Дверь в мою же квартиру захлопнулась перед моим носом с таким грохотом, что задребезжали стекла в окне на лестничной клетке. Я осталась стоять на площадке, сжимая в руке связку ключей, которая больше ничего не открывала. Из-за двери донёсся голос отца, жёсткий и чужой: «Нечего было совать свой нос в наши дела! Поняла? И не пытайся звонить!» Я медленно спустилась на ступеньку, не в силах уйти. Где-то внутри ещё теплилась дурацкая надежда, что мама выйдет и скажет: «Папа погорячился, дочка, заходи». Но дверь не открывалась. Было слышно, как они, мои родные родители, задвигали внутри мебель, чтобы я не смогла войти.
Три месяца назад всё началось с телефонного звонка.
«Марин, у нас небольшая проблема, — голос отца звучал неестественно бодро. — Инвестиция не сработала».
Я примчалась. Они сидели за кухонным столом — папа, гордый инженер на пенсии, и мама, всегда такая аккуратная. Сейчас они выглядели скомканными.
«Какая ещё инвестиция?»
Оказалось, они вложили все свои сбережения, включая мамину пенсию по инвалидности, в какой-то «сверхдоходный проект». Им пообещали золотые горы, а вместо этого пришли пустые счета и молчание от «брокеров».
«Сколько?» — спросила я, боясь услышать ответ.
«Все», — прошептала мама.
Я не спала всю ночь. У меня самой была ипотека, работа с утра до вечера. Но они — родители. Я не могла их бросить.
«Переезжайте ко мне», — предложила я на следующее утро. — «Будем вместе справляться».
Папа нахмурился. «В твою однушку? Нам тесно будет».
«Либо так, либо продавайте эту квартиру и снимаете что-то», — жёстко сказала я. Я видела их испуг. Они прожили в этой трёшке сорок лет.
Через неделю они переехали. Моя жизнь превратилась в ад. Их вещи заполонили мою маленькую квартиру. Папа целыми днями смотрел телевизор, мама тихо ходила и вздыхала. Я работала на двух работах, чтобы покрыть их долги и свои платежи. Денег не хватало катастрофически.
Однажды вечером, разбирая папины бумаги, чтобы подать заявление в полицию о мошенниках, я наткнулась на свежий страховой полис. Его оформили месяц назад. А страхователем и выгодоприобретателем значился мой брат, Алексей, который благополучно жил в другом городе и не звонил им уже полгода.
«Пап, что это?» — спросила я, кладя полис на стол.
Они переглянулись.
«Так, на всякий случай, — отвёл глаза отец. — Леша единственный внуков нам пока не подарил, о нём и подумали».
Во мне что-то оборвалось. Я, которая крутилась как белка в колесе, которая отказывала себе во всём, чтобы их прокормить, даже не удостоилась упоминания. А Леша, который забыл их день рождения, — главный наследник.
«Я тут горбачусь, а вы… о нём беспокоитесь?»
«Не драматизируй, — отрезала мама. — Мы сами как-нибудь».
«Как-нибудь» наступило через две недели. Папе позвонили из банка — приходило уведомление о просрочке по их кредитной карте. Сумма была неподъёмной.
Они запаниковали. Впервые за все время я увидела в их глазах не упрёк, а страх.
«Что же нам делать-то, Мариш?» — спросила мама, и в её голосе послышалась прежняя, детская моя жалость к ней.
Я села с ними и показала все свои расчеты. «Смотрите. Я могу взять этот кредит на себя. Но вы должны будете помочь. Папа — найти хотя бы сторожем работу. Мама — официально оформить уход за тобой, я буду платить тебе из своих средств. Мы продадим твой старый гараж. Мы справимся. Вместе».
Они молча кивали. Впервые за три месяца я почувствовала, что мы — семья, а не сокамерники.
Настал день, когда я, получив аванс, поехала в банк, чтобы оформить кредит. Это было унизительно — выпрашивать деньги, зная, что отдавать их придётся годами. Но я всё подписала. Деньги должны были поступить на мой счёт через три дня.
Я вернулась домой с чувством выполненного долга и странного облегчения. Я открыла дверь своим ключом и застыла на пороге.
В гостиной, на моём диване, сидел мой брат Алексей. Рядом стояла его дорогая сумка. В воздухе пахло дорогим парфюмом и жареной курицей.
«Сестрёнка!» — он широко улыбнулся.
«Леша приехал по делам, решил навестить», — быстро сказала мама, избегая моего взгляда.
Вечер был невыносимым. Они смеялись над шутками Алексея, вспоминали старые истории. Я сидела как чужая. Потом папа не выдержал и похвастался, что скоро все финансовые проблемы решатся.
