я тоже была молодой, с ребёнком. И мужа не было. И ничего, полы мыла исправно. Сидишь дома, следи за порядком. Это ни тюрьма, ни общежитие. Это моя квартира. Я в ней полжизни пропахала, делала ремонт, вкладывала душу, а там мне говорят — не нравится, не заходи.
— Это тебе Даша так сказала? — изумилась Лида.
— Прямо нет. Но намёки были. Артём только плечами пожимал, мол, мама, расслабься. А я не могу расслабиться, когда мой дом превращают в свинарник! Я и сказала, неделя сроку вам. Не наведёшь порядок — поедешь к своим. Я даже не кричала, Лид. Спокойно сказала так. По-взрослому. В конце концов, у всего есть предел…
— Ну и что, не убрала?
— Убрала, конечно. Я даже удивилась. Захожу, чисто… Но балкон! Балкон весь в коробках, банки какие-то. Мои вещи, ладно, пусть лежат. Но пыль, паутина, какая-то тряпка мокрая… Я просто сказала — непорядок.
И тут она взорвалась. Слёзы, крик: «Вы меня выгоняете!». Да я даже не хотела выгонять в тот день! Только сказала: «Ты сама подумай, комфортно тебе тут?» А она чемодан собрала и в такси. С младенцем! Как в кино… Такие нежные все стали, слова не скажи…
— А Артём?
— Через день уехал к ней. Позвонил: «Мы с Дашей поживём у её родителей». И всё. С тех пор как отрезало. Ни тебе спасибо, ни звонка, ни визита. Внука не видела ни разу. Представляешь? Ему уже почти четыре. Я даже не знаю, какого он роста, какого цвета у него глаза. А ведь я же бабушка. Бабушка, Лид! Я не чужая!
Голос Марины Анатольевны дрогнул. В глазах блеснуло что-то живое, уязвлённое.
— И все, все вокруг на её стороне. Мол, как ты могла, выгнала с ребёнком. А я не выгоняла! Я предложила. Она сама ушла. И никому не интересно, как я потом плакала в этой пустой квартире. Как заходила, смотрела на кроватку, на оставленную кружку с рисунком, и ревела. Все решили, вот злая свекровь, стерва. Классика жанра…
Лида подошла и положила ладонь на руку подруги.
— Марин, ты не стерва. Ты просто… не поняла, где заканчивается порядок и начинается чужая граница. Молодая она была, ранимая. Ты строгая, ты не про нежности. Но ты ведь правда хотела, как лучше?
— Конечно. Я же её семью спасала, между прочим. Ну какой нормальный мужик будет жить с засранкой? А они выбрали обиду. Ну и ладно.
Но знаешь, Лид, я каждый день жду звонка. Думаю, может, передумает, может, поймёт. Хочется, чтобы Артём мне сам однажды привёл внука за руку и сказал: «Мама, познакомься. Это Лёша. Он любит шоколад и рисовать машины».
Марина Анатольевна замолчала. В заварнике остывал чай. В глазах её упрямство, и боль. И нерастраченная любовь…
Лида только вздохнула:
— А может, стоит самой позвонить, а? Не с упрёками. Просто как бабушка…
Марина отвела взгляд к окну. Там за стеклом дети гоняли мяч, и один из них был на Лёшку похож. Или ей опять показалось.
— Наверное… когда-нибудь.
***
Артём не заметил, как сын стал почти подростком. Вчерашний малыш с пухлыми щеками и глазами в пол-лица теперь шагал в школу в наушниках, болтал с друзьями, спорил, и всё чаще задавал неудобные вопросы. Особенно один:
— Почему мы никогда не ездим к бабушке Марине? А она к нам?
Артём пытался отвечать честно. Но как рассказать ребёнку, что однажды взрослые не поделили жильё и право на любовь? Что бабушка выгнала маму с ним, крохотным, на руках? Что мама после этого по ночам всхлипывала в ванной, думая, что никто не слышит?
Но Лёша уже не малыш. Он помнил, что у него есть вторая бабушка. Помнил женщину на фото: серьёзное лицо, причёска «как у актрисы», аккуратная блузка. Интуитивно он чувствовал, в этой истории что-то недосказано.
