— Тётя Галя, а документы-то где? — Кирилл небрежно прошёлся по гостиной, словно оценивая имущество. — Мне нотариус сказал, завещание оформлено не было.
Галина замерла посреди комнаты, держа в руках пыльную фотографию свекрови.
— Как не было? — голос её дрогнул. — Клавдия Ивановна при мне говорила, что всё оформила. На меня оформила.
— Ну, видимо, не успела, — Кирилл пожал плечами. — Значит, по закону всё переходит ближайшим родственникам. То есть мне.
— Тебе? — Галина медленно поставила фотографию на комод. — А я кто? Двенадцать лет за ней ухаживала, ночей не спала, всё своё потратила на её лечение!
— Ты невестка. А я племянник, кровная родня, — он достал из кармана какие-то бумаги. — Вот справка из ЗАГСа. Я единственный наследник.
Галина схватилась за спинку кресла. То самое кресло, в котором годами кормила с ложечки парализованную свекровь. Где читала ей вслух, когда та уже не могла держать книгу. Где просиживала ночи, когда старуха метялась в бреду.
— Кириллушка, — она попыталась взять себя в руки, — ну как же так? Твоя тётя обещала мне…
— Обещания — это не документы, — он холодно перебил. — У вас есть завещание? Дарственная? Что-нибудь официальное?
— Но она же говорила! При Анатолии говорила! Толик, скажи ему!
Муж сидел на диване, уставившись в пол, и молчал.
— Толик! — повторила Галина уже резче. — Ну скажи же что-нибудь! Ты же слышал, как мама обещала мне квартиру!
Анатолий поднял голову, взглянул на неё жалобно:
— Галь, я… мать говорила разное. То одно, то другое. Может, передумала?
— Передумала?! — взвилась Галина. — Как передумала? Я же всю жизнь положила на неё! Работу бросила, чтобы за ней ухаживать! Свои деньги тратила на её лекарства!
— Это твой выбор был, — спокойно заметил Кирилл. — Никто тебя не заставлял.
Эти слова ударили её как пощёчина. «Никто не заставлял» — точь-в-точь те же слова, что и вчерашний Сергей в соседнем рассказе.
— Мой выбор? — она медленно подошла к Кириллу. — Ты где был, когда твоей тёте плохо стало? Когда она упала в ванной и сломала ногу? Когда инсульт случился?
— Я работал. В Москве. У меня своя жизнь.
— Своя жизнь! — Галина горько засмеялась. — А у меня жизни не было двенадцать лет! Я её кормила, мыла, переворачивала, чтобы пролежни не появились! Ночами не спала, когда температура поднималась!
— Ну и что? — Кирилл явно начинал раздражаться. — За что боролась, на то и напоролась. Могла же в дом престарелых определить.
— В дом престарелых? Собственную свекровь? — Галина отступила, словно он её ударил. — Да у тебя совести нет!
— Совесть — это роскошь, — холодно ответил Кирилл. — А квартира в центре города — это деньги. Серьёзные деньги.
— Значит, всё дело в деньгах? — она обвела взглядом комнату, где каждый угол помнил её труды и заботы. — А то, что я двенадцать лет жизни отдала, ничего не значит?
— Официально — ничего, — он сложил документы обратно в папку. — Тётя Галя, ты не обижайся. Но закон есть закон. До свидания.
— Стой! — крикнула она ему в спину. — Стой, я с тобой ещё не закончила!
Кирилл обернулся с лёгкой усмешкой:
— А что тут заканчивать? Через неделю подаю документы на наследство. А вам советую поискать другое жильё. Эта квартира скоро будет продана.
— Продана? — у Галины подогнулись колени. — Ты хочешь продать её?
— Естественно. Мне квартира в вашем городишке не нужна. Продам и куплю что-нибудь в Москве.
Дверь хлопнула. Галина осталась стоять посреди комнаты, где ещё пахло лекарствами и старостью. Где на тумбочке лежали пузырьки с таблетками, которые она покупала на свои деньги. Где висела её фотография с надписью «Лучшей невестке», подаренная свекровью на день рождения.
