— Что вы сказали? Вы будете жить у сына? — юрист недоверчиво посмотрел на Анну Петровну поверх очков. — А вы уверены, что это необходимо? Переписать трёхкомнатную квартиру на родственников — серьёзный шаг.
— Мой Вадик с Мариной уже всё решили, — отмахнулась Анна Петровна. — Они с Димочкой живут в однушке, а мне одной столько места без надобности. Да и возраст уже… Сказали, будем жить вместе, они за мной присмотрят.
Юрист хотел что-то возразить, но Анна Петровна решительно выложила паспорт на стол:
— У меня и чай для этого случая припасён. Заварю, как вернусь.
— Ну что, старая, подписала? — Марина вытирала руки о кухонное полотенце. На плите томился борщ — запах щекотал ноздри. Последние месяцы сноха стала образцовой хозяйкой.
— Всё как вы просили, милая, — улыбнулась Анна Петровна, протягивая документы. — Теперь живём одной семьёй!
Марина пробежала глазами бумаги, сложила их вчетверо и сунула в карман фартука:
— Вот и славно. А теперь за стол! Борщ как раз настоялся.
За обедом Анна Петровна не могла нарадоваться. Вадим с Мариной и шестнадцатилетним Димой — такие хорошие. И сын не сутулится больше, и Марина без привычной маски усталости. Даже Дима отложил свои наушники.
— А помнишь, Дима, как ты маленьким боялся спать один и приходил ко мне с подушкой? — вспоминала Анна Петровна. — Всё говорил: «Бабушка, а привидения настоящие?»
Дима опустил ложку, не донеся до рта:
— Бабуль, ты правда… — начал он.
— Дима! — резко оборвала его Марина. — Помоги мне с посудой.
Вадим неловко улыбнулся:
— Мам, ты бы прилегла. Утомилась, наверное, с этими документами.
Прошла неделя после переезда. На общей кухне Анна Петровна раскладывала по банкам только что сваренное варенье.
— Ты что делаешь?! — Марина стояла в дверях, скрестив руки на груди.
— Малиновое варенье. Дима же любит…
— Твоя малина везде! На плите, на столе… — Марина поморщилась. — Слушай, Петровна, мы ведь договаривались — ты печёшь пироги по средам, а готовлю тут я.
— Но мне просто хотелось…
— У тебя своя комната есть — вот и сиди там! Диму только не дёргай, у него экзамены на носу.
Через месяц «своя комната» внезапно поменялась. Анну Петровну перевели из просторной спальни в тесную кладовку с раскладушкой.
— Но я думала…
— А что тебе одной столько места? — пожал плечами Вадим, избегая смотреть в глаза. — Мы с Мариной работаем, нам нужно высыпаться. А тебе на пенсии какая разница, где спать?
— Сынок, но ведь…
— И вообще, хватит деньги транжирить! — перебила её Марина. — Мы теперь за коммуналку платим, а ты свет жжёшь до полуночи.
Анна Петровна сглотнула комок в горле:
— Конечно, вы правы. Я же всё понимаю.
Ночью она долго лежала без сна на жёсткой раскладушке. В комнате пахло сыростью, а за тонкой стенкой слышались голоса Вадима и Марины:
— Сколько ей? Восемьдесят? Не дотянет до восьмидесяти пяти, — шептала Марина. — Всего-то пять лет потерпеть.
— Потише ты! Дима услышит.
— А что Дима? Он-то нас понимает, — усмехнулась Марина. — Правда, сынок?
Ответа Анна Петровна не услышала.
Анна Петровна всё чаще ловила на себе холодные взгляды снохи. Марина больше не притворялась — незачем. Однажды утром, когда Анна Петровна вышла из своей каморки, чтобы выпить чаю, сноха демонстративно убрала со стола вторую чашку.
— А мне? — растерянно спросила старушка.
— В своей комнате пей, — отрезала Марина. — И вообще, мы тут с Вадиком подумали… Давай-ка мы тебе электроплитку купим. Будешь сама себе готовить.
— Но я же почти ничего не ем…
— Вот именно! — Марина щёлкнула пальцами. — А места на кухне занимаешь, будто целый полк кормишь.
Вечером с работы вернулся Вадим. Анна Петровна услышала, как хлопнула входная дверь, и тихонько вышла из комнаты. Хотелось просто увидеть сына, поговорить по душам. Но Вадим даже не взглянул в её сторону.
— Мам, ты опять? — он устало потёр переносицу. — Мы же просили не мешать.
— Я только…
— Иди к себе, — отрезал сын. — У меня голова болит.
