Комната утопала в тусклом свете настольной лампы, отбрасывавшей длинные тени на стены. На столе громоздились бумаги, раскрытый ноутбук мерцал погасшим экраном, а в углу стояла детская кроватка, из которой доносился тихий, но настойчивый плач. Михаил резко захлопнул ноутбук, и звук эхом разнёсся по квартире, заставив Настю вздрогнуть.
– Я же говорил, что не нужно было оставлять ребёнка, – его голос звучал резко, с нотками раздражения, которые он больше не пытался скрывать. Мужчина откинулся на спинку стула, провёл рукой по волосам, будто пытаясь собраться с мыслями, но это не помогло. – Послушалась бы, и никаких проблем сейчас бы не было!
Настя замерла. Она стояла у кроватки, прижимая к груди крохотный свёрток. Малыш всхлипывал, его личико сморщилось от плача, и Настя машинально начала напевать тихую колыбельную, хотя голос дрожал. Она подняла глаза на мужа – в них стояли слёзы, но она старалась не дать им пролиться.
– Ты называешь собственного сына проблемой? – её голос был едва слышен, словно каждое слово давалось ей с огромным трудом. Она сглотнула, пытаясь унять дрожь в голосе, но не смогла.
– Да, называю! – Михаил резко поднялся, стул с грохотом опрокинулся на пол. Он не смотрел на жену – его взгляд был прикован к разбросанным по столу бумагам, словно они были единственным, что имело значение. – Я не раз тебе объяснял, что у меня сейчас очень важный период на работе. Новый проект, который требует полнейшего внимания!
Он начал собирать документы, складывая их в папку неровными, нервными движениями. Листы шуршали, некоторые выпадали, но он не обращал на это внимания. Его пальцы дрожали, когда он застёгивал молнию на сумке для ноутбука.
– Ты куда? – Настя наконец оторвала взгляд от ребёнка и посмотрела на мужа. В её голосе звучала растерянность, почти испуг. Она инстинктивно прижала малыша ближе к себе, словно пытаясь защитить его от того, что сейчас произойдёт.
Михаил замер в дверях, не оборачиваясь. Его рука крепко сжимала ручку сумки, пальцы побелели от напряжения. Он глубоко вздохнул, будто собираясь с силами, и только потом ответил:
– В гостиницу. Потом сниму квартиру, так что приготовь мои вещи. Мне нужно работать, а в этом кошмаре я не могу сосредоточиться! – он наконец повернулся, и Настя увидела в его глазах не просто раздражение – там была настоящая злость, почти ненависть к происходящему. – Ты хотела ребёнка? Вот и мучайся. А мне работать нужно!
Мужчина вышел, громко хлопнув дверью. Звук эхом разнёсся по квартире, и даже малыш на мгновение затих, будто испугавшись. Настя осталась стоять посреди комнаты, прижимая к себе ребёнка. Её плечи дрожали, слёзы катились по щекам, но она продолжала тихо напевать колыбельную, пытаясь успокоить и сына, и себя.
Через некоторое время девушка устало опустилась на ближайшее кресло, едва держась на ногах от бесконечной череды бессонных ночей. Никита, уютно устроившийся у неё на руках, снова начал всхлипывать – сначала тихо, потом всё громче и громче, пока его плач не заполнил всю комнату.
Она попыталась успокоить его, мягко покачивая, но малыш будто не слышал её успокаивающих слов. Его крошечное лицо сморщилось, ручки сжались в кулачки, а голос становился всё пронзительнее. Настя закусила губу, чувствуя, как внутри нарастает отчаяние. Они обошли уже столько врачей, сдали столько анализов – и каждый раз вердикт был один: ребёнок абсолютно здоров. Но как же так? Почему он плачет сутками напролёт, почему не может уснуть, почему ни одна из проверенных временем методик не помогает?
Руки девушки задрожали – не от тяжести сына, а от накопившейся усталости, от бессилия, от чувства, что она что‑то делает не так. Она едва не уронила ребёнка, вовремя подхватив его второй рукой. Сердце сжалось от страха: “Что со мной? Я даже удержать его не могу…”
– Я так тоже больше не могу… Я устала! – вырвалось у неё, и голос дрогнул, словно натянутая струна, готовая лопнуть.