— Анатолий, — прошептала она, — ты слышал, что он сказал?
Муж кивнул, не поднимая головы:
— Слышал.
— И что мы будем делать?
— Не знаю, Галь. Не знаю.
Она опустилась в то самое кресло, где столько лет провела рядом со свекровью. Руки дрожали, в горле стоял ком. Двенадцать лет. Двенадцать лет её жизни, её молодости, её здоровья. Всё впустую?
— Толик, — позвала она мужа. — А помнишь, как мама в больнице лежала перед смертью? Она мне руку сжала и сказала: «Галочка, ты у меня золотая. Всё будет твоё, не волнуйся».
— Помню, — еле слышно ответил Анатолий.
— Тогда почему ты молчал? Почему не подтвердил Кириллу?
Анатолий поднял на неё глаза, полные какой-то странной вины:
— Галь, а может, он прав? Может, мать действительно передумала?
Галина смотрела на мужа и не узнавала. Этот человек, с которым она прожила двадцать лет, за которого вышла замуж по любви, сейчас говорил с ней как с чужой.
— Ты на чьей стороне, Толик?
— Я? Я ни на чьей, — он виновато пожал плечами. — Просто… может, не стоит ссориться с Кириллом? Он же успешный, связи у него. А мы… мы простые люди.
Галина долго сидела в тишине, перебирая в памяти эти страшные двенадцать лет. Всё началось с того инсульта в январе две тысячи двенадцатого. Клавдия Ивановна упала прямо на кухне, когда готовила обед. Скорая, больница, врачи качали головами — мол, в лучшем случае останется лежачей.
— Галочка, — умоляла тогда свекровь слабым голосом, — не отдавай меня в богадельню. Я лучше умру дома.
И она не отдала. Уволилась с работы в поликлинике — там платили копейки, а тут свекрови нужен был постоянный уход. Анатолий зарабатывал на заводе прилично, хватало на жизнь. Но лекарства, массажисты, специальная кровать — всё это стоило денег. Галина продала свои золотые украшения, потом машину, которую копила годами.
— Не волнуйся, деточка, — говорила Клавдия Ивановна в светлые минуты, — я всё помню. Всё помню, как ты за мной ухаживаешь. Квартира будет твоя, я уже решила.
Галина верила. Искренне верила, что свекровь оценит её жертвы. Особенно после того случая в больнице, когда Кирилл впервые за пять лет появился. Приехал на дорогой машине, принёс коробку конфет и через полчаса уже собирался уходить.
— Тётя, мне пора, дела в Москве, — бросил он тогда.
— Кириллушка, побудь ещё, — просила Клавдия Ивановна.
— Не могу, некогда. Галя же справляется, зачем я нужен?
После его ухода свекровь плакала. А вечером, когда Галина кормила её протёртой кашей, сказала:
— Видишь, какой он стал? Деньги его испортили. А ты… ты настоящая. Всё тебе оставлю, слышишь?
Но документов не оформляла. Всё откладывала, говорила — завтра, на следующей неделе, после выписки. Галина не настаивала — неудобно было. Думала, свекровь сама знает, что делает.
Теперь она понимала — старуха просто использовала её. Кормила обещаниями, как морковкой ослика. А сама ничего оформлять не собиралась.
— Толик, — позвала она мужа, — а помнишь, как Кирилл последний раз приезжал? В прошлом году?
— Помню. На поминках.
— Нет, не на поминках. За месяц до смерти мамы. Он тогда один с ней разговаривал. Долго. А потом она стала какая-то странная.
Анатолий поёрзал на диване:
— Не помню такого.
— Как не помнишь? Ты же сам удивлялся — мама вдруг перестала со мной о квартире говорить. А раньше каждый день обещала.
— Может, забыла. Болезнь же…
Галина встала и подошла к окну. На подоконнике стояли лекарства — дорогущий «Актовегин», который она покупала на свою медсестринскую пенсию. Рядом лежала тетрадка, где она записывала все процедуры, время приёма таблеток, показания давления.