В прихожей скрипнула половица. Дима стоял, прислонившись к стене, и хмуро смотрел на отца. Вадим поморщился и отвернулся.
В ту ночь Анна Петровна почти не спала. Её мучили сомнения: может, она действительно мешает? Может, ей стоит поискать дом престарелых? Всё-таки родные люди… Наверное, им тяжело с ней.
Наутро Дима сам постучал в её дверь. Впервые за долгое время.
— Бабуль, можно к тебе?
Анна Петровна просияла, пригладила седые волосы:
— Конечно, Димочка!
Внук присел на край раскладушки, нервно сжимая телефон. Его взгляд блуждал по стенам, словно он не решался заговорить.
— Бабуль, я вот что хотел спросить… — он помолчал. — А что тебе нотариус говорил, когда ты квартиру переписывала?
Она удивлённо подняла брови:
— А что он мог сказать? Ну, предупреждал о чём-то… Не помню уже, милый.
Дима прикусил губу:
— А копия договора у тебя есть?
— Нет, Вадик с Мариной всё забрали. А зачем тебе?
Дима долго молчал, крутя телефон в руках. Наконец поднял глаза:
— Неважно. Извини, что помешал, — он направился к двери, но вдруг остановился. — Бабуль, ты это… прости нас, ладно?
Дверь за ним закрылась, оставив Анну Петровну в растерянности. За что её внук просил прощения? И почему на его лице застыла такая тревога?
Следующим утром Анна Петровна проснулась от громких голосов. Марина и Вадим ссорились на кухне, не стесняясь в выражениях.
— Я кому сказала — достань из шкафа старый сервиз и отнеси в комиссионку! — Марина грохнула чашкой о стол. — Нам бабкины тарелки без надобности!
— Да погоди ты, — неуверенно возразил Вадим. — Мать расстроится.
— А мне плевать! — рассмеялась Марина. — Не нравится — пусть ищет себе другое место. Между прочим, квартира теперь наша.
Анна Петровна осторожно приоткрыла дверь своей каморки. Марина, заметив её, поджала губы:
— Подслушиваешь? Это некрасиво.
— Я просто хотела спросить… — начала старушка, но сын перебил:
— Что там у тебя, мам? Опять проблемы выдумываешь?
Анна Петровна растерянно моргнула:
— Нет-нет, всё хорошо, сынок. Просто сегодня моя пенсия должна прийти, и я думала…
Марина резко выпрямилась:
— А, пенсия! Отлично. Ты же помнишь, что должна компенсировать нам коммунальные расходы? И за продукты тоже…
Вадим отвёл глаза, а Анна Петровна покорно кивнула:
— Конечно, я всё помню. Только мне на лекарства нужно…
— Тебе пора к врачу, — вдруг сказал Вадим. — Мы с Мариной обсудили и решили, что тебе нужно обследование. В той больнице, загородной.
Анна Петровна замерла:
— В какой больнице?
— В психиатрической, мамочка, — Марина елейно улыбнулась. — У тебя же провалы в памяти. Забывчивость. Вот вчера зачем ты соседке Зинаиде говорила, что мы тебя обижаем?
— Я не…
— Вот видишь, даже не помнишь! — торжествующе воскликнула Марина. — Зинаида все уши нам прожужжала. Так что собирай вещички. Вадик отвезёт.
В этот момент в кухню вошёл Дима. Он молча налил себе чай, но Анна Петровна заметила, как напряжены его плечи.
— Дима, — обратилась к нему Марина, — бабушка у нас совсем плоха стала. В больницу ляжет на обследование.
Дима пристально посмотрел на мать:
— В какую ещё больницу?
— Для пожилых людей с деменцией, — равнодушно пояснил Вадим.
— А если она не хочет? — тихо спросил Дима.
Марина рассмеялась:
— Ой, да что она понимает! Смотри, как глазами хлопает. Совсем из ума выжила.
Анна Петровна почувствовала, как холодеет всё внутри. Неужели её собственный сын?.. Она растерянно оглядела кухню — такую знакомую, с выцветшими занавесками, которые сама когда-то вешала. С фотографией покойного мужа на холодильнике. Всё такое родное и вдруг такое чужое.
— Я не поеду ни в какую больницу, — твёрдо сказала она, сама удивляясь своей решимости.
— Поедешь как миленькая, — отрезала Марина. — А то пожалеешь, что вообще сюда переехала.
— Так это же моя квартира…
Вадим и Марина переглянулись и расхохотались.
— Была твоя, — вытирая слезы смеха, выдавил Вадим. — Теперь наша. По дарственной, забыла? Вот ещё одно доказательство твоей деменции. Придётся полечиться.
