— Ты что, совсем больная?! — Валентина Петровна швырнула телефон на стол . — Этому… этому Игорю твоему полночи трезвонишь, а про мать забыла!
Алла замерла у плиты, половник в руках задрожал. Сорок минут назад она тихонько шепталась с Игорем, думая, что мать спит. Оказывается, та всё слышала.
— Мам, я же просто…
— Просто?! — голос матери взвился до визга. — Просто развратничаешь по ночам! В тридцать восемь лет! Позор какой!
— Что ты говоришь такое? — Алла обернулась, лицо пылало. — Мы с Игорем…
— Ничего вы! — Валентина Петровна поднялась с кресла, впиваясь когтистыми пальцами в подлокотники. — Кто тебе жизнь подарил, а? Кто тебя растил, когда отец-алкаш сбежал? Я! Я всё для тебя делала!
Алла поставила кастрюлю обратно на плиту. Этот разговор повторялся уже третью неделю подряд, с тех пор как она познакомилась с Игорем в очереди в поликлинике. Тогда ей показалось это знаком судьбы — она сопровождала мать к кардиологу, а он ждал своего приёма к терапевту.
— Мам, ну почему ты так? — голос у Аллы сорвался. — Игорь хороший человек, работящий. Мы просто знакомимся пока…
— Знакомитесь! — Валентина Петровна схватилась за сердце. — А кто меня будет лечить, когда приступы начнутся? Кто таблетки подаст? Этот твой красавчик?
— Мам, не надо…
— Не надо?! Не надо мне помирать в одиночестве?! — слёзы потекли по морщинистым щекам. — Ты же видишь, как мне плохо! Давление скачет, сердце колотится… А ты о мужиках думаешь!
Алла молча смотрела, как мать судорожно хватает воздух ртом. Этот спектакль она знала наизусть. Каждый раз, когда речь заходила о личной жизни дочери, у Валентины Петровны случался «приступ».
— Садись, мам, — устало произнесла Алла. — Я валокордин принесу.
— Не надо мне твоего валокордина! — мать всхлипнула. — Мне нужна дочь рядом! А не предательница, которая готова бросить больную мать ради первого встречного!
— Я никого не бросаю…
— Бросаешь! Уже бросила! — Валентина Петровна вытерла глаза платочком. — Раньше ты каждую свободную минуту со мной проводила. А теперь? Теперь этот… как его… Игорь важнее родной матери!
Алла опустилась на табуретку возле стола. В груди что-то болезненно сжалось. Ей было тридцать восемь, и впервые в жизни рядом появился мужчина, который смотрел на неё не как на дочку больной старушки, а как на женщину. Игорь был терпеливым, добрым, понимающим. Он не торопил её, не требовал немедленных решений.
— Мам, пожалуйста… — она потянулась к матери. — Давай спокойно поговорим…
— О чём говорить?! — Валентина Петровна отдёрнула руку. — Ты уже всё решила! Выберешь этого проходимца и вышвырнешь меня из дома! Да я тебя знаю, Алка! Ты такая же эгоистка, как твой отец!
Последние слова ударили как пощёчина. Алла вскочила.
— Как ты можешь так говорить?! Всю жизнь я рядом с тобой! Всю жизнь!
— И что? — мать поднялась навстречу. — И что из этого? Как только мужик завёлся — сразу мать стала обузой!
— Я не говорила, что ты обуза!
— Не говорила, но думаешь! Вижу, как смотришь! Как будто я тебе жить мешаю!
Алла почувствовала, как внутри всё рвётся на части. Она действительно иногда думала о том, какой была бы её жизнь, если бы… Но ведь мать нельзя бросать! Тем более больную!
— Ты мне не мешаешь, мам, — тихо сказала она. — Просто… просто иногда хочется и для себя что-то…
— Для себя?! — Валентина Петровна всплеснула руками. — А кто тебе не давал для себя жить? Кто тебе запрещал? Могла хоть тысячу мужиков найти! Только не забывать, что у тебя мать есть!
— Мам…
— Не мамкай! — резко оборвала её Валентина Петровна. — Скажи честно: собираешься за него замуж?
Алла открыла рот, но слова не шли. Она ещё не думала о свадьбе. Они с Игорем встречались всего месяц, и пока что это были просто прогулки, разговоры, редкие поцелуи при расставании. Но что-то внутри подсказывало ей: да, возможно, именно с этим человеком она могла бы построить семью.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула мать. — Молчишь! Значит, собираешься! А меня куда денешь? В дом престарелых?
