— Опять творог не доела! — Марфа Ивановна со стуком поставила тарелку на стол. — Продукты переводишь, а толку никакого. Худая как щепка, внуков не родишь!
Анна медленно отложила ложку, стараясь не показать, как больно режут эти слова. За три месяца жизни в доме свекрови она так и не научилась правильно реагировать на подобные замечания.
— Мам, не приставай к ней, — буркнул Петр, не отрываясь от газеты. — Сама разберется, что есть.
— Разберется! — свекровь всплеснула руками. — Небось в городе одними пирожными питалась. А тут хозяйство, работа по дому. Где силы брать будешь?
Анна встала из-за стола, аккуратно поправила стул. В Москве она весила на пятнадцать килограммов больше и чувствовала себя прекрасно. Здесь же аппетит пропал в первую неделю, а набрать вес не получалось, сколько ни старалась.
— Я схожу в магазин, — тихо сказала она.
— В какой магазин? — Марфа Ивановна недоверчиво прищурилась. — У нас всё есть. Что ещё тебе надо?
— Хлеба нет, — Анна взяла с комода кошелек.
— Хлеб сама пеку! Или мой хлеб тебе не нравится?
Петр поднял взгляд от газеты:
— Анька, не выдумывай. Хлеба полно.
— Я не выдумываю, — она повернулась к мужу. — Просто хочется пройтись, подышать воздухом.
— В феврале? На улице минус двадцать! — свекровь покачала головой. — Ума нет совсем. Заболеешь, кто лечить будет?
— Я не замерзну.
— Не замерзнешь! — Марфа Ивановна начала складывать посуду в раковину с такой силой, что тарелки звенели. — Городские все такие, думают, что мороз — это шутки. Потом пневмония, больницы, а виноватые мы будем.
Анна молча надела пуховик. Петр снова уткнулся в газету, словно разговор его не касался. За эти месяцы он не встал на её сторону ни разу, всегда поддерживал мать или просто отмалчивался.
— И долго ты там будешь ходить? — не унималась свекровь. — Ужин в пять, картошку надо почистить. Или ты думаешь, я за тебя всё делать буду?
— Почищу, — Анна застегнула молнию.
— Почистишь! Как вчера почистила? Глазки оставила, кожуру толстую. У нас картошка не городская, выращенная в земле, а не в магазине купленная.
Анна уже стояла у двери, но Марфа Ивановна не собиралась останавливаться:
— И вообще, что за мода такая — по деревне шататься без дела? Люди подумают, что невестка у нас праздная. Лучше бы белье постирала или полы помыла.
— Мам, отстань, — наконец подал голос Петр. — Пусть идет, если хочется.
— Конечно, заступайся! — свекровь повернулась к сыну. — Два месяца женат, а уже жену важнее матери считаешь. Я тридцать лет тебя растила, а она откуда взялась?
Анна быстро открыла дверь. Нужно было уйти прямо сейчас, пока не сказала что-то, о чем потом пожалеет. Морозный воздух ударил в лицо, перехватил дыхание.
За спиной раздался голос Петра:
— Мам, ну хватит уже. Она же ничего плохого не делает.
— Ничего плохого! — свекровь повысила голос. — А кто вчера чуть дом не сжег? Забыла утюг включенным оставить!
Анна остановилась на крыльце. Утюг… Да, вчера она действительно забыла его выключить. Но ничего страшного не случилось, просто он остыл сам.
— Один раз забыла, — услышала она собственный голос.
— Один раз! — Марфа Ивановна вышла на порог, не обращая внимания на мороз. — А если бы пожар? Что бы тогда сказала? Петя, ты посмотри на свою жену — даже извиниться нормально не может!
— Извините, — тихо сказала Анна.
— Извини! Легко сказать извини, когда дом мог сгореть. У нас тут не город, пожарную не вызовешь. Сгорит — и всё, на улице останемся.
Анна сошла с крыльца и пошла по заснеженной тропинке к калитке. Снег скрипел под ногами, ветер обжигал щеки. В доме за спиной продолжался разговор, но слова уже не доносились.
У калитки она обернулась. В окне кухни виднелись две фигуры — Петр и его мать. Они о чем-то говорили, но муж не смотрел в её сторону. Не смотрел, не волновался, не собирался выходить следом.
Деревенская улица была пустынной. Только дым поднимался из труб да собака где-то лаяла. Анна медленно шла по утоптанному снегу, вспоминая, как полгода назад Петр показывал ей фотографии этого места.
