Муж уехал на дачу и сказал, что вернётся быстро. А вечером позвонила соседка с вопросом …

Муж уехал на дачу рано утром, бросив на прощание: «Вернусь быстро, не скучай!» Я кивнула, привычно провожая его взглядом из окна. Он всегда так говорил, но «быстро» у нас с ним имело разные значения. Для него это могло быть и три часа, и три дня. Дача была его маленьким царством: грядки, старый сарай, заросший малиной участок и бесконечные «мужские дела», о которых он рассказывал с таким энтузиазмом, что я не решалась спрашивать, что именно он там чинит или строит.

День тянулся лениво. Я перебрала книги на полке, полила цветы, даже разобрала шкаф, который давно просил внимания. К вечеру, когда солнце уже цеплялось за горизонт, телефон зазвонил. На экране высветился номер соседки, тёти Веры, что жила через два дома. Её голос, обычно бодрый, звучал как-то настороженно.

— Лен, ты дома? — начала она без предисловий. — Тут такое дело… Ты мужа своего сегодня видела?

Я нахмурилась. Вопрос был странный. Конечно, видела — утром, когда он уезжал. Ответила, что да, уехал на дачу, обещал скоро вернуться. Тётя Вера помолчала, а потом выдала:

— Ну, ты это… не волнуйся, но я тут видела его машину. Не на дачном повороте, а у старого пруда, знаешь, где заброшенный домик? Стоит его «Нива», вся в пыли, а рядом какие-то люди. Человек пять. И, Лен, они не местные. Я их раньше не видела. Какие-то… серьёзные, в куртках тёмных. Я прошла мимо, будто просто гуляю, но что-то мне неспокойно стало. Может, он в беду попал?

Сердце у меня ёкнуло. Пруд этот был в стороне от дачного посёлка, место глухое, туда мало кто ходил. Заброшенный домик, о котором говорила тётя Вера, вообще считался местной легендой — поговаривали, там когда-то контрабандисты прятали товар, но это были байки из девяностых. Муж никогда там не бывал, да и зачем? Он же на дачу поехал, грядки копать или сарай чинить. Или не на дачу?

— Тёть Вер, ты уверена, что это его машина? — спросила я, стараясь держать голос ровным.

— Да точно его! Номер тот же, и наклейка на заднем стекле, с этой его рыбалкой. Лен, я бы не звонила, но что-то мне не по себе. Может, ты ему позвонишь, проверишь?

Я поблагодарила её и сбросила звонок. Руки слегка дрожали, пока я набирала номер мужа. Гудки шли долго, но он не брал. «Абонент вне зоны действия сети», — наконец сообщил автоответчик. Это было странно: на даче связь всегда ловила. Я попробовала ещё раз — то же самое.

В голове завертелись мысли, одна хуже другой. Что он мог делать у пруда? Кто эти люди? И почему он не отвечает? Я знала, что муж иногда любил «пошалить» — то с соседом по даче засидится за самогоном, то на рыбалку укатит без предупреждения. Но тётя Вера говорила о каких-то «серьёзных» людях. Это не вязалось с его обычными выходками.

Я схватила ключи от машины. Ехать самой к пруду было, конечно, глупо, но сидеть и ждать я не могла. Пока заводила мотор, в голове крутился его утренний взгляд — весёлый, как будто он что-то недоговаривал. «Вернусь быстро», — сказал он. А теперь его машина у заброшенного пруда, и телефон молчит.

Дорога до пруда заняла минут двадцать. Темнело быстро, фары выхватывали из сумерек узкую грунтовку, заросшую травой. Когда я подъехала, «Нива» мужа действительно стояла там — одиноко, у самого края зарослей. Рядом никого не было. Ни людей в тёмных куртках, ни мужа. Тишина, только сверчки трещали в траве.

Я вышла из машины, сердце колотилось. Дверь «Нивы» была не заперта. В салоне — ничего необычного: пара пустых бутылок воды, удочка на заднем сиденье, его старый рюкзак. Я открыла рюкзак, надеясь найти хоть какую-то подсказку. Внутри лежали обычные вещи: фонарик, перчатки, пачка сигарет (хотя он клялся, что бросил). А на дне, под свёрнутой курткой, я нащупала что-то твёрдое, завёрнутое в тряпку. Развернула — и замерла. Это был старый револьвер, ржавый, но тяжёлый, явно настоящий.

В этот момент за спиной хрустнула ветка. Я обернулась, сжимая револьвер, и увидела тёмный силуэт в кустах. Кто-то стоял и смотрел прямо на меня.

— Лена? — раздался знакомый голос. Это был он, мой муж. Живой, целый, но лицо бледное, а глаза какие-то… чужие. — Ты что тут делаешь?

— Я? — голос мой дрожал от злости и облегчения одновременно. — Это ты что тут делаешь? И что это, чёрт возьми, такое? — я подняла револьвер, не особо понимая, как его держать.

Он шагнул ближе, поднял руки, будто успокаивая. — Лен, это не то, что ты думаешь. Дай, я объясню.

Но в этот момент из темноты вышли ещё двое. Высокие, в тёмных куртках, как и говорила тётя Вера. Один из них держал в руках что-то похожее на лопату, другой — фонарь, свет которого ударил мне в глаза.

— Свои, свои, — быстро сказал муж, встав между мной и ними. — Лена, это друзья. Мы… искали кое-что. Старинное, с войны ещё. Клад, понимаешь?

