А кот вдобавок ко всему ныряет вдруг в чёрный лаз — обиталище этих детей подземелья, и теперь только два красных огонька глаз светятся из глубокой черноты, да обрывок поводка остаётся снаружи…
Выпавший ночью первый снежок был очень кстати: Филимон только накануне сменил летнюю шёрстку на зимнюю и теперь «выгуливал» свою новую шубку, которая колыхалась шерстинками на боках в такт каждому шагу, поблёскивая на утреннем солнце.
Кот деловито завернул за угол, и вдруг поводок рулетки в моих руках натянулся струной и вытянулся во всю пятиметровую длину.
Я побежала следом, и потому увидела только самый финал разыгравшейся драмы: из вспорхнувшей на старую яблоню стайки воробьёв один остался на снегу, прижатый лапой Фильки. А кот с явной гордостью пучил на меня глаза, ожидая похвалы.
— Ах ты ж зараза… — только и смогла произнести я, смотря на то, как пойманный птиц слабо шевелит лапками и моргает бусинками глаз. – Может, отпустишь?
— Ты чо, хозяйка?! – теперь серые, стального цвета глаза рэгдолла излучали укоризну. – Для тебя же, бестолочи, старался! Сама же ничего не умеешь. Ни мышку поймать, ни птичку. Ешь давай! — и Филька убрал с воробья лапу.
Глупый он. Домашний. А потому не подозревает о великом умении уличных диких тварей выживать. Потому что воробей резво подскочил и, трепеща крыльями, припустил серо-коричневой молнией по снежку – крылья ему Филька всё же помял.
А я от растерянности ослабила хватку, и метнувшийся следом за убегающей добычей кот вырвал рулетку с поводком у меня из рук!
Внутренняя пружинка быстренько смотала свободный конец, и устройство, подпрыгивая на кочках и издавая страшные гремящие звуки, побежало за котом под самым его хвостом – от чего он впал в панику. Метнулся под машину, потом под вторую, и я быстро потеряла его из виду.
— Филька, Филя! Кыс-кыс-кыс! — в ответ тишина, разве что фырчание заведённой кем-то машины да дальний воробьиный ор нарушают её.
Я заглянула под одну машину, под вторую…
— Девушка, вон туда он побежал, — водитель разогревающей мотор машины показал в перспективу аллейки вдоль ограды детского сада.
Я похолодела: там под сеткой прогал сантиметров десять – коту пролезть в самый раз, а меня на огромную территорию детсада не пустит охрана и сотрудники. Знаю я их, тётки склочные.
— Филька, Филя! — бегу по дорожке, справа детсад, слева дом с колодцами перед окнами подвалов, и я заглядываю в каждый их них.
Мужу пока решила ничего не говорить, расстроится, они же братья! А я авось да поймаю негодяя…
— Филя!…
Нога зацепилась за подвернувшееся корневище спиленной вишни, и я полетела руками вперёд, приземлившись ими как раз на выщербленный асфальт дорожки.
Асфальт сразу окрасился красным, кожу я сорвала знатно, особенно на левой руке. Да и на правой из обширных ссадин на костяшках сразу закапало красное. И пришлось, замотав руку носовым платком, бежать в свой близкий подъезд, перепугав при этом мужа.
— Дай быстро пакет корма, подманить!
— Подожди, дай перевяжу… Что с котом?
— Некогда! Корм давай! — рявкаю я, сама чуть не плача.
— Дай хоть перекисью водорода залить, чокнутая! — орёт в ответ муж, глядя на это женское недоразумение — свою жену.
Перекись льётся на пол, оставляя пенящиеся красноватые лужицы, а я хватаю чистый носовой платок и бегу на дальнейшие поиски.
Так, успокойся! Куда он может направиться, особенно учитывая погремушку сзади? Вряд ли свернул в сторону лаза под сеткой-рабицей, когда он в таком дикошаром состоянии, бежать может, скорее всего, только по прямой!