— Красота же какая! — говорил он тогда, листая снимки на телефоне. — Леса, река, воздух чистый. От городской суеты отдохнешь.
Она тогда поверила. Даже обрадовалась, представляя себя в роли сельской хозяйки. В Москве работала менеджером в офисе, устала от пробок, начальника, бесконечных дедлайнов. Деревенская жизнь казалась романтичной сказкой.
— А мама как? — спрашивала Анна. — Примет меня?
— Конечно примет! — Петр обнимал её. — Она давно ждет, когда я женюсь. Внуков хочет.
Теперь, идя по заледенелой дороге, Анна понимала, что Петр говорил правду. Марфа Ивановна действительно ждала невестку. Только не такую.
У магазина столпились три женщины. Увидев Анну, они замолчали, проводили взглядами и снова заговорили, но уже шепотом. Анна прошла мимо, делая вид, что не замечает.
— Московская идет, — донеслось сзади.
— Опять без дела слоняется.
— Петьку жалко. Парень хороший был, а теперь смотреть страшно.
Анна ускорила шаг. В первые дни она еще пыталась знакомиться с соседками, улыбалась, здоровалась. Но в ответ получала холодные кивки и немедленно начинавшиеся за спиной обсуждения.
Магазин оказался крошечным — три полки с консервами, хлеб в полиэтиленовых пакетах и замороженная рыба в морозильнике. Продавщица, грузная женщина лет пятидесяти, окинула Анну недружелюбным взглядом.
— Тебе чего?
— Хлеб, — Анна подошла к прилавку.
— Какой хлеб? — продавщица не торопилась вставать.
— Белый, пожалуйста.
— Белого нет. Есть серый.
— Хорошо, серый.
Женщина неохотно поднялась, взяла батон, бросила его на весы.
— Двадцать рублей.
Анна протянула деньги, но продавщица вдруг заговорила:
— Ты это, московская, не очень-то тут по деревне-то шастай. Люди говорят уже.
— Что говорят?
— А то что мужу изменяешь небось. Какая еще причина в мороз шататься?
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она взяла хлеб и молча направилась к выходу.
— Слышишь, я с тобой разговариваю! — крикнула продавщица вслед. — Думаешь, мы тут дурочки? В городе привыкла себя как хочешь вести!
Дверь магазина захлопнулась за спиной. Анна остановилась, прижав хлеб к груди. Руки дрожали от обиды и бессилия. За четыре месяца замужества она ни разу не была грубой, не нахамила, не сделала ничего, что могло бы дать повод для таких обвинений.
Но здесь она была чужой. И останется чужой, сколько бы ни старалась.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Лены, подруги из Москвы: «Как дела? Соскучилась по тебе!»
Анна быстро напечатала ответ: «Все хорошо. Привыкаю потихоньку.»
И тут же удалила сообщение. Написала другое: «Отлично! Муж заботливый, свекровь добрая. Скучаю по городу, но здесь тоже неплохо.»
Отправила и сразу пожалела. Зачем врать? Но как объяснить Лене, что её красивая любовь превратилась в ежедневное выживание?
Дома Анну встретила напряженная тишина. Петр сидел за столом, мрачно ковыряя вилкой остывшую картошку. Марфа Ивановна с показным усердием мыла уже чистую посуду.
— Ну что, нагулялась? — не поворачиваясь, спросила свекровь.
— Купила хлеб, — Анна положила пакет на стол.
— Зачем? У нас хлеба полно! — Марфа Ивановна обернулась, руки на боках. — Двадцать рублей на ветер выбросила! У нас каждая копейка на счету, а ты транжиришь!
— Мам, не начинай, — устало сказал Петр.
— Не начинай! А кто деньги зарабатывает? Ты на заводе вкалываешь, а она по магазинам шастает! И это при том, что работу найти не может!
Анна присела на край стула. О работе она думала каждый день. В деревне вакансий было всего три — учительница, медсестра и продавщица. Учительское место занято, в больнице требовался опыт, которого у неё не было, а продавщица… После сегодняшнего разговора в магазине эта мысль казалась особенно горькой.
— Я найду что-нибудь, — тихо сказала она.
— Найдешь! — свекровь хлопнула мокрой тряпкой по столу. — Месяц уже ищешь! А толку? Небось работать не привыкла, в офисе сидела, ногтики красила!
— Я работала менеджером, — Анна попыталась объяснить. — Управляла проектами, составляла отчеты…
— Отчеты! — Марфа Ивановна расхохоталась. — Тут корову подоить не умеешь, а туда же, менеджер! Петя, ты слышишь? Твоя жена отчеты составляла!
