Уже с раннего возраста стало понятно, что Анюта «породой» пошла не в мать, худенькую птичку-невеличку, а в отца, русского богатыря. Высокая, крупная, ширококостная, с круглым румяным лицом и густыми светло-русыми волосами, она была живой иллюстрацией к поэзии Некрасова о русских крестьянках.
К огромному сожалению, в то время, когда родилась Анюта, в моде был совершенно другой тип внешности — худоба на грани истощения, впалые щеки, изможденный вид. Да и одежду носили исключительно обтягивающую и, чаще всего, короткую. Мама, видя «нестандартность» дочери тяжело вздыхала, каждый раз поминая недобрым словом своего бывшего мужа. Из-за него дочка такая. Такая… Не такая.
И мама «принимала меры». Она запрещала Анюте есть сладкое, ограничивала в еде, пичкая девочку то брокколи, то отварной куриной грудкой. Записала на гимнастику. Потом стала таскать по врачам — и платным, и бесплатным, пока однажды пожилая педиатр, глядя то на Анюту, то на результаты анализов, не сказала маме довольно грубо: «Знаете, мамаша! Отстаньте вы от ребенка! Она абсолютно здорова и полностью укладывается во все нормы: и по росту, и по весу. И от вашего желания расти не перестанет. И вашего типа фигуры у нее не будет никогда.» Только тогда мама смирилась и махнула рукой. Ну хоть здорова. А внешность… Ну не всем же красавицами быть! Кто-то и толстушек любит. Наверное.
Анюта пошла в школу и с огромным удивлением выяснила два обстоятельства. Во-первых, две девочки из класса были выше нее, а две — значительно полнее, настоящие толстушки. А, во-вторых, ни над теми, ни над другими никто не смеялся, как пугала мама. С ними также играли и общались, как и со всеми остальными, никто и не думал, что можно их дразнить. А, может, и кто-то и думал, но учительница сразу это пресекала. В общем, и с учительницей, и с одноклассниками Анюте повезло.
Ее страдания начались только годам к четырнадцати, когда ее рост достиг ста семидесяти четырех сантиметров, а вес — почти семидесяти килограммов. Теперь уже она сама отказывалась от еды и записалась в секцию легкой атлетики. Бесполезно. Вес ушел, размер одежды колебался между сорок четвертым и сорок шестым, но сравниться с тростинками-одноклассницами, худышками, которые пользовались бешеной популярностью у мальчиков, Анюта так и не смогла. Особенно ее огорчало то, что мальчик, который ей уже давно нравится, был на половину головы ниже, чем она. И очень худым. Конечно, воспылать к Анюте романтическими чувствами он никак не мог…
Примерно в это же время мама второй раз вышла замуж за мужчину на пять лет моложе нее. Дядя Сережа казался приятным человеком, не вредничал, не придирался к Анюте и даже часто потихоньку совал ей денежку «на мороженое», хотя она каждый раз отказывалась. Но самое главное — мама расцвела, похорошела и помолодела. Ради этого Анюта была готова смириться с тем, что теперь в их доме появился еще один человек. Единственное, что раздражало и огорчало Анюту — это чувство юмора дяди Сережи. Он почему-то решил, что тема веса девушки просто неисчерпаемая тема для шуток.
Картинка сгенерирована нейросетью
Наверное, девушка и сама была в чем-то виновата: умом она понимала, что ее вес абсолютно нормален, но перестать остро реагировать на шутки не могла. Ей было обидно до слез. «Дядя Сережа, не надо так, пожалуйста! — просила она. — Мне обидно.» — «Надо иметь чувство юмора!» — отвечал он. Но самое неприятное было в том, что его шуткам охотно смеялась и мама, которая тоже упрекала дочь в том, что у нее плохое чувство юмора: «Мы же по-доброму шутим! Понимать надо!» — говорила она всякий раз, когда на глазах Анюты начинали блестеть слезы.
И ведь правда. Шутки дяди Сережи не были злыми, просто били в самое больное место. Например, когда Анюта за ужином сказала, что они с одноклассницами хотят записаться в секцию танцев, которая открылась в их школе, дядя Сережа сказал: «Это хорошо, что секция бесплатная. А то нам придется тюль со всех окон в квартире снимать, чтобы тебе пачку сшить. Такие расходы!» — «Это современные танцы,» — сквозь зубы цедила Анюта. — «Ну, то есть, чехол от моей машины пойдет в качестве костюма?» — хохотал он, а мама вытирала слезы от смеха.