Анна Петровна в ужасе обернулась к внуку, ища поддержки. Дима стоял бледный, сжимая кулаки. Он поймал её взгляд и едва заметно покачал головой, словно предупреждая: «Не сейчас».
— Сынок, — тихо произнесла Анна Петровна, глядя на Вадима, — неужели ты правда… из-за квартиры?
— Мам, — он выдавил улыбку, — это ради твоего же блага. Ты сама не понимаешь, что тебе нужно.
— Завтра и поедем, — подытожила Марина. — Я уже договорилась. А пенсию свою сегодня же отдай. На лечение пригодится.
Дима резко поставил чашку, расплескав чай. Звук заставил всех вздрогнуть.
— Я в школу, — бросил он и, проходя мимо бабушки, незаметно сжал её руку.
Анна Петровна не сомкнула глаз всю ночь. Она лежала, вслушиваясь в тишину квартиры, и пыталась осознать случившееся. Неужели Вадим, её мальчик, которого она растила одна после смерти мужа, мог так поступить? Самое страшное, что возразить было нечем — документы действительно подписаны.
В шесть утра в дверь тихонько постучали. На пороге стоял Дима.
— Бабуль, нам нужно поговорить, — прошептал он, озираясь. — Только тихо.
Анна Петровна молча впустила внука. Он быстро прикрыл дверь и достал из кармана толстовки телефон:
— Смотри, что я нашёл.
На экране был документ, который она подписывала у нотариуса.
— Это договор дарения, — пояснил Дима. — Я тайком сфотографировал. Знаешь, что они сделали? В договоре нет пункта о твоём пожизненном проживании! Понимаешь? Они имеют право тебя выселить в любой момент.
Анна Петровна покачала головой:
— Но Вадик обещал…
— Слушай, — Дима сжал её руку, — они хотят посадить тебя в психушку! Марина вчера с отцом обсуждала — это психиатрическая лечебница закрытого типа. Они хотят от тебя избавиться.
Старушка медленно опустилась на раскладушку:
— Господи, неужели это правда? Но ведь мы семья…
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла Марина в розовом халате, с бигуди на голове.
— Ах вот оно что! — её глаза сузились. — Заговор устраиваете? Бунт на корабле?
Анна Петровна вздрогнула, а Дима медленно поднялся, загораживая бабушку:
— Мама, это уже слишком.
— Это что ещё за новости? — Марина всплеснула руками. — Ты теперь на её стороне? После всего, что мы для тебя сделали?
— А что вы сделали? — тихо спросил Дима. — Обманули старого человека? Выбросили её на раскладушку? Хотите в психушку сдать?
— Вадим! — закричала Марина. — Иди сюда, посмотри на своего сыночка!
Вадим появился в коридоре, заспанный, в мятой футболке.
— Что за крики? — недовольно буркнул он.
— Твой сын, — Марина сделала ударение на слове «твой», — решил, что бабка важнее родителей!
Вадим устало потёр лицо:
— Дима, не лезь куда не просят. Мы всё решили. Бабушке будет лучше под присмотром врачей.
— Да какие врачи?! — Дима повысил голос. — Вы хотите её в психушку упрятать! А эта квартира — её собственность! Она всю жизнь здесь прожила!
— Была её, — отрезала Марина. — А теперь наша, и точка.
— Юрист предупреждал, что нужен пункт о пожизненном проживании, — продолжал Дима, — а вы его специально убрали! Я всё слышал, когда вы с папой договаривались!
Анна Петровна ахнула, прижав руки к груди. Вадим потемнел лицом:
— Так, сынок, а ну-ка марш в свою комнату!
— Нет.
Тишина повисла в воздухе. Все замерли, пораженные этим коротким, твёрдым словом.
— Что ты сказал? — недоверчиво переспросил Вадим.
— Я сказал «нет», — Дима выпрямился. — И бабушка никуда не поедет. А если вы попытаетесь её заставить, я пойду в полицию и к юристам. У меня всё записано на телефон — и ваши разговоры, и фотографии договора.
Марина побледнела, потом покраснела:
— Да ты… да как ты смеешь?! — она шагнула вперёд, замахнувшись, но Дима не дрогнул.
— Ты ударишь меня на глазах у свидетеля? — спокойно спросил он. — Давай, это тоже будет доказательством.
— Мы твои родители! — прошипела Марина. — Ты должен быть на нашей стороне!
— А вы должны быть на стороне правды, — ответил Дима. — Вы обманули бабушку. Использовали её доверие. Это подлость.
Вадим нервно засмеялся:
— И что ты сделаешь, умник? Подашь на нас в суд? Да кто тебе поверит?