Петр поднял голову:
— Мам, ну хватит уже. Пусть ищет.
— Хватит! Легко сказать хватит! А кто её кормить будет? Небось думает, мы тут богатые, содержать её будем!
В кармане завибрировал телефон. Анна взглянула на экран — звонила Лена. Она хотела сбросить вызов, но Марфа Ивановна заметила:
— О, подружка московская звонит! Небось жалуется, какие мы тут дикие!
— Я не жалуюсь, — Анна нажала отклонить.
— Не жалуешься! А что тогда рассказываешь? Про то, как хорошо тебе здесь?
Телефон зазвонил снова. Марфа Ивановна протянула руку:
— Давай сюда! Поговорю с твоей подружкой, расскажу, какая ты работящая!
— Нет! — Анна прижала телефон к груди.
— Как нет? — свекровь нахмурилась. — В моем доме скрывать нечего! Или ты что-то стыдное обсуждаете?
— Мам, не трогай её телефон, — вмешался Петр.
— Не трогай! А почему не трогай? Она живет под моей крышей, ест мою еду! Имею право знать, о чем болтает!
Телефон снова замолчал, но через секунду пришло сообщение. Марфа Ивановна попыталась выхватить его, но Анна отстранилась.
— Читай вслух! — потребовала свекровь. — Что там пишет твоя московская подружка?
— Это личное, — Анна встала из-за стола.
— Личное! — Марфа Ивановна всплеснула руками. — Петя, ты видишь? У неё от мужа секреты есть! Это в семье так принято?
Петр отложил вилку, посмотрел на жену:
— Ань, ну покажи. Чего там такого секретного?
Анна почувствовала, как что-то ломается внутри. Муж, который должен был защищать её, тоже требует отчета. Она открыла сообщение и прочитала вслух:
— «Анечка, ты там как? Что-то голос грустный был. Может, приедешь на выходные? Соскучилась ужасно!»
— Вот! — торжествующе воскликнула Марфа Ивановна. — Слышишь, Петя? Голос грустный! Значит, жалуется! А мы, значит, виноватые!
— Она переживает за меня, — Анна убрала телефон. — Это нормально.
— Нормально! И что ты ей отвечать будешь? Что муж плохой, свекровь злая?
— Я никому не жалуюсь.
— Не жалуешься! А почему тогда голос грустный? От счастья, что ли?
Анна молча направилась к двери. Нужно было уйти, пока не наговорила лишнего.
— Стой! — крикнула свекровь. — Разговор не закончен! Отвечай — поедешь к подружке?
Анна остановилась у порога:
— Не знаю.
— Как не знаешь? — Марфа Ивановна приблизилась. — Жена должна с мужем советоваться! Петя, скажи ей!
Петр поднялся из-за стола:
— Если хочешь ехать — поезжай. Только ненадолго.
— Ненадолго! — свекровь повернулась к сыну. — А если не вернется? Москва затянет!
— Вернусь, — тихо сказала Анна.
— Вернешься! — Марфа Ивановна прищурилась. — А вдруг там кто-то есть? Старый знакомый, например?
Воздух в комнате стал тяжелым. Анна медленно обернулась:
— Что вы хотите этим сказать?
— А то и говорю! Молодая, красивая, в городе привыкла к вниманию. А тут деревня, скука. Небось скучаешь по прежней жизни!
— Мам, — предупреждающе сказал Петр.
— Что мам? Я правду говорю! Посмотри на неё — исхудала, нервная. Это от тоски по дому или от чего другого?
Анна стояла у порога, чувствуя, как по телу разливается холод. Не от мороза, а от того, что свекровь только что озвучила вслух.
— Вы думаете, я вам изменяю? — голос прозвучал тише, чем хотелось.
— А я не думаю, я знаю! — Марфа Ивановна сложила руки на груди. — Видела, как ты вчера полчаса по телефону шепталась! И не с подружкой, а с мужчиной!
— Это был врач из поликлиники! — Анна повернулась к Петру. — Я записывалась на прием, помнишь? Ты же сам говорил, что надо провериться!
— Врач! — свекровь расхохоталась. — Ну конечно, врач! А почему шепотом? Что, болезнь секретная?
Петр молчал, глядя в окно. Молчал, когда мать обвиняла его жену в измене. Молчал, словно и сам в этом сомневался.
— Петр, — Анна шагнула к мужу. — Скажи ей! Ты же знаешь, что это неправда!