Настя осторожно положила сына в кроватку. Он тут же закричал ещё громче, но она, сжав кулаки, заставила себя отойти. Ноги едва держали её, но девушка добрела до окна и упёрлась ладонями в прохладное стекло.
За окном раскинулась детская площадка. Яркие качели, горка, песочница – всё это сейчас казалось чужим, далёким миром, где живут другие мамы, у которых всё получается. Там бегали дети постарше, смеялись, толкались, строили замки из песка. Одна девочка лет пяти ловко забралась на турник и повисла, болтая ногами, а её мама, сидя на скамейке неподалёку, улыбалась, наблюдая за ней.
Настя смотрела на них и не могла оторвать взгляд. В груди что‑то сжималось, горло пересохло. “Вот как должно быть… – подумала она. – Вот как выглядит нормальная жизнь”.
– Кажется, я поторопилась с решением. Мать из меня никудышная получилась… – прошептала она, и слёзы, которые она так долго сдерживала, наконец покатились по щекам.
Она не плакала громко, не всхлипывала – просто слёзы беззвучно текли, оставляя мокрые дорожки на лице. Она вытерла их тыльной стороной ладони, но новые тут же выступили на глазах. Никита всё ещё кричал в кроватке, но сейчас этот звук доносился до неё словно издалека, будто она находилась в другом измерении, где есть только она, её сомнения и это невыносимое чувство, что она не справляется.
Настя глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. “Надо собраться. Надо что‑то делать. Нельзя сдаваться”, – мысленно повторяла она, но внутри всё кричало: “Я не могу. Я правда не могу больше”.
Едва передвигая ногами, Настя подошла к кроватке и вновь взяла сына на руки. Она ведь не настолько бессердечна, чтобы оставить малыша надрываться. Но как же она устала…
А ещё год назад Настя прыгала от счастья, увидев заветные две полоски на тесте. Она стояла перед зеркалом в ванной, сжимала в руках пластиковую полоску и не могла поверить своему счастью. Глаза блестели, на губах сама собой появлялась улыбка – широкая, искренняя, от которой щёки начинали болеть. Она представляла, как расскажет Мише, как он обнимет её, как они вместе начнут мечтать о будущем. В голове уже рисовались картины: уютный дом, детский смех, совместные прогулки в парке…
Она дождалась вечера, купила любимый тортик Миши, зажгла свечи, чтобы создать особенное настроение. Когда он вернулся с работы, она, волнуясь, протянула ему тест.
– Миша, у нас будет ребёнок! – выпалила она, едва сдерживая восторг.
Он взял тест, посмотрел, потом на неё. На лице промелькнуло что‑то неуловимое – не радость, не испуг, а скорее растерянность. Он медленно опустился на диван, всё ещё держа в руках этот маленький пластиковый предмет, будто не знал, что с ним делать.
– Насть, сейчас не лучшее время для ребёнка, – мягко, почти осторожно начал он, подбирая слова. – Ты же знаешь, какой сейчас период у меня на работе. Через полгода я буду полностью погружён в новый проект. От него зависит будущее всего нашего бизнеса. Малыш будет только мешать.
Настя замерла. Улыбка медленно сползла с её лица, но она тут же заставила себя снова улыбнуться – будто это могло всё исправить.
– Всё будет просто замечательно! – она шагнула к нему, взяла за руки, стараясь передать своё воодушевление. – Мы тебе не помешаем. Я буду всё делать сама, ты даже не заметишь перемен. Мы справимся, правда!
Миша вздохнул, осторожно высвободил руки. Он не хотел её ранить, но и притворяться не мог.
– Ты же понимаешь, что детям свойственно плакать по ночам? – он говорил спокойно, но в голосе звучала твёрдость. – Да и не только по ночам. У них часто что‑то болит, и нужно постоянно быть рядом. Ты не сможешь всё делать одна. А я не смогу разрываться между работой и домом. Это не кукла – наигрался, положил и забыл.
Настя отступила на шаг. В груди что‑то сжалось, но она упрямо сжала кулаки.
– Мы найдём выход. Я уверена. Ребёнок – это же счастье! Мы будем помогать друг другу, будем вместе…
Он покачал головой, глядя куда‑то в сторону.
– Насть, я не готов. Сейчас – точно не готов. Давай подумаем об этом позже, когда ситуация на работе стабилизируется.