— Какой дом престарелых, мам? О чём ты?
— О том! — Валентина Петровна ткнула пальцем в сторону дочери. — О том, что ты готова меня предать! Ради мужчины! Ради того, кто тебя и месяца не знает!
За окном начинало светать. Алла понимала, что этот разговор может длиться до утра, а потом весь день мать будет лежать с мокрыми компрессами и стонать о том, как ей плохо. И виноватой во всём будет она, Алла.
— Хорошо, мам, — устало сказала она. — Хорошо. Не будем об этом сейчас. Ты устала, я устала…
— Не устала я! — возмутилась Валентина Петровна. — Не устала! Просто вижу, как дочка родная от меня отворачивается!
И тут в прихожей зазвонил телефон.
— Алла, это я, — в трубке раздался тёплый голос Игоря. — Не разбудил? Знаю, что рано, но не мог уснуть после нашего разговора…
Алла почувствовала, как мать напряглась, словно хищник перед прыжком. Валентина Петровна резко развернулась к дочери, глаза сверкали злобой.
— Скажи ему, что ты больна, — прошипела она. — Скажи, что не можешь говорить!
— Игорь, подожди минутку, — тихо сказала Алла и прикрыла трубку рукой. — Мам, не надо…
— Надо! — Валентина Петровна схватила дочь за руку. — Ты посмотри на себя! Бледная, глаза красные! Из-за кого? Из-за него! Он тебя извёл уже!
— Аллочка? — обеспокоенно позвал Игорь. — Ты там?
— Да, я здесь, — Алла освободила руку от материнской хватки. — Просто… сложное утро.
— Опять она? — в голосе Игоря послышалась усталость. — Послушай, может, мне приехать? Поговорить с ней по-человечески?
— Нет! — испуганно воскликнула Алла. — Не надо! Ещё хуже будет!
Валентина Петровна торжествующе улыбнулась и громко произнесла:
— Алла, дай мне нитроглицерин! Сердце прихватило!
В трубке повисла тишина.
— Твоя мать? — тихо спросил Игорь.
— Да… — Алла чувствовала, как щёки пылают от стыда. — Игорь, я перезвоню тебе позже, хорошо?
— Аллочка, — мягко сказал он. — Мне сорок три года. Я понимаю, что забота о родителях — это святое. Но то, что происходит у вас… это не забота. Это какая-то болезненная зависимость.
— Не смей так говорить о моей матери! — вспыхнула Алла.
— Я не о ней говорю, — спокойно ответил Игорь. — Я о тебе. О нас. Ты хочешь всю жизнь прожить чужими страхами?
Алла посмотрела на мать, которая сидела, прижав руку к груди, и тяжело дышала. Двадцать лет назад, когда отец ушёл к другой женщине, Валентина Петровна впервые устроила такой же спектакль. Тогда семнадцатилетняя Алла испугалась, что мать умрёт, и пообещала никогда её не оставлять.
— Игорь, мне правда нужно идти, — прошептала она в трубку.
— Хорошо. Но подумай о том, что я сказал. И помни: я буду ждать твоего звонка. Сколько потребуется.
После того как Алла положила трубку, воцарилась тишина. Валентина Петровна вдруг перестала стонать и внимательно посмотрела на дочь.
— Что он тебе сказал? — спросила она подозрительно.
— Ничего особенного, — Алла отвернулась к окну.
— Не ври мне! Я же видела, как ты побледнела! Он тебе ультиматум поставил, да? Или он, или я?
Алла молчала. В голове крутились слова Игоря: «Ты хочешь всю жизнь прожить чужими страхами?» А ведь он был прав. Сколько раз за эти двадцать лет она отказывалась от свиданий, от работы в другом городе, от простых женских радостей только потому, что мать начинала «умирать»?
— Отвечай, когда с тобой разговаривают! — резко крикнула Валентина Петровна.
— Никто мне никаких ультиматумов не ставил, — тихо сказала Алла. — Но он прав в одном: так жить нельзя.
— Так жить нельзя? — Валентина Петровна медленно поднялась с кресла. — А как надо? Может, мне в окно броситься, чтобы тебе свободу дать?
— Мам, зачем ты так говоришь? — Алла отшатнулась. — Никто не хочет твоей смерти!
— Хочешь! — глаза матери сузились. — Ещё как хочешь! Думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь? Как будто я тебе поперёк горла встала!