— А знаешь что, Толик? — она повернулась к мужу. — Я не поверю, что мама ничего не оставила. Не поверю! Она была умная женщина. Не могла же она думать, что я столько лет зря за ней ухаживаю.
— Галь, ну что теперь гадать? Кирилл же документы показал…
— Какие документы? — она вспыхнула. — Справку из ЗАГСа? Это не значит, что завещания нет! Может, она в другом месте оформляла? Может, у другого нотариуса?
Анатолий вздохнул:
— Может, и оформляла. Только зачем тебе это? Всё равно ведь ничего не изменится.
— Как не изменится? — Галина не поверила своим ушам. — Толик, ты понимаешь, что нас на улицу выгонят? Что нам жить негде будет?
— Ну, снимем что-нибудь…
— На что снимем? На твою зарплату? — она засмеялась горько. — Ты хоть цены на аренду знаешь?
Муж опустил голову. Молчал.
Галина поняла — рассчитывать не на кого. Муж её не поддержит. Боится Кирилла, его успешности, его связей. Предпочитает сдаться без боя.
— Знаешь что, Толик, — сказала она твёрдо, — я сама разберусь. И найду то завещание. Обязательно найду.
Утром Галина начала поиски. Перерыла всю квартиру — шкафы, комоды, даже старые коробки с фотографиями. В ящике письменного стола нашла записную книжку свекрови. Листала страница за страницей — адреса врачей, телефоны аптек, и вдруг…
— Нотариус Михайлова, улица Садовая, 15. Приём по четвергам, — прочитала она вслух.
— Что ты там нашла? — Анатолий заглянул через плечо.
— Адрес нотариуса! — у Галины загорелись глаза. — Толик, а ведь Кирилл мог просто не туда обратиться! Может, мама к этой Михайловой ходила?
— Галь, ну зачем ты себя мучаешь? Если бы завещание было, Кирилл бы его нашёл.
— А может, и не нашёл! — она схватила куртку. — Иду к этой нотариусше. Хоть узнаю точно.
Ехала в автобусе, сжимая в руках записную книжку. Сердце колотилось так, что казалось — все слышат. «Только бы было завещание, только бы…»
Нотариальная контора помещалась в старом доме. Михайлова — женщина лет пятидесяти — внимательно выслушала Галину.
— Воронова Клавдия Ивановна? — она полистала картотеку. — Да, была у меня. В прошлом году приходила.
У Галины перехватило дыхание:
— И что? Завещание оформляла?
— Хотела оформлять. Принесла справки, документы на квартиру. Но потом передумала.
— Как передумала?
— Пришла через неделю и сказала, что пока не будет ничего оформлять. Мол, подумает ещё.
Галина почувствовала, как земля уходит из-под ног:
— А когда это было? Точно?
— Сейчас посмотрю… — нотариус полистала журнал. — Вот. Двадцать третьего мая. А отказалась тридцатого.
Двадцать третьего мая… Галина вспомнила. Именно тогда приезжал Кирилл! Значит, он что-то сказал свекрови, отговорил её.
Домой она вернулась разбитая. Анатолий встретил её с виноватым лицом:
— Галь, тут Кирилл звонил. Хочет завтра приехать с оценщиком. Сказал, готовьте документы на освобождение квартиры.
— С оценщиком? — она медленно стянула куртку. — Это ещё что такое?
— Квартиру оценивать будет. Для продажи.
— Толик, а ты что ему ответил?
Муж замялся:
— Я… я сказал, что ладно. Что мы не против.
— Не против?! — взвилась Галина. — Ты сказал «не против»? Без меня решил?
— Ну я же не знал, что ты против! Раз наследства нет, какой смысл ссориться?
— Какой смысл? — она подошла к нему вплотную. — Толик, это дом, где мы двадцать лет прожили! Где твоя мать умерла! А ты готов его просто так отдать какому-то проходимцу?
— Он не проходимец, он племянник…
— Проходимец! — перебила Галина. — Который двенадцать лет ногой сюда не ступал! А теперь явился за готовеньким!