Он медленно повернулся:
— Знаю. Но… ты действительно какая-то странная стала.
— Странная?
— Ну да. Молчишь постоянно, сама с собой разговариваешь. И похудела сильно. Раньше такой не была.
Анна почувствовала, как мир качается под ногами. Муж, единственный человек, который должен был быть на её стороне, тоже начинает сомневаться.
— Я похудела, потому что нервничаю! — голос сорвался на высокую ноту. — Потому что каждый день выслушиваю упреки! Потому что меня здесь никто не принимает!
— Не принимает! — Марфа Ивановна возмутилась. — А кто тебя кормит? Кто крышу над головой дает?
— За всё это я должна отчитываться в каждом шаге? Просить разрешения позвонить подруге?
— В нормальной семье — да! — свекровь подошла ближе. — А у тебя что, семья не нормальная?
Телефон снова зазвонил. На экране высветилось имя Лены. Анна машинально потянулась к нему, но Марфа Ивановна была быстрее.
— Дай сюда! Сама поговорю с твоей подружкой!
— Отдайте! — Анна попыталась выхватить телефон.
— Петя! — заорала свекровь. — Видишь? Она меня толкает! Твоя жена руки на меня поднимает!
— Я не толкала! — Анна отступила. — Я просто хотела взять свой телефон!
Петр встал, подошел к ним:
— Мам, отдай ей телефон.
— Не отдам! — Марфа Ивановна прижала аппарат к груди. — Пока не выясним, кто ей звонит!
Вызов прервался. Через секунду пришло сообщение. Свекровь нажала на уведомление и прочитала вслух:
— «Аня, что случилось? Ты трубку не берешь! Может, нужна помощь?»
— Вот! — торжествующе воскликнула она. — Помощь ей нужна! От кого? От мужа? От семьи?
— Отдайте мне телефон, — Анна протянула руку. — Немедленно.
— А то что? — Марфа Ивановна усмехнулась. — Убежишь? Куда? К своему любовнику?
— У меня нет никакого любовника! — крикнула Анна. — Вы это сами выдумали!
— Выдумала! А кто тогда звонил? И не ври, я слышала мужской голос!
— Это был врач! Участковый терапевт Семенов! Можете проверить!
— Конечно проверю! — свекровь начала листать контакты. — Сейчас посмотрим, что там у тебя…
Анна рванулась к телефону, но Петр перехватил её руку:
— Постой. Давай разберемся.
— В чем разбираться? — она смотрела на мужа недоверчиво. — Ты правда думаешь, что я тебе изменяю?
Петр помолчал, потом тихо сказал:
— Не знаю. Ты изменилась. Может, и в остальном…
Эти слова ударили больнее любого крика. Анна медленно высвободила руку:
— Понятно.
— Ань, я не говорю, что ты изменяешь. Просто…
— Просто ты мне не доверяешь, — она попятилась к двери. — Как и твоя мать.
— А за что тебе доверять? — Марфа Ивановна не унималась. — Месяц живешь, а мы о тебе ничего не знаем! Откуда ты, какая семья, почему в тридцать лет не замужем была!
— Мам, — предупреждающе сказал Петр.
— Что мам? Я правду говорю! Нормальная девушка в тридцать уже давно замуж вышла бы! А эта почему одна была? Что с ней не так?
Анна почувствовала, как внутри что-то окончательно ломается. Все эти месяцы она терпела, оправдывалась, пыталась доказать, что достойна их семьи. А теперь понимала — бесполезно.
— Знаете что? — она повернулась к свекрови. — Оставьте телефон себе. Читайте все сообщения, прослушивайте звонки. Может, найдете то, что ищете.
— Ань, ты чего? — Петр сделал шаг к ней.
— Ничего. Просто поняла кое-что важное.
Она прошла в спальню, достала из шкафа сумку. Начала складывать вещи, не разбирая, что берет.
Петр появился в дверях:
— Ты что делаешь?
— Собираюсь.
— Куда?
— К Лене. В Москву.
— Надолго?
Анна остановилась, держа в руках свитер:
— А какая разница? Вы же все равно мне не доверяете.
— Ань, ну не надо так. Мама просто волнуется…
— Волнуется? — она повернулась к мужу. — Она меня обвиняет в измене! А ты ей поддакиваешь!
— Я не поддакиваю!
— Тогда почему не защитил? Почему позволил ей читать мои сообщения?
Петр потер лоб:
— Ну… она же мать. Ей виднее.
— Виднее, — Анна кивнула. — Конечно. Ей виднее, кто я такая и что делаю. А мнение жены не важно.