Алла почувствовала, как что-то ломается внутри. Двадцать лет. Двадцать лет она жила под этим гнётом, под постоянными обвинениями и манипуляциями.
— А знаешь что? — неожиданно спокойно сказала она. — Может, и правда пора что-то менять.
Валентина Петровна замерла. Такого тона от дочери она не слышала никогда.
— Что… что ты имеешь в виду?
— То, что я имею право на личную жизнь, — Алла села за стол и посмотрела матери в глаза. — Мне тридцать восемь лет, мам. Я взрослая женщина.
— Взрослая! — фыркнула Валентина Петровна. — Взрослая женщина думает о родителях!
— Я о тебе думаю! Каждый день! Каждую минуту! — голос Аллы становился громче. — Но это не значит, что я должна похоронить себя заживо!
— Похоронить! — мать всплеснула руками. — Вот оно что! Я тебя хороню! А не забочусь о тебе!
— Забота — это не контроль! — Алла встала. — Забота — это когда хочешь счастья близкому человеку!
— И что? Ты несчастная со мной? — слёзы снова потекли по лицу Валентины Петровны. — Я тебе жизнь испортила?
Алла колебалась. Ответить честно — значит окончательно разрушить отношения с матерью. Соврать — значит снова попасть в ту же ловушку.
— Мам, — осторожно начала она. — Я не несчастная. Но я… я хочу попробовать что-то новое. Игорь — хороший человек. Он меня понимает…
— Понимает! — взвизгнула Валентина Петровна. — А я тебя, значит, не понимаю? Я, которая тебя на руках носила?
— Понимаешь. Но по-своему. А он… — Алла замолчала, вспоминая их прогулки, тихие разговоры, то, как Игорь терпеливо выслушивал её рассказы о работе, о домашних проблемах. — Он видит во мне женщину, а не только дочь.
— Женщину! — мать презрительно скривилась. — В тридцать восемь лет! Да кому ты нужна, старая дева?
Эти слова ударили больнее пощёчины. Алла побледнела.
— Вот видишь! — продолжала Валентина Петровна, почувствовав, что попала в цель. — Вот видишь, как ты реагируешь! Потому что знаешь: я права! Этому твоему Игорю нужна молоденькая, а ты ему для развлечения!
— Хватит! — Алла сжала кулаки. — Хватит так говорить!
— А что, не так? — мать наступала. — Думаешь, он на тебе женится? Да он тебя месяц не знает! А ты уже готова мать предать!
— Я никого не предаю!
— Предаёшь! И знаешь что я тебе скажу? — Валентина Петровна подошла к дочери вплотную. — Если ты выберешь его, то больше не смей ко мне обращаться! Ни за чем! Даже если я умирать буду!
— Мам…
— Не мамкай! — рявкнула она. — Я серьёзно говорю! Или я, или он! Третьего не дано!
Алла смотрела на мать и вдруг поняла: это и есть тот самый момент, которого она боялась всю жизнь. Момент выбора. И что бы она ни выбрала, кто-то пострадает. Либо она сама, либо мать, либо Игорь.
— Мне нужно подумать, — тихо сказала она.
— Думать? — Валентина Петровна усмехнулась. — О чём тут думать? Мать или посторонний мужик?
— Игорь не посторонний…
— Ещё как посторонний! — мать махнула рукой. — Месяц знаете друг друга! Месяц! А я тебя всю жизнь растила!
— Растила, чтобы я была счастливой, или чтобы всю жизнь с тобой сидела?
Этот вопрос повис в воздухе. Валентина Петровна открыла рот, но ничего не сказала.
— Вот видишь, — горько улыбнулась Алла. — И ты не знаешь, что ответить.
В этот момент снова зазвонил телефон.
— Если ты подойдёшь к этой трубке, — медленно произнесла мать, — то можешь собирать вещи и уходить к своему Игорю. Навсегда.
Телефон продолжал звонить. Алла стояла посреди комнаты, разрываясь между двумя мирами. В одном — мать, которая дала ей жизнь, но требовала за это всю жизнь обратно. В другом — мужчина, который предлагал построить что-то новое, неизвестное, но своё.
— Я жду, — холодно сказала Валентина Петровна. — Подойдёшь к телефону — значит, выбрала.
— А если не подойду? — Алла смотрела на мать, и в этом взгляде было что-то новое. — Что тогда?
— Тогда будем жить, как жили. Как нормальная семья.