— Пап, можно я сам к ней схожу? Просто познакомиться. Я же уже взрослый.
Артём смотрел на него долго. Хотел сказать «нет». Хотел, но не смог. Потому что в этом взгляде сына был ни вызов, ни каприз. Там была зрелость. Желание разобраться самому.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Я дам тебе адрес. Но… пообещай, если станет не комфортно, сразу уйдёшь. Ладно?
— Обещаю.
Марина Анатольевна открыла дверь и застыла.
Перед ней стоял мальчик, похожий на Артёма, как две капли. Та же форма глаз. Та же линия губ. Только взгляд чужой. Незнакомый. Осторожный.
— Вы Марина Анатольевна? — спросил он.
— Я… да. А ты…
— Я Лёша. Ваш внук.
Она не верила. Просто не верила. Несколько секунд смотрела, как в кино, не дыша. А потом шагнула назад, и дверь осталась открытой.
— Заходи, пожалуйста… милый.
В квартире пахло яблоками. Всё было аккуратно, идеально чисто. Мальчик прошёл в гостиную, осторожно поставил рюкзак, сел на краешек дивана. Она села напротив.
— Ты… один пришёл?
— Да. Папа дал адрес.
— А мама?
— Не знает. Она не любит вас, — сказал он просто. — Я хотел понять, почему…
Марина Анатольевна опустила глаза. Веки задрожали.
— Потому что я… однажды поступила плохо. Очень плохо. Тогда казалось, что имею право. А потом поняла, что в жизни есть поступки, которые нельзя «переосмыслить» и «объяснить».
Лёша молчал.
— Я не хотела вас выгонять. Я… просто не умела любить по-другому. Хотела, чтобы всё было по-моему. Я… не знала, как иначе. И испугалась, когда увидела, что теряю сына… А теперь мне так одиноко… Ведь кроме вас у меня и нет никого…
— Вы его не потеряли. Он вас любит. Он мне фотки ваши показывал. Только не говорит о вас, это его боль…
Она резко встала, отвернулась к окну, провела рукой по стеклу. Руки дрожали.
— А ты?
— А я не знаю. Я хотел бы… попробовать. Познакомиться. Сходить вместе в парк или в музей. Узнать, какая вы, бабушка…
Она обернулась. И впервые за столько лет искренне улыбнулась.
— А ты хочешь яблочный пирог? Только что испекла. Научилась по старому рецепту своей мамы. Она тоже была строгой бабушкой, но пекла изумительно…
Лёша кивнул.
— Давайте. Только чаю налейте.
Они пили чай и разговаривали до темноты. О школе. О папе в детстве. О друзьях, о книгах, о космосе. О жизни.
Артём приехал за сыном. Волнуясь, как перед экзаменом, нажал на кнопку звонка.
Марина открыла дверь. Он стоял в полумраке, высокий, взрослый, её сын…
— Привет, — сказал он.
— Здравствуй, Тёма. Спасибо, что отпустил его. Я рада тебя видеть…
— Он сам пришёл.
— Значит, ты его воспитал правильно.
Артём вошёл в гостиную. Там, за столом, сидел Лёша с крошками пирога на футболке и улыбкой на лице.
— Пап, представляешь, она в детстве хотела сбежать в цирк! И жить в вагончике с дрессированными собаками! — выпалил он. — Ты мне никогда не рассказывал об этом!
Артём рассмеялся.
— Сам не знал…
Марина смущённо пожала плечами:
— Было и такое… жизнь длинная, сынок, всего не упомнишь…
Он посмотрел на мать. Увидел морщины, тревожные глаза, седую прядь у виска. Сердце защемило от жалости…
— Может, как-нибудь вместе съездим в зоопарк? Втроём. А потом к Дарье… если она захочет…
— Давай сначала зоопарк, — сказала Марина. Но, может быть и к Даше зайдём… всё возможно. Я так виновата перед ней, перед вами… Сможет ли она простить меня…
Артём лишь пожал плечами…
Всё возможно, когда ребёнок приходит сам. Когда даёшь шанс. Когда взрослые, наконец, учатся прощать…