«Как?» — удивился Алексей.
«Да Марина кредит оформляет, — махнул рукой отец. — Выкрутимся».
Я увидела, как взгляд брата стал оценивающим. «А где брать-то будете? Зарплаты не хватит».
«Квартиру, наверное, в заклад?» — негромко спросила мама.
Я онемела. Они всё знали. Они обсуждали мою квартиру за моей спиной.
«Нет! — вырвалось у меня. — Я не буду закладывать квартиру! Я и так всё для вас делаю!»
Встала гробовая тишина.
«Что ты кричишь? — первым опомнился отец. — Мы тебе ничего не должны! Мы тебя растили, одевали. Это твой долг — помогать нам! А ты считаешь каждую копейку!»
«Я не считаю! Я просто живу этим!» — закричала я.
«А Леша не считает, — вступила мама. — Он нам новый телевизор привёз».
Я посмотрела на них — на отца с перекошенным злобой лицом, на мать, прятавшую глаза, на самодовольного брата. И всё внутри перегорело.
«Хорошо, — сказала я тихо. — Вы мне ничего не должны. И я вам — тоже».
Я прошла в свою комнату, собрала в рюкзак документы, ноутбук и смену одежды. Когда я вышла, они смотрели на меня с недоумением.
«Ты куда это собралась?» — фыркнул отец.
«Я съезжаю. Живите здесь втроём. Платите за коммуналку сами. Разбирайтесь с долгами сами».
«Ты что, с ума сошла? Это же твоя квартира!» — всплеснула руками мама.
«Да. Моя. И я вас туда не звала. Вы сами пришли. А теперь — я ухожу».
Я повернулась и направилась к двери.
«Постой! — крикнул отец. — Как мы без тебя?»
Я обернулась на пороге.
«Как-нибудь».
Я вышла на улицу, и меня затрясло. Не от страха, а от освобождения. Я сняла номер в дешёвой гостинице, отменила все договорённости по кредиту и на следующее утро пошла к юристу. Оказалось, я могу через суд выписать их из своей квартиры, так как они были там лишь зарегистрированы, а права собственности не имели.
Через неделю я нашла съёмную комнату. Жить было тесно, неудобно, но это было моё пространство. Мои правила. Моя жизнь. Я перестала метро работать на двух работах, оставила одну, но хорошо оплачиваемую. У меня появилось время на сон, на книги, на себя. Я впервые за долгие месяцы пошла в кино. И купила себе дорогое капучино. Просто потому, что могла себе это позволить.
Через месяц я поехала в свою квартиру. Пора было решать вопрос с выпиской. Я позвонила в дверь. Мне не открывали. Тогда я достала ключ. Замок щёлкнул.
В прихожей стоял Алексей. Он побледнел, увидев меня.
«Родители дома?» — спросила я спокойно.
Из гостиной вышли они. Выглядели они уставшими и постаревшими.
«Я пришла решить вопрос с вашей пропиской. Вам даётся месяц, чтобы найти себе жильё и выписаться. Иначе я подаю в суд».
«Ты выгоняешь нас на улицу?» — голос мамы дрожал.
«Нет. Я возвращаю себе свою квартиру. Вы же сказали — мы друг другу ничего не должны. Значит, и я вам не должна кров».
«Мы твои родители!» — закричал отец.
«Родители не садятся на шею своим детям и не обсуждают их жильё как свою добычу, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. — У вас есть сын, о котором вы так заботились. Пусть он вам теперь и помогает».
Я повернулась к выходу.
«Марина, подожди! — крикнула мама. — Мы… мы поняли…»
Я остановилась, не оборачиваясь.
«Что вы поняли?» — спросила я.
В ответ была тишина. Они ничего не поняли. Они просто испугались.
«Месяц», — повторила я и вышла. Дверь захлопнулась. На этот раз — по моей воле.
Через три недели они выписались. Алексей, как я и предполагала, не стал брать их к себе, но скинулся им на съёмную комнату. Я пришла в свою пустую квартиру. Она пахла чужими людьми и одиночеством. Но это было моё одиночество. Мои стены.
Я открыла все окна, впуская свежий ветер. Он выдувал запах прошлого, обиды и разочарования. Потом я взяла тряпку и ведро с водой. Я начала мыть пол. Сметая пыль, вытирая разводы, я стирала следы их присутствия. Каждое движение отдавалось в мышцах не болью, а силой. Я дышала глубоко и ровно. Впервые за много месяцев в моей собственной квартире мне не было тесно.