Она молчала. Свечи на столе тихо мерцали, торт так и остался нетронутым. Радость, которая ещё полчаса назад переполняла её, теперь казалась далёкой, будто приснившейся. Но Настя упрямо цеплялась за надежду – ведь так не может быть, чтобы самое большое счастье вдруг стало проблемой.
– Я всё это прекрасно понимаю, – легкомысленно отмахнулась Настя, чуть взмахнув рукой, словно отгоняла назойливую муху. – У всех моих подруг уже есть дети, я тоже хочу!
Она говорила с горящими глазами, представляя, как будет гулять с коляской в парке, как покажет малыша подругам, как они будут умиляться и говорить: “Какой милый!” В её воображении всё выглядело просто и радостно – будто материнство это бесконечный праздник с милыми фотографиями и счастливыми улыбками.
– Моё дело предупредить, – Михаил устало вздохнул, потёр переносицу, будто у него начинала болеть голова. – У меня не будет времени тебе помогать. Работа сейчас на пике – каждый день новые задачи, совещания, дедлайны. Я даже по выходным буду занят.
Он смотрел на жену внимательно, надеясь, что она задумается, оценит серьёзность ситуации. Но Настя лишь улыбнулась, будто он говорил о чём‑то неважном.
– Я сама справлюсь, – уверенно повторила она, выпрямляя спину, словно доказывала что‑то не только ему, но и себе. – В крайнем случае попрошу маму помочь. Она всегда рада понянчиться с внуками.
Михаил ещё раз посмотрел на жену – на её сияющее лицо, на нетерпеливый блеск в глазах – и молча покачал головой. Спорить было бесполезно. Если уж Настюше что-то стукнуло в голову, её не переубедить.
– Ладно, – подумал он. – Пока есть возможность, нужно сделать как можно больше. Подготовиться.
И он взялся за дело. Сначала составил список: оформить детскую, купить вещи, подобрать хорошую клинику. Лучше всего частную – там и обслуживание на уровне, и отношение к пациентам гораздо внимательнее. Он методично вычёркивал пункты: нашёл дизайнера для детской, заказал кроватку и комод, изучил рейтинги роддомов, договорился о предварительных консультациях.
Настя послушно соблюдала все рекомендации врачей. В первые месяцы всё шло хорошо – она с удовольствием выбирала одежду для будущего малыша, представляла, как будет украшать детскую, мечтала о том, каким вырастет её ребёнок. Но чем больше становился срок, тем ощутимее менялись её будни.
Простые радости жизни постепенно уходили в прошлое. Больше нельзя было встретиться с подругами в кафе допоздна, нельзя сходить на концерт или просто прогуляться по городу до усталости в ногах. Даже любимые туфли стали неудобными – ноги отекали, спина ныла, а сон превратился в мучение: то жарко, то холодно, то неудобно, то малыш толкается так, что невозможно уснуть.
Сначала Настя старалась не обращать внимания на неудобства. Она убеждала себя: “Это временно. Зато потом будет счастье”. Но дни шли, усталость накапливалась, и раздражение стало прорываться всё чаще. Она ловила себя на том, что злится из‑за мелочей: из‑за долгого ожидания в поликлинике, из‑за того, что Михаил опять задерживается на работе, из‑за каждого неловкого движения, вызывающего боль в пояснице.
Иногда, лёжа в темноте, она считала дни до родов. Не с радостным предвкушением, как раньше, а с усталой надеждой: “Скоро это закончится. Скоро всё наладится”. Но в глубине души она боялась признаться себе: а что, если после рождения ребёнка станет только сложнее?
Наконец этот день настал. В родильном зале, залитом ярким светом ламп, раздался громкий, требовательный крик – Никита появился на свет. Врач с улыбкой передал малыша Насте:
– Ну, мама, поздравляю! Настоящий богатырь – четыре двести, рост пятьдесят шесть сантиметров.
Настя, измученная, но счастливая, прижала к груди тёплое крохотное существо. Слезы катились по её щекам, но это были слёзы радости. Она разглядывала крошечные пальчики, курносый носик, сморщенный лобик – всё казалось невероятно прекрасным. “Вот он, мой малыш”, – шептала она, не веря своему счастью.
Первые дни дома напоминали сон: Настя просыпалась от каждого шороха, проверяла, дышит ли сын, бесконечно пеленала, кормила, укачивала. Она ещё верила, что всё наладится, что скоро она привыкнет к новому ритму жизни. Но время шло, а легче не становилось.