— Важно, но…
— Никаких но! — она захлопнула сумку. — Либо ты мне доверяешь, либо нет. Третьего не дано.
Петр молчал. И в этом молчании был ответ.
— Понятно, — Анна подняла сумку. — Тогда я уезжаю.
— На сколько?
— Не знаю.
Она прошла мимо мужа в прихожую. Марфа Ивановна стояла у окна, все еще держа телефон.
— Уезжаешь? — спросила она, не оборачиваясь. — Ну и катись! Одной заботой меньше.
Анна надела пуховик, взяла сумку. У двери обернулась:
— Передайте Петру — если захочет поговорить по-нормальному, без обвинений и подозрений, он знает мой номер.
И вышла в морозную ночь.
Москва встретила Анну привычным гулом машин и теплом подъезда с батареями. Лена открыла дверь, не успев толком проснуться.
— Аня? Что случилось? Почему ночью?
— Можно у тебя переночевать?
— Конечно! Проходи, рассказывай.
Они сидели на кухне, пили чай. Анна рассказывала отрывками, путаясь в словах. Лена слушала, изредка качая головой.
— И что теперь? — спросила подруга, когда рассказ закончился.
— Не знаю. Наверное, останусь здесь.
— А Петр?
— Петр сделал выбор. В пользу матери.
— Может, позвонить ему? Объяснить?
Анна покачала головой:
— Объяснять нечего. Он мне не доверяет.
Утром зазвонил телефон. Петр. Анна долго смотрела на экран, потом отклонила вызов. Через минуту пришло сообщение: «Ань, давай поговорим. Мама перегнула палку.»
Она набрала ответ: «А ты что думаешь?» — и удалила. Написала другое: «Твоя мама права. Я не гожусь в деревенские жены.» — тоже стерла.
В итоге отправила: «Мне нужно время подумать.»
Петр звонил еще дважды. Анна не отвечала.
— Послушай, — Лена села рядом на диван. — Может, он правда изменился? Понял, что был не прав?
— А если не понял? Вернусь, а там то же самое?
— Тогда разведешься. По крайней мере, будешь знать, что попробовала.
Вечером Анна гуляла по знакомым улицам. Здесь никто не считал её странной, не требовал отчета за каждый шаг. Можно было зайти в любой магазин, поговорить с кем угодно, не боясь пересудов.
Но чего-то не хватало. Петр, каким бы слабохарактерным ни был, все-таки был её мужем. Тем человеком, с которым она мечтала строить семью.
На третий день он приехал сам. Позвонил в дверь рано утром, стоял на пороге с букетом ромашек.
— Привет, — сказал он неуверенно.
— Привет.
— Можно поговорить?
Они спустились во двор, сели на скамейку. Петр молчал, теребя цветы.
— Мама извиняется, — наконец выдавил он. — Говорит, что погорячилась.
— А ты?
— Я тоже. Не должен был тебе не доверять.
Анна посмотрела на мужа. Он казался искренним, растерянным. Но что изменится, если она вернется?
— Петр, а что будет дальше? Опять твоя мать будет командовать, а ты промолчишь?
— Не будет. Я поговорил с ней.
— И что сказал?
— Что если она еще раз тебя обидит, мы съедем. Снимем жилье.
Анна удивленно взглянула на него:
— Правда?
— Правда. Я понял — без тебя мне плохо. Дом не дом, а какая-то казарма.
Они просидели еще час, разговаривая. Петр рассказывал, как скучал, как мать три дня не разговаривала с ним после их ссоры. Анна слушала, чувствуя, что злость постепенно отпускает.
— Поедешь со мной? — спросил он.
— А если твоя мать снова начнет?
— Не начнет. А если начнет — переедем.
Анна взяла протянутые ромашки, понюхала. Пахли летом и домом.
— Хорошо, — сказала она. — Но я больше не буду терпеть унижения. Ни от кого.
— Не будешь, — Петр обнял её. — Обещаю.
Через неделю они вернулись в деревню. Марфа Ивановна встретила их молчанием, но ужин накрыла. За столом было тихо, почти торжественно.
— Картошку будешь? — спросила свекровь.
— Буду, — ответила Анна.
— Мясо добавить?
— Добавьте.
Марфа Ивановна положила ей полную тарелку, даже улыбнулась краешком губ:
— Ешь. А то совсем худая стала.
И в этой простой заботе Анна почувствовала — что-то изменилось. Не все, но что-то важное.
Может быть, они и правда смогут стать семьей.