— Клад? — я почти кричала. — Ты мне про грядки рассказывал, а сам с револьвером и какими-то типами по ночам у пруда шаришься?

Он вздохнул, потёр виски. — Ладно, я всё объясню. Но не здесь. Поехали домой.

Я смотрела на него, на этих двоих, на револьвер в своей руке. И понимала, что «быстро» он уже точно не вернётся. Не в том смысле, как обещал утром. История, которую он собирался рассказать, явно будет длинной. И не факт, что мне она понравится.

Мы ехали домой в полной тишине. Фары моей машины выхватывали из темноты узкую дорогу, а «Нива» мужа тащилась следом. Двое его «друзей» остались у пруда, и я до сих пор не знала, кто они такие и что вообще там происходило. Револьвер, завёрнутый обратно в тряпку, лежал в рюкзаке на заднем сиденье. Я не хотела его трогать, но и оставить у пруда не решилась. Муж пытался заговорить, когда мы садились в машины, но я только бросила: «Дома расскажешь». Он кивнул и молча пошёл к своей «Ниве».

Дома я поставила чайник, больше по привычке, чем от желания пить чай. Муж сел за кухонный стол, глядя в пол, будто решая, с чего начать. Я скрестила руки, стоя у плиты, и ждала. Тишина давила, только чайник тихо гудел.

— Лен, — наконец начал он, — я не хотел тебя в это втягивать. Правда.

— В это — это во что? — резко спросила я. — В кладоискательство? В какие-то мутные дела с револьвером? Или в компанию тех, кто выглядит, будто из бандитского сериала?

Он поморщился, но не от злости, а скорее от усталости. — Это не бандиты. Это… ну, скажем так, энтузиасты. Как я. Мы ищем старые вещи, военные. В основном железки — патроны, каски, иногда оружие. Ничего серьёзного, просто хобби.

— Хобби? — я чуть не поперхнулась. — Ты мне про грядки рассказывал, про ремонт сарая! А сам с ржавым револьвером и какими-то типами по ночам роешься у заброшенного пруда? Это теперь хобби называется?

Он поднял глаза, и я увидела в них смесь вины и упрямства. — Я не врал про дачу. Я туда ездил, правда. Но пару месяцев назад наткнулся на форум в интернете. Там ребята обсуждают старые карты, места, где во время войны могли прятать оружие или технику. Пруд тот — он на старых картах отмечен, там, говорят, партизаны схрон делали. Я подумал, любопытно же. Проверить.

— И не сказал мне ни слова, — я покачала головой. — А эти твои «энтузиасты»? Кто они? Почему тётя Вера их не знает?

— Они не местные, — признался он. — Из города, с того же форума. Я с ними пару раз встречался, нормальные ребята. Просто… серьёзно к делу относятся. У них оборудование, металлоискатели, всё такое. А револьвер — это находка, Лен. Мы его сегодня откопали. Он не рабочий, ржавый в хлам. Я собирался сдать его в музей, как положено.

Я молчала, переваривая. Чайник щёлкнул, выключаясь, но я даже не шевельнулась. Всё звучало слишком дико. Мой муж, который всю жизнь был самым обычным — работа, дача, рыбалка, — вдруг превратился в какого-то искателя приключений. И всё это за моей спиной.

— А телефон почему не брал? — спросила я, вспомнив, как автоответчик твердил про «вне зоны».

— Там у пруда связь плохая, — он пожал плечами. — А потом батарея села. Я не думал, что ты волноваться начнёшь.

— Не думал? — я повысила голос. — Тётя Вера звонит, говорит про твою машину, про каких-то подозрительных людей, а ты «не думал»? Я чуть с ума не сошла, поехала туда ночью, одна!

Он встал, шагнул ко мне, но я отступила. — Лен, прости. Я не хотел. Думал, вернусь и расскажу, когда будет что показать. Не хотел, чтобы ты думала, будто я в ерунде какой-то копаюсь.

— А это не ерунда? — я кивнула на рюкзак, где лежал револьвер. — Это безопасно? Ты хоть понимаешь, во что влез?

Он замялся, и это молчание сказало больше, чем его слова. Я вдруг поняла, что он сам не до конца уверен, что это просто «хобби». Те двое у пруда, их молчаливые фигуры, лопата, фонарь — всё это не вязалось с невинным копанием ради старых касок.

— Ладно, — сказала я, чувствуя, как усталость накатывает волной. — Завтра разберёмся. Но этот револьвер ты сдаёшь. И никаких больше ночных вылазок, пока я не пойму, что происходит.

Он кивнул, но в глазах было что-то ещё — не только вина, но и искры азарта. Я знала этот взгляд. Так он смотрел, когда загорелся идеей построить баню на даче или когда поймал сома на десять кило. Это был его «ещё не всё». И я понимала, что эта история с прудом и «энтузиастами» ещё не закончена.

На следующее утро я проснулась от звука сообщения. На телефоне было уведомление от тёти Веры: «Лен, ты как? Я вчера не всё рассказала. Те ребята у пруда… они сегодня опять там были. И не с лопатами, а с чем-то большим. Будто ящик какой-то тащили. Может, полицию вызвать?»

Я посмотрела на мужа, который мирно храпел рядом. Рюкзак с револьвером стоял в углу комнаты. И я поняла, что «разобраться завтра» будет не так просто.

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Муж уехал на дачу и сказал, что вернётся быстро. А вечером позвонила соседка с вопросом …
Невинность