Никита плакал и днём, и ночью. Его плач заполнял квартиру, проникал в каждую щель, отзывался эхом в уставших висках Насти. Она пробовала всё: меняла позы при кормлении, проверяла температуру смеси, качала на руках, пела колыбельные. Ничего не помогало. Малыш кричал, а она чувствовала, как внутри растёт отчаяние.
Бабушка приехала на третий день после выписки – с пакетами пелёнок и бутылочек, с готовыми советами. Первые пару дней она действительно помогала: меняла подгузники, готовила обед, давала Насте передохнуть. Но уже на пятый день, собирая вещи, заявила:
– Дочка, я и так выбилась из графика. У меня дача, да и соседке обещала помочь с огородом. Ты уж извини, но я не могу тут сидеть безвылазно.
Настя кивнула, стараясь не показать, как больно ей слышать эти слова.
— Конечно, мама, я понимаю, – прошептала она, провожая её до двери.
Муж… Михаил старался. Он приходил с работы, устало улыбался, спрашивал: “Как дела?” Но уже через пять минут его телефон начинал вибрировать, он отвечал на звонки, открывал ноутбук, погружался в документы. Иногда Настя пыталась привлечь его внимание:
– Миша, посмотри, Никита опять плачет. Может, ты подержишь его немного?
– Насть, у меня срочный отчёт. Через час закончу – помогу, – отвечал он, не отрываясь от экрана.
Через час он обычно засыпал прямо за столом, а Никита всё ещё кричал.
И вот настал этот вечер – тот самый, ставший последней каплей…
*****************
Дверь за мужем закрылась. Настя осталась одна, стоя у окна, всё так же прижимая к груди всхлипывающего Никиту. За стеклом медленно кружились первые снежинки, оседая на подоконник. Она не заметила, как открылась дверь, не услышала шагов – настолько погрузилась в свои мысли.
– Ты извини меня, – вдруг раздался голос мужа прямо за спиной.
Настя вздрогнула, инстинктивно прижала сына чуть крепче. Она не обернулась – боялась, что если посмотрит на Михаила, то разрыдается ещё сильнее.
– Я действительно всё на тебя свалил, даже не задумываясь о твоих чувствах. Слишком погряз в своих проблемах, – продолжал он, и в его голосе звучала непривычная мягкость, какая‑то новая, незнакомая ей интонация.
Она наконец повернулась. Михаил стоял совсем близко, в глазах – не привычная усталость, а искреннее раскаяние. Он медленно подошёл, осторожно обнял её, стараясь не потревожить немного успокоившегося на руках Никиту, и начал мягко поглаживать Настю по голове, как когда‑то в первые месяцы их знакомства, когда ей было грустно.
– Я нанял няню. Через час она придёт, и ты сможешь хорошенько отдохнуть. Поспишь, примешь ванну, просто посидишь в тишине – всё, что захочешь.
Настя всхлипнула. Слёзы, которые она так долго сдерживала, сами покатились по щекам, но теперь это были уже не слёзы отчаяния. Она опустила голову на плечо мужа, чувствуя, как напряжение, сковывавшее её тело последние недели, понемногу отпускает.
– Прости, что не видел, как тебе тяжело. Я думал, что обеспечиваю семью – это главное. А оказалось, что ты нуждалась не в деньгах, а во мне, – тихо проговорил он, крепче прижимая её к себе.
Настя наконец подняла глаза, попыталась что‑то сказать, но слова застряли в горле. Вместо этого она просто крепко прижалась к любимому, чувствуя, как успокаивается сердцебиение, как уходит тяжесть из груди. Никита, словно почувствовав перемену в настроении матери, затих, уткнувшись носом в её плечо.
В этот момент все проблемы – бессонные ночи, бесконечные слёзы, чувство одиночества – словно отодвинулись на второй план. Осталась только теплота его объятий, тихое дыхание сына и осознание: она не одна. У неё есть человек, на которого можно положиться, который готов разделить с ней и радости, и трудности.
Михаил продолжал гладить её по волосам, шептал что‑то успокаивающее, а Настя наконец позволила себе расслабиться. Впервые за долгое время она почувствовала, что всё будет хорошо. Что они справятся. Вместе.
– Правда? Няня придёт через час? – тихо переспросила Настя, поднимая глаза на мужа. В её взгляде ещё читалась неуверенность – слишком долго она жила в состоянии постоянной тревоги, чтобы сразу поверить в перемену.