Телефон зазвонил. Кирилл.
— Тётя Галя, привет. Как дела с переездом?
— Какой переезд? — сухо ответила она.
— Ну как же, завтра же оценщик приедет. Вам пора вещи собирать.
— Слушай, Кирилл, а можно вопрос? — голос Галины стал опасно спокойным. — Ты случайно не помнишь, о чём с тётей разговаривал в мае прошлого года?
Пауза. Потом:
— Не помню. О разном.
— А то я вот к нотариусу Михайловой ездила. Интересные вещи узнала.
— Какие ещё вещи?
— А такие, что твоя тётя завещание оформлять собиралась. А потом вдруг передумала. Как раз после твоего визита.
— Тётя Галя, — голос Кирилла стал жёстче, — не нужно тут детективные истории придумывать. Завещания нет, точка.
— Может, и нет. Но вот что интересно — почему здоровая женщина вдруг передумала оформлять завещание на человека, который за ней двенадцать лет ухаживал?
— Может, просто поняла, что кровь не водица. Родной племянник всё-таки важнее чужой невестки.
Эти слова ударили Галину больнее пощёчины. «Чужой невестки»…
— Чужой? — прошептала она. — Двенадцать лет я была чужой?
— Слушай, хватит уже этой мелодрамы, — раздражённо сказал Кирилл. — Завтра в десять утра приеду с оценщиком. И чтобы никаких глупостей. Понятно?
— А что будет, если я не соглашусь? — тихо спросила Галина.
— Ничего хорошего, тётя Галя. Поверь мне, ничего хорошего.
Связь прервалась. Галина стояла с трубкой в руке, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Этот тон, эта угроза… Кирилл показал истинное лицо.
— Толик, — позвала она мужа, — ты слышал?
— Слышал, — он сидел на диване, уставившись в пол.
— И что думаешь?
— Думаю, надо соглашаться. Не связываться с ним.
— Соглашаться? — Галина не поверила. — Толик, он нам угрожает! А ты предлагаешь соглашаться?
— А что делать? Он же сильнее нас. У него деньги, связи…
— А у нас правда! — выкрикнула Галина. — У нас правда, понимаешь?
— Правда? — Анатолий горько усмехнулся. — Галь, с какого времени правда что-то решает?
Ровно в десять утра позвонили в дверь. Кирилл вошёл с мужчиной в дорогом костюме — оценщиком. Галина встретила их в халате, не желая притворяться.
— Тётя Галя, познакомьтесь — Игорь Владимирович, оценщик, — Кирилл говорил деловито, словно она уже была здесь гостьей. — Он быстро всё посмотрит, и мы не будем вас больше беспокоить.
— Подождите, — Галина преградила им путь в комнату. — А можно сначала поговорить? Есть вопросы.
— Какие ещё вопросы? — Кирилл поморщился. — Всё же ясно.
— Не всё. Вчера я ездила к нотариусу Михайловой. Она рассказала интересные подробности.
Оценщик дипломатично отошёл к окну, делая вид, что изучает планировку. Кирилл насторожился:
— И что она рассказала?
— Что твоя тётя хотела оформить завещание на меня. А потом вдруг передумала. Прямо после твоего визита.
— Ну и что? Люди передумывают.
— Кирилл, — голос Галины стал твёрдым, — что ты ей сказал тогда? Чем напугал больную старуху?
— Никого я не пугал, — он пожал плечами. — Просто объяснил реальность жизни.
— Какую реальность?
Кирилл окинул взглядом потёртую мебель, старые обои, и усмехнулся:
— А такую, что завещание можно оспорить. Особенно если есть основания сомневаться в дееспособности завещателя.
У Галины похолодело внутри:
— То есть?
— А то есть, что тётя Клава последние годы была не совсем в себе. После инсульта, сами понимаете. И если бы она оформила завещание, я бы легко доказал в суде её недееспособность.
— Недееспособность? — Галина побелела. — Клавдия Ивановна была в здравом уме!