Когда Анюта говорила, что мечтает научиться ездить верхом, дядя Сережа предлагал сразу ехать в Индию, учиться ездить на слоне: лошади будет тяжеловато носить такой вес. Когда бабушка купила девушке супер-модные рваные джинсы, и дядя Сережа увидел, как счастливая Анюта крутится перед зеркалом, то с беспокойством спросил, не пора ли садиться на очередную диету — вон, даже штаны лопнули в нескольких местах.
Когда она примеряла в магазине джемпер с ладошками, нарисованными по бокам, дядя Сережа отметил, что Анюту уже двумя руками не обхватить. Нет, она не понимала таких шуток и каждый раз расстраивалась. А мама и дядя Сережа убеждали ее учиться понимать шутки, иначе в жизни придется тяжело. И, самое ужасное, что подобные шутки дядя Сережа позволял себе не только наедине, но и практически на каждом семейном застолье, при гостях. И даже день рождения Анюты не был поводом, чтобы над ее весом не посмеялись хотя бы сегодня.
Анюта окончила школу, поступила в институт и перебралась в общежитие, приезжая домой только на каникулы. Удивительно, но и в институте, как и в школе, никто над ней не шутил и не смеялся. У нее даже начали появляться поклонники, причем. как среди высоких парней, так и среди ребят среднего роста. «Получается, что все не так страшно? — удивлялась она, — Нравиться могут не только девушки с модельной фигурой?»
…В очередной приезд домой Анюта рассказала маме, что у нее появился парень, с которым «все серьезно». «Надеюсь, он штангист?» — уточнил дядя Сережа, который в это время как раз зашел на кухню. — «Нет, а что?» — спросила Анюта, удивляясь своему спокойствию. — «Ну как же? А кто, кроме штангиста сможет тебя через порог загса перенести?» — спросил дядя Сережа, и они с мамой громко засмеялись. Анюта поджала губы, но поняла, что почему-то впервые испытывает не обиду, а легкий стыд. Стыд за других людей. Наверное, с того самого вечера шутки дяди Сережи перестали на нее действовать.
Прошло пятнадцать лет. Анюта с мужем и двумя дочками сидели в зале ресторана: их пригласили на юбилей дядя Сережи, которому сегодня исполнилось пятьдесят пять лет. Мама в свои шестьдесят выглядела великолепно и гораздо моложе своих лет — пара смотрелась очень гармонично.
Праздник шел своим чередом, тост следовал за тостом, гости были довольны и веселы, именинник счастлив. Анюта точно не помнила, в какой момент разговор перешел на романтику — что-то было про кофе в постель, лепестки роз и подготовку к романтическому ужину.
«Ну тут-то для романтики главное таблетки не забыть купить, — подмигнул дяде Сереже его приятель, Валерка, — А то ты говорил, что у тебя с «романтическими продолжениями» без допинга уже никак, — он громко захохотал, не обращая внимания на то, что дядя Сережа краснеет от обиды и возмущения. — Или, — он сделал драматическую паузу, — Допинг нужен только на обязательной программе? На произвольной все само получается?» — он подмигнул теперь жене именинника, которая сильно побледнела, сравнившись цветом лица со скатертью.
«Я сказала Сереже, что больше не желаю видеть этого хама! — заявила мама Анюте, когда они разговаривали по телефону несколько дней спустя. — Это надо же! Прямо по самому больному! И Сережа… ну, словом, переживает… Да и я всю нашу совместную жизнь очень боюсь, что он найдет кого-то помоложе… А этот… Ведь знал же! Знал! И такое заявить!» — «Некрасиво, — согласилась Анюта, — теперь ты понимаешь, как мне было обидно слушать шутки дяди Сережи про мой вес?»
«Ну ты сравнила! — возмутилась мама, — во-первых, ты была ребенком, дети все легче воспринимают. А, во-вторых, мы же по-доброму шутили! Понимать надо!» — «Понимаю, — вздохнула Анюта, — это совсем другое. Мне пора, мам. Всего хорошего!» — и сбросила вызов.