— Нормальная? — Алла горько усмехнулась. — Мам, а ты хоть раз подумала о том, что я хочу детей? Что мне хочется проснуться утром рядом с любимым человеком? Что я мечтаю о собственном доме, где не будет постоянных истерик и упрёков?
Валентина Петровна побледнела.
— Истерик? Это я истерики устраиваю?
— Устраиваешь! — впервые за много лет Алла повысила голос. — Каждый раз, когда речь заходит о моей личной жизни! Помнишь Вадима? Помнишь, как ты его выживала?
— Вадим был пьяница!
— Вадим выпивал по пятницам с друзьями! А ты устроила ему такую травлю, что он сбежал от нас, как от чумы!
— Он был не пара тебе!
— Не пара? Или просто не давал тебе контролировать мою жизнь?
Телефон замолчал, но через минуту зазвонил снова.
— А Костя? — продолжала Алла, и голос её становился всё тверже. — Помнишь Костю? Хороший парень, работящий. Хотел на мне жениться. Что ты с ним сделала?
— Ничего я не делала! — Валентина Петровна попятилась.
— Ты ему сказала, что у меня больное сердце! Что я могу не перенести роды! Он испугался и ушёл!
— Я беспокоилась о тебе!
— Ты беспокоилась о себе! — Алла шагнула к матери. — Ты боялась остаться одна! И готова была сломать мне жизнь, лишь бы я никуда от тебя не делась!
— Алла! — мать схватилась за сердце. — У меня давление поднимается! Дай лекарство!
— Нет, — спокойно сказала Алла. — Хватит. Больше я на это не поведусь.
— Что?! — Валентина Петровна выпрямилась, забыв о «приступе». — Ты что сказала?
— Я сказала «хватит». Ты прекрасно знаешь, где лежат твои таблетки. И прекрасно знаешь, что твоё сердце вполне здоровое. Врач говорил: возрастные изменения, но ничего критичного.
— Ты… ты не веришь, что мне плохо?
— Мне плохо, мам. Мне плохо уже двадцать лет. А ты этого не замечаешь.
Телефон зазвонил в третий раз.
— Если ты сейчас подойдёшь к телефону, — голос матери стал ледяным, — я вызову скорую. Скажу, что у меня инфаркт. И всем расскажу, что дочь довела мать до больницы ради любовника.
Алла остановилась на полпути к телефону. Она знала: мать способна на это. Способна разыграть целый спектакль, лишь бы получить своё.
— Ты этого не сделаешь, — тихо сказала она.
— Ещё как сделаю! — Валентина Петровна потянулась к телефону. — Сейчас же сделаю!
— Тогда делай, — неожиданно сказала Алла. — Делай, мам. Разыгрывай свои спектакли. Но я больше не буду в них участвовать.
Она подошла к телефону и сняла трубку.
— Алла? — обеспокоенный голос Игоря. — Что там происходит? Ты не отвечала…
— Игорь, — перебила его Алла, не сводя глаз с матери. — Ты можешь приехать? Мне нужно поговорить с тобой.
— Конечно. Я буду через полчаса.
— Хорошо. Я тебя жду.
Когда Алла положила трубку, Валентина Петровна стояла белая как мел.
— Ты… ты действительно выбрала его?
— Я выбрала себя, мам. Впервые в жизни.
— Значит, я тебе больше не дочь?
— Нет, — Алла покачала головой. — Ты мне больше не тюремщик. Мы можем попробовать стать просто матерью и дочерью. Но для этого многое должно измениться.
— Что должно измениться? — мать опустилась в кресло.
— Ты должна перестать требовать от меня, чтобы я жила только для тебя. А я должна перестать бояться твоих угроз.
Валентина Петровна долго молчала, глядя в окно.
— А если мне действительно станет плохо? — тихо спросила она. — Если я умру одна?
— Мам, — Алла села рядом. — Я не собираюсь тебя бросать. Но я хочу жить полной жизнью. С работой, с отношениями, возможно, с семьёй. И ты можешь быть частью этой жизни. Но не всей жизнью.
— Я не умею по-другому, — прошептала мать.
— Тогда придётся учиться. Как и мне.
За окном раздался звук машины. Алла встала и посмотрела вниз — Игорь уже поднимался по лестнице.
— Он идёт, — сказала она. — И я хочу, чтобы ты с ним познакомилась. Нормально познакомилась.
Валентина Петровна медленно подняла голову.
— А если он мне не понравится?
— Тогда скажешь об этом спокойно. Без истерик и угроз. А я выслушаю и сделаю свои выводы.
— А если понравится?