— А кто это докажет? — Кирилл наклонился к ней, и она увидела в его глазах холодную жестокость. — Ты? Заинтересованное лицо? Или твой муж-алкоголик?
— Толик не алкоголик!
— Да ну? А справки из наркодиспансера у меня есть. Где он два года назад кодировался.
Анатолий вздрогнул:
— Откуда у тебя справки?
— У меня много чего есть, дядя Толя, — Кирилл злобно улыбнулся. — Например, информация о том, что твоя жена занималась самолечением больной. Без лицензии, без контроля врачей. Фактически — незаконная медицинская деятельность.
— Что?! — взвилась Галина. — Я медсестра! У меня образование!
— Образование есть, а лицензии на частную практику нет. И если я заявлю в прокуратуру, что ты довела больную женщину до смерти своими экспериментами…
— Ты сошёл с ума! — крикнула Галина. — Я её спасала! Лечила! Двенадцать лет жизни отдала!
— Отдала, отдала… — он покачал головой. — А результат какой? Женщина умерла. И кто знает, может, если бы она была в нормальном доме престарелых, под наблюдением врачей, прожила бы дольше?
Галина схватилась за сердце. Этого она никак не ожидала. Кирилл не просто отнял наследство — он пытался обвинить её в смерти свекрови.
— Ты… ты это серьёзно? — прошептала она.
— А как думаешь? — он достал из кармана папку. — Вот медицинские справки тёти. Видишь, сколько лекарств она принимала? И все назначал не врач, а ты. Самовольно.
— Но врачи же прописывали!
— Какие врачи? Участковый терапевт раз в месяц? А остальное время ты сама решала, что колоть, что давать. Без консультаций, без обследований.
Галина поняла — он всё продумал заранее. Собрал компромат, подготовил обвинения. Истинный хищник, который не остановится ни перед чем.
— Кирилл, — она попыталась взять себя в руки, — что ты хочешь? Говори прямо.
— Хочу, чтобы ты перестала мне мешать. Завтра я подаю документы на наследство. Через месяц квартира будет моя. И никаких проблем.
— А если я не соглашусь?
— Тогда завтра же в прокуратуру идёт заявление о неправомерном лечении и возможном доведении до смерти. Плюс в налоговую — о незаконных доходах от частной медицинской практики.
— Каких доходах? Я же денег не брала!
— А кто это докажет? — он ухмыльнулся. — У меня есть справки о том, что ты покупала дорогие лекарства. На какие деньги? Официально ты получаешь пенсию — копейки. Значит, были дополнительные доходы.
Галина почувствовала, как ноги подкашиваются. Этот человек превратил её самоотверженность в преступление. Каждое её доброе дело он извратил, представил в чёрном свете.
— Толик, — прошептала она, обращаясь к мужу, — ты же всё знаешь. Скажи ему, как было на самом деле.
Анатолий молчал, глядя в пол.
— Толик! — повторила она громче.
— Галь, — наконец поднял голову муж, — а может, он прав? Может, не стоит связываться? Найдём где-нибудь комнатку, будем жить тихо…
— Комнатку? — она не поверила своим ушам. — Толик, ты понимаешь, что говоришь? Этот человек нас грабит! А ты предлагаешь молчать?
— Ну а что делать? — он развёл руками. — Бороться с ним? У него же адвокаты, связи…
— А у нас совесть есть! — крикнула Галина. — Или тебе плевать?
— При чём тут совесть? — вмешался Кирилл. — Дядя Толя разумный человек. Понимает, что лучше не связываться.
Галина смотрела на мужа и видела чужого человека. Того, кто готов предать её в самую трудную минуту. Кто выберет спокойствие вместо справедливости.
— Знаешь что, Кирилл, — она выпрямилась, собрав последние силы, — делай что хочешь. Подавай свои заявления. Но я не отступлю. Найду способ доказать, что ты обманщик и шантажист.
— Доказать? — он засмеялся. — Кому? Судьям, которых я знаю лично? Или прокурорам, которые у меня в долгу?