– Конечно, – Михаил улыбнулся, провёл рукой по её спутанным волосам. – Я понял, что слишком увлёкся работой. Но… по другому сейчас не получится! Слишком многое поставлено на карту! А ты… ты ведь не железный человек. Тебе нужен отдых, поддержка.
Настя почувствовала, как к горлу подступает комок. Она хотела что‑то сказать, но слова не шли – только слёзы снова навернулись на глаза.
– Прости, что не видел, как тебе тяжело, – продолжил Михаил, крепче прижимая её к себе. – Обещаю: теперь буду больше помогать. Мы найдем выход.
Он осторожно взял у неё Никиту, прижал к груди. Малыш зашевелился, но не проснулся – видимо, тепло отцовских рук оказалось таким же успокаивающим, как материнское.
– Мы обязательно справимся! – Михаил слегка покачал сына. – Всё у нас будет хорошо. Мы ещё неопытные родители, нам простительны ошибки.
Настя наблюдала за ними, и в душе постепенно разливалось странное, давно забытое чувство – надежда. Она вдруг заметила, как Михаил постарел за эти месяцы: появились новые морщинки у глаз, в волосах – пара седых нитей. Он тоже устал, просто скрывал это лучше.
– Я даже не представляла, насколько это тяжело, – призналась она, вытирая слёзы. – Думала, будет как у подруг: малыш спит, я занимаюсь собой, мы гуляем, всё красиво… А тут бессонные ночи, постоянный плач, ничего не успеваю…
– Мы просто не были готовы, – вздохнул Михаил, укладывая сына в кроватку. – Никто нас не учил, как быть родителями. Но мы учимся. Вместе.
Он усадил Настю на диван, накрыл пледом, который валялся рядом.
– Сейчас ты посидишь тут, отдохнёшь. Я пока приготовлю чай. Потом придёт няня, и ты сможешь принять ванну, поспать, сделать что захочешь. Хочешь, фильм посмотрим вместе?
Настя кивнула, чувствуя, как внутри тает ледяной ком, сковывавший её все эти недели. Впервые за долгое время она позволила себе просто расслабиться – не прислушиваться к каждому шороху, не вскакивать при малейшем всхлипе Никиты.
Михаил ушёл на кухню, и вскоре по квартире поплыл успокаивающий аромат чая. Он вернулся с двумя кружками, одну поставил рядом с Настей, вторую взял себе.
– Знаешь, – он сел рядом, осторожно придвигая стул, – я тут подумал… Может, нам стоит нанять няню на каждый день? Хотя бы на несколько часов? Чтобы ты могла просто выйти на улицу, подышать воздухом, зайти в кафе, встретиться с подругами.
Настя удивлённо посмотрела на него:
– Ты серьёзно?
– Абсолютно. Ты не должна быть заперта дома. Мы найдём хорошую няню, которая будет помогать нам, а ты сможешь немного жить своей жизнью. Ведь материнство – это не только пелёнки и бессонные ночи. Это ещё и радость, которую ты заслуживаешь почувствовать.
В этот момент в дверь позвонили. Михаил поднялся:
– Это, наверное, няня. Пойду встречу.
Пока он разговаривал в прихожей с женщиной средних лет, Настя наблюдала за ними из‑за двери. Няня улыбалась, говорила спокойно, уверенно. Михаил что‑то объяснял, показывал, как держать Никиту, как его укачивать.
Когда они вернулись в комнату, няня подошла к Насте:
– Здравствуйте! Меня зовут Елена. Я буду помогать вам с малышом. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
Её голос звучал так мягко и уверенно, что Настя невольно расслабилась.
– Спасибо, – прошептала она.
– Ну вот, – Михаил обнял её за плечи. – Теперь ты можешь немного отдохнуть. Пойдём, я помогу тебе устроиться в спальне.
Он проводил Настю в комнату, помог лечь, укрыл одеялом.
– Если что‑то понадобится – зови. Я буду рядом.
Настя закрыла глаза, чувствуя, как усталость, копившаяся месяцами, наконец отпускает её. Где‑то вдалеке слышались голоса – Михаила и няни, тихое посапывание Никиты. И впервые за долгое время ей показалось, что всё действительно будет хорошо.
Что они справятся.
Вместе.