Так что можно идти по аллейке между садиком и домом, заглядывая в колодцы подвалов и кыская – авось да отзовётся. Правда, рулетка – это плохо! Если нырнёт в подвал и там поводком в чём-нибудь запутается… Даже думать об этом не хочется.
— Филька, Филя-простофиля, кыс-кыс-кыс!
Дом уже кончился, впереди детская площадка, за ней, метров через двадцать, мусорные баки, но перед ними открытое пространство, а коты таких мест избегают даже в умиротворённом состоянии, так что мимо, мимо…
— Филька, кыс-кыс!
Из-за угла выруливает дяденька со шпицем на поводке, спрашивает, кого я ищу.
— Кота я ищу! Найду – прибью гада!
— Не надо прибивать, давайте вместе искать, вон и Чарли поможет. Поможешь, Чарли?
Чарли заливается смехом-лаем, что, видимо, означает согласие на помощь.
Теперь нас трое: я, мужчина и Чарли (Филимону такие создания на полклыка и на три когтя, но я благоразумно об этом умалчиваю). И тут навстречу уже бежит полуодетый муж, тоже с пакетиком корма в качестве приманки в руках.
— Кыс-кыс-кыс! – это уже мы в унисон, только у мужа ещё и вырывается крепкое, солёное словцо, — «малый шлюпочный загиб Петра Великого» – даром что бывший моряк.
— Кыс-кыс, Филька!
Но в ответ тишина, и мы начинаем очередной квест, теперь уже вдоль другой стороны садика, потому что кот мог вполне ломануться и туда. А мужу уже пора на работу…
— Володь, ты иди, я поищу. Я найду его! — стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, хотя сама в панике и никакой уверенности не испытываю. Муж кивает и уходит, пробурчав под нос что-то вроде «Жрать захочет – придёт!», но я в этом не очень уверена.
Снова иду по первому маршруту, киваю, как доброму и уже старому знакомому Чарли и его дяденьке – и вдруг слышу впереди и справа, совсем у другого дома, дикий кошачий ор!
И вижу несущуюся вприпрыжку чёрно-белую кошку. Это то самое сакральное для Фильки место, где он всё время старается погонять полудикий подвальный кошачий прайд, а те, хорошо знающие его гопнические повадки, никогда с ним не связываются и убегают.
Бегу туда, раздвигаю полуоблетевшие кусты сирени – и вот он! С совершенно дикими оловянными глазами, в своей красной шлейке с обрывком чёрного поводка метров полутора длиной, стоит на напружиненных лапах, прижимаясь боком к стенке дома.
Рулетки, естественно, нет. Где-то валяется, оторванная. Да и пёс нею, главное, кошак жив-здоров!
А кот вдобавок ко всему ныряет вдруг в чёрный лаз — обиталище этих детей подземелья, и теперь только два красных огонька глаз светятся из глубокой черноты, да обрывок поводка остаётся снаружи.
За него я и вытягиваю из черноты, полной паутины и блох, это недоразумение с родословной, призами на выставках, медальками и дипломами.
Хм… туда он проскользнул, как кусок мыла! Что ж обратно-то так тяжело лезет? Наконец ухватываю за сбрую шлейки на загривке и вытаскиваю возмущённо плюющегося и шипящего кота на свет Божий.
— Володя, я его поймала! — радостно кричу я в телефон.
— Да ты что?! А я только что помолился про себя, чтобы Бог вернул нам это чучело! — отзывается счастливый супруг, и я прямо-таки физически ощущаю на расстоянии ту волну облегчения, которую он испытал.
Неудивительно – они ведь очень любят друг друга, Филька просто его хвост!
Дома критически оцениваю состояние ладоней (особенно левой) и влеку своё бренное тело в травмпункт города, где мне наложили на раны швы.
Но это уже совсем другая история.
А кот на меня обиделся. Воробья ведь в дар я так и не приняла. А он старался именно для меня!
