— Ты же понимаешь, Витя, что я не просто так три года за ней ухаживала? — Светлана стояла на крыльце, скрестив руки на груди, и смотрела на него так, будто он украл у неё последнее.
Виктор вышел из машины, разминая затёкшую спину. Шестьсот километров от Москвы, и вот он здесь, в Сосновке. Деревня встретила его тишиной, от которой закладывало уши. Двадцать лет назад здесь ещё что-то жило: собаки лаяли, дети орали, трактора тарахтели. Теперь только ветер гонял пыль по пустой дороге.
— Здравствуй, Света, — он протянул руку, но она не ответила на рукопожатие. — Я приехал разобраться с документами. Нотариус сказал, дом по завещанию мне переходит.
— Документы, — она скривилась, — а кто стирал её бельё? Кто в больницу возил? Кто последние три года каждый день приезжал? — Голос её дрожал, но не от слабости. От ярости. — Ты же даже не приехал, когда она умирала. Даже не позвонил толком.
Виктор сжал челюсти. Он знал, что этот разговор будет. Готовился к нему всю дорогу, но сейчас слова застревали в горле, как рыбья кость. Что он мог сказать? Что работа? Что проекты? Что не нашлось времени за пятