— Опять беспорядок, — с порога сообщила свекровь, оглядев прихожую оценивающим взглядом. — Игрушки по всему полу. В таком хаосе ребёнка воспитывать нельзя!
Настя почувствовала напряжение задолго до того, как дверь хлопнула, оповещая о приходе Валентины Петровны. В доме, где ещё минуту назад было тихо, мгновенно повисло тяжёлое, давящее молчание.
Настя, вздохнув, натянула на лицо улыбку, но пульс уже подскочил. Она промолчала, хотя руки сжались в кулаки. Рома всего пять минут назад играл с кубиками, а потом пошёл дремать. Но для Валентины Петровны любое несовершенство — повод для замечаний.
— Глеб, а ты что молчишь? — свекровь резко развернулась к сыну. — Мужчина — глава семьи!
— Мам, ну хватит. Всё нормально.
— Нормально?! У вас сплошное миннoe поле, через которое пройти невозможно, а ты сидишь в своём телефоне?
— Рома просто активный ребёнок, — спокойно ответила Настя, но в её голосе просквозил холод.
— Да, активный! — передразнила свекровь. — Так ты бы за ним следила, а не позволяла бегать по всей квартире, как дикарю!
— Я слежу, не переживайте. Он ребёнок, он должен двигаться.
— Да ты понятия не имеешь, что значит следить! Я за Глебушкой вон как смотрела, шагу ему не давала ступить без моего ведома. Ни одной царапины за всё детство!
Настя невольно покосилась на мужа. Тот выглядел так, будто ему хотелось провалиться сквозь землю.
— Да, мам, мы поняли. Ты была идеальной матерью, — пробормотал он.
— Конечно! — свекровь гордо вскинула голову. — А вот твоя жена, похоже, не слишком-то заботится о своём ребёнке.
Настя почувствовала, как её накрывает волной раздражения.
— Валентина Петровна, — она подняла голову, глядя прямо в глаза свекрови. — Я воспитываю Рому так, как считаю нужным. Он не в клетке. Ему уже два года. Он познаёт мир, в котором будет жить.
— Ой, ну да, конечно! А потом у него то губа разбита, то коленки в синяках, зато «познаёт»!
— Дети падают. Это часть их взросления.
— Это безразличие! Если мать не смотрит за ребёнком, значит…
— Мам, давай не будем…
— Нет, Глеб! Если она не научится быть нормальной матерью, это может плохо кончиться. Я ещё подумаю, какие меры предпринять.
***
Наступил следующий день. Настя едва успела поставить тарелку в сушилку после обеда, как в коридоре раздался знакомый требовательный стук. Невестка неохотно пошла открывать дверь.
— Почему так долго? Я думала, тебя дома нет, — свекровь сбросила сапоги, поджав губы.
— Я была занята, — спокойно ответила Настя.
— Ой, не смеши. Опять игрушки валяются. Ты вообще убираешься?
— Конечно, убираюсь. Просто Рома играет, а потом опять разбрасывает их. Это нормально для ребёнка.
— Нормально?! Ты уверена? Ребёнка нужно приучать к порядку с малых лет. Вон, Глеб в детстве…
— О, пожалуйста, давайте не будем снова про Глеба. Какой он был идеальный, ни пылинки, ни соринки, ни царапины. Только знаете что, Валентина Петровна? Вы так усердно берегли его от всего на свете, что он теперь даже яичницу пожарить не может сам.
Свекровь резко повернулась к ней, сузив глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ваш сын — взрослый мужик, но он ничего не умеет по дому. Потому что вы в своё время задушили его своей заботой.
— Глеб работает, он зарабатывает деньги! А ты сидишь дома!
— Да, с ребёнком. И мне хотелось бы, чтобы он вырос самостоятельным, а не таким, как его отец.
Настя уже собиралась сказать что-то ещё, когда из гостиной послышался звон бьющегося стекла и детский плач. Она резко повернула голову, сердце ухнуло вниз. Рома!
Настя кинулась в гостиную. На полу среди осколков вазы стоял её сын, его ладонь была порезана.
— О, Господи… — Настя метнулась к нему, подняла на руки и усадила на диван. — Тише, тише, малыш, всё хорошо!
Рома всхлипывал, испуганно прижимая ладонь к груди, пока мать искала антисептик и бинт.
— Ну вот! Вот! Я же говорила!
Настя резко обернулась. Валентина Петровна смотрела на неё взглядом, выражающим одновременно ужас и торжество.
— Он порезался! А ты даже не услышала!
— Дети иногда падают, разбивают что-то, получают синяки, это нормально!
— Это халатность! Это безразличие! А если бы он себе в глаз осколок воткнул?! — Валентина Петровна не унималась. — Я тебя предупреждала!
— Это был несчастный случай!
— Нет, это твоя неспособность быть матерью!