— Мне — может, и нет, — кивнул Дима. — А вот Зинаиде Николаевне, соседке, поверят. И Петру Семёновичу с первого этажа. И тёте Гале из соцзащиты.
Марина замерла:
— При чём тут они?
— А при том, что я уже всё рассказал, — спокойно ответил Дима. — И показал записи. И копию договора без пункта о проживании. Они готовы свидетельствовать.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Вадим переводил взгляд с сына на жену, словно надеясь, что это какая-то шутка.
— Ты блефуешь, — наконец выдавила Марина.
Дима достал телефон:
— Давай проверим? Я могу прямо сейчас позвонить участковому. Он, кстати, тоже в курсе.
Анна Петровна с изумлением смотрела на внука. Когда этот мальчик, ещё вчера не расстававшийся с наушниками, успел стать таким… взрослым?
— И что ты хочешь? — процедил сквозь зубы Вадим.
— Бабушка остаётся здесь, — твёрдо сказал Дима. — В своей спальне, не в каморке. И никаких больниц. А вы едете обратно в свою однушку. Или оставайтесь — но тогда на её условиях.
— Да пошёл ты! — взорвалась Марина. — Это наша квартира теперь! Законно оформлена!
— Тогда я иду в прокуратуру, — пожал плечами Дима. — Мошенничество в отношении пожилого человека — уголовная статья, между прочим.
Прошла неделя. В квартире Анны Петровны царила непривычная тишина. Марина и Вадим спешно съехали после того, как Дима опубликовал в соцсетях видео их скандала. Квартира официально вернулась к прежней хозяйке — пришлось обращаться к юристам, но Дима настоял.
Анна Петровна сидела за кухонным столом, перебирая фотографии. На одной из них маленький Вадик улыбался, обнимая её за шею. Как давно это было… И как же всё изменилось.
— Чай будешь? — Дима поставил перед ней дымящуюся чашку. — С малиной, как ты любишь.
Анна Петровна подняла голову:
— Спасибо, Димочка… А как же школа?
— У меня сегодня только три урока, — он присел напротив. — Всё нормально.
Они помолчали. Тикали старые часы на стене — те самые, которые Марина хотела выбросить, назвав «старым хламом».
— Почему ты остался со мной? — тихо спросила Анна Петровна. — Они ведь твои родители…
Дима задумчиво помешал чай:
— Знаешь, бабуль, есть такая штука… Называется «совесть». Человек либо с ней дружит, либо нет. — Он поднял взгляд. — Я не мог иначе.
— А как же твои вещи? Компьютер, одежда?
— Отец привёз вчера, пока тебя не было, — Дима слабо улыбнулся. — Мы поговорили. Он… кажется, понимает, что был неправ. Марина — вряд ли. Но это их проблемы.
В дверь позвонили. Анна Петровна вздрогнула:
— Кто бы это мог быть?
— Это соседи, наверное, — Дима поднялся. — Я просил Зинаиду Николаевну зайти. Нам нужно кое-что обсудить.
Он вернулся с пожилой соседкой, которая несла пирог, источавший аромат яблок и корицы.
— Со своего сада яблочки, — гордо сообщила она, усаживаясь за стол. — К чаю отлично пойдут.
Анна Петровна растерянно улыбнулась:
— Спасибо, Зина, но что…
— Бабуль, мы с Зинаидой Николаевной говорили, — перебил Дима. — И я… решил кое-что.
— Что именно? — Анна Петровна напряглась.
— Я буду жить с тобой. Доучусь в школе, потом поступлю. Но жить буду здесь.
Анна Петровна ахнула:
— Но твои родители…
— А что родители? — фыркнула Зинаида. — Твой Вадька вчера приходил, полдня под дверью топтался. Прощения просил. Только поздно уже.
Дима накрыл ладонью руку бабушки:
— Они сами выбрали свой путь. А я выбираю свой.
— Хороший парень вырос, — одобрительно кивнула Зинаида. — Не в родителей пошёл.
Анна Петровна смотрела на внука, и глаза её наполнялись слезами:
— Спасибо тебе, родной… Но я не хочу, чтобы ты ссорился с отцом из-за меня.
— Это не из-за тебя, — тихо ответил Дима. — Это из-за правды. Мне с ней жить дальше.
Зинаида разрезала пирог, и аромат яблок заполнил кухню. За окном светило весеннее солнце, а на подоконнике расцвела герань — та самая, которую Марина хотела выбросить, сочтя старомодной.
— У нас ещё всё будет хорошо, — сказал Дима, и это прозвучало не как утешение, а как обещание.
Анна Петровна улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя дома. Настоящего. В котором жила не квартира, а любовь и уважение.