— Тогда, может быть, у тебя появится не только дочь, но и зять. И, кто знает, возможно, внуки.
В дверь постучали.
Алла открыла дверь. Игорь стоял на пороге с небольшим букетом ромашек и растерянным выражением лица.
— Проходи, — сказала она. — Познакомься с мамой.
Игорь вошёл в комнату и осторожно поклонился Валентине Петровне.
— Валентина Петровна? Игорь. Очень приятно наконец с вами встретиться.
Мать молча разглядывала его. Высокий, седоватый, с добрыми глазами и мозолистыми руками рабочего человека. Совсем не похожий на того демона-соблазнителя, каким она его себе представляла.
— Садитесь, — наконец сказала она. — Раз уж пришли.
Игорь сел на край дивана, букет держал в руках.
— Это вам, — протянул он цветы. — Алла говорила, что вы любите простые цветы.
Валентина Петровна взяла букет, понюхала.
— Ромашки… — тихо сказала она. — Моего отца звали Игорь. Он тоже дарил маме ромашки.
— Хорошее имя, — улыбнулся Игорь. — Значит, есть надежда, что мы поладим.
— Поладим? — мать посмотрела на него внимательно. — А вы собираетесь увести мою дочь?
— Я собираюсь сделать вашу дочь счастливой, — спокойно ответил Игорь. — Если она мне позволит. И если вы не будете против.
— А если буду против?
Игорь помолчал, обдумывая ответ.
— Тогда нам будет труднее. Но Алла взрослая женщина. Она сама принимает решения.
— Даже если я заболею? Даже если мне станет плохо?
— Валентина Петровна, — Игорь наклонился вперёд. — Моя мать тоже была одна. И я её не бросил, когда женился. Мы просто стали жить рядом, а не вместе. И она полюбила мою жену. А потом и внуков.
— У вас есть дети? — удивилась Валентина Петровна.
— Был сын. Погиб в армии. Жена после этого… не выдержала. Ушла. — голос Игоря дрогнул. — Так что я понимаю, что такое одиночество.
Алла посмотрела на него с новым чувством. Он никогда не рассказывал ей подробности своей прошлой жизни.
— И что вы предлагаете? — тихо спросила мать.
— Дружить, — просто сказал Игорь. — Если у нас с Аллой что-то получится, то пусть у нас будет общий дом. Большой дом, где хватит места для всех. И пусть у детей будет бабушка, которая их любит.
— Дети? — Валентина Петровна взглянула на дочь. — В тридцать восемь лет?
— Мне сорок три, — улыбнулся Игорь. — И я очень хочу попробовать ещё раз стать отцом. Если, конечно, Алла захочет стать матерью.
Алла почувствовала, как глаза наполняются слезами. Дети. Она даже не смела мечтать об этом.
— А если я вам не понравлюсь? — вдруг спросила Валентина Петровна. — Если я окажусь сложной свекровью?
— Тогда мы будем учиться друг друга понимать, — ответил Игорь. — Я терпеливый человек.
Валентина Петровна долго молчала, перебирая лепестки ромашек.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Попробуем. Но с условием.
— Каким? — напряглась Алла.
— Никто никого не бросает. Ни ты меня, ни я тебя. Ни он нас, ни мы его. Договорились?
Игорь протянул руку.
— Договорились, Валентина Петровна.
Мать пожала его руку, потом посмотрела на дочь.
— А ты, Алка? Договорились?
— Договорились, мам, — Алла села между ними. — Только теперь по-честному. Без спектаклей и шантажа.
— Попробую, — вздохнула Валентина Петровна. — Только не знаю, получится ли. Привыкла я командовать.
— А я привык слушаться, — засмеялся Игорь. — Моя мать тоже была генералом в юбке.
— Вот и хорошо, — мать неожиданно улыбнулась. — Значит, обойдёмся без революций.
Алла взяла их за руки.
— Знаете что? Давайте я чай поставлю. И поговорим о будущем. О нашем общем будущем.
— Только чай покрепче, — сказала Валентина Петровна. — Предстоит серьёзный разговор.
Когда Алла пошла на кухню, она услышала, как мать тихо говорит Игорю:
— Смотрите, не обидьте её. А то я знаю, где вы живёте.
— Не обижу, — также тихо ответил Игорь. — Обещаю.
Алла улыбнулась и поставила чайник на огонь. Впереди было много трудностей, но впервые за много лет она не чувствовала себя одинокой. У неё появилась семья. Настоящая семья.