Валентина Петровна сжала губы, будто собираясь с силами.
— Если ты не изменишь своё отношение, я буду вынуждена обратиться в органы опеки.
Настя застыла.
Она знала, что её свекровь любит драматизировать, любит давить и манипулировать, но это… Это было уже не просто манипуляцией.
— Ну что ж, тогда приходите в следующий раз с инспектором. А теперь, Валентина Петровна, вам пора.
Свекровь побледнела.
— Ты… Ты меня выгоняешь?
— Нет, я просто предупреждаю. Ровно так же, как и вы меня.
Валентина Петровна бросила гневный взгляд, но молча ушла. Это был конец боя, но не войны.
***
На следующий день раздался звонок в дверь.
Настя вздохнула. Она уже знала, кто пришёл. Свекровь стояла на пороге. Губы поджаты, пальцы нервно сжимают ручку сумки. Без предупреждения, как всегда. Настя на секунду прикрыла глаза, собираясь с мыслями, а потом нацепила виноватую, но тёплую улыбку и приоткрыла дверь.
— Ой, Валентина Петровна! Как вы?
— Я пришла к внуку, — сразу заявила свекровь.
— Ах, вот незадача… У нас тут карантин в садике объявили, вирус ходит. Я так боюсь, что Рома заразится, поэтому пока никого не пускаю.
Валентина Петровна нахмурилась.
— Я же не из садика.
— Да-да, конечно! Но всё равно риск… — Настя сокрушённо покачала головой. — Поэтому я решила, что лучше пока ограничить контакты. Вы же понимаете меня? как мать, правда?
Свекровь недовольно поджала губы.
— Это бред! Я не больна, не кашляю!
— Ну да, конечно… Но инкубационный период, вот это всё… Лучше перебдеть, чем потом жалеть.
Настя тут же сделала вид, что отвлеклась.
— Ой, подождите, Рома там что-то уронил! Всё, мне надо бежать! Давайте чуть позже, хорошо?
И прежде чем Валентина Петровна успела что-то возразить, Настя плавно закрыла дверь перед её носом…
***
Свекровь, видимо, не привлекала перспектива ездить через полгорода впустую, поэтому с того момента она стала звонить и спрашивать, можно ли прийти. Но Настя не уступала: она каждый раз придумывала всё новый повод не пустить Валентину Петровну. То ремонт, то клининг, то поездка за город…
Свекрови в какой-то момент это надоело. Она снова перешла к штурму, приехав лично. Настя приоткрыла дверь так, чтобы показаться самой, но не дать пройти внутрь.
— Ой, Валентина Петровна! А вы что, не видели моё сообщение?
Свекровь скрестила руки на груди.
— Нет, не видела. Потому что ты не написала.
— Ой, простите, я закрутилась! Просто… Рома сегодня плохо спал, и я в панике вызвала педиатра.
— Что-то серьёзное?
— Да нет… Врач сказал, что у него немного ослаблен иммунитет. Посоветовал ограничить контакты с посторонними, пока он не окрепнет. Поэтому мы снова на карантине. Вы же сами говорили, что за ребёнком глаз да глаз нужен!
Валентина Петровна прищурилась.
— Я не посторонняя.
— Ну конечно! Но понимаете… Врач сказал, что даже если у человека нет симптомов, он может быть переносчиком! А я так переживаю… Вот чуть-чуть подождём, врач разрешит, и тогда — конечно!
Дверь закрылась. Свекровь молчала несколько секунд, потом резко развернулась и ушла. Настя медленно выдохнула, заперла дверь на два оборота и усмехнулась.
***
Тем же вечером Глеб решил побеседовать с женой. Днём у него состоялся неприятный разговор с матерью, и он не мог оставить это без внимания.
— Настя, а почему мама мне жалуется, что ты её совсем не пускаешь к Роме?
— Она тебе жаловалась?
— Ну да. Говорит, ты всё время находишь отговорки. Она уже месяц внука не видела!
— Глеб… Я просто не знаю, как тебе это сказать…
— Что сказать?
— Мне страшно.
— В смысле?
— Она угрожала мне органами опеки.
— Настя, ну ты утрируешь.
— Да? А ты уверен, что она не подаст жалобу на эмоциях?
Глеб молчал. Настя потянулась к его руке, осторожно сжала её.
— Я не хочу рисковать. Это наш ребёнок. Для меня важно, чтобы он был в безопасности.
— То есть ты считаешь, что она может навредить Роме?
— Я считаю, что её любовь чрезмерна. Она не видит границ. А раз так… Лучше держать её на расстоянии.
— Ладно, — он вздохнул. — Не буду настаивать.
Настя едва заметно улыбнулась.
— Спасибо.
Она наконец-то выдохнула с облегчением. Валентина Петровна теряла семью по собственной глупости. Ну что ж, сама виновата..