— Найду тех, кто тебя не знает. Найду честных людей.
— Наивная ты, тётя Галя, — покачал головой Кирилл. — Честных людей не осталось. Остались только умные и глупые. А ты — глупая.
Оценщик закончил работу через полчаса. Кирилл забрал документы и на прощание сказал:
— До свидания, тётя Галя. Через две недели освобождайте квартиру. И помни — лучше по-хорошему, чем через суд.
Дверь захлопнулась. Галина стояла посреди комнаты, чувствуя, как рушится вся её жизнь. Двенадцать лет самоотверженности превратились в ничто. Более того — её объявили чуть ли не убийцей.
— Толик, — тихо позвала она мужа, — ты действительно думаешь, что я виновата в смерти твоей матери?
Анатолий не ответил сразу. Долго молчал, потом тяжело вздохнул:
— Не знаю, Галь. Может, врачей надо было чаще вызывать…
— Врачей? — она не поверила. — Толик, ты же сам видел — я день и ночь за ней ухаживала! Лучше любой сиделки!
— Видел. Но Кирилл прав — у тебя образование есть, а лицензии нет. Может, и правда что-то не так делала…
Эти слова добили её окончательно. Собственный муж, который двадцать лет знал её как честного, порядочного человека, сейчас сомневался в ней.
— Понятно, — сказала она спокойно. — Значит, ты тоже на его стороне.
— Я ни на чьей стороне! Просто не хочу проблем!
— Проблем… — Галина горько усмехнулась. — А как же я? Мне тоже проблемы не нужны, но я не предаю близких людей.
— Никого я не предаю! Просто говорю, как есть!
— Как есть? — она подошла к нему вплотную. — А как есть — это то, что я отдала этому дому лучшие годы жизни! Что тратила свои деньги на чужую мать! Что не спала ночами, когда ей плохо было!
— Ну отдала, и что? Никто тебя не заставлял!
Эта фраза стала последней каплей. «Никто не заставлял» — те же слова, что вчера произнёс Кирилл. Муж окончательно перешёл на его сторону.
— Знаешь что, Толик, — Галина подошла к шкафу и достала чемодан, — раз никто меня не заставлял, то и сейчас никто не заставляет оставаться.
— Ты куда собралась?
— К сестре. В деревню. Хоть там люди честные остались.
— Галь, ну не устраивай спектакль…
— Спектакль? — она начала складывать в чемодан свои вещи. — Двадцать лет жизни с тобой — это спектакль? Двенадцать лет ухода за твоей матерью — тоже спектакль?
— Я не то хотел сказать…
— А что хотел? — она повернулась к нему с платьем в руках. — Что я должна молчать, когда меня грабят? Что должна терпеть, когда меня называют убийцей?
Анатолий опустил голову:
— Ну а что мы можем сделать? Он же сильнее нас…
— Ничего мы не можем, — холодно сказала Галина. — Потому что у нас нет самого главного.
— Чего?
— Совести. У тебя её нет, Толик. А я думала, есть.
Она закрыла чемодан и направилась к двери. На пороге обернулась:
— Знаешь, Кирилл оказался прав. Честных людей действительно не осталось. Во всяком случае, в этом доме.
— Галь, ну куда ты? Одна останешься…
— Лучше быть одной, чем с предателем, — она взялась за ручку двери. — Живи теперь как хочешь. С Кириллом договаривайся, комнатку снимай. А я найду где жить.
— А что я Кириллу скажу?
Галина усмехнулась:
— Скажи, что твоя жена оказалась глупой. Не захотела молчать, когда её грабили. Он поймёт — у него с совестью тоже проблем нет.
Дверь закрылась. Галина спускалась по лестнице, чувствуя странное облегчение. Да, её обманули, ограбили, предали. Но она сохранила главное — своё достоинство.
На улице её ждало такси. Она назвала адрес автовокзала и откинулась на сиденье.
— Что стало с людьми? — тихо спросила она у отражения в окне.
И сама себе ответила:
— Ничего не стало. Просто теперь я знаю, кто чего стоит.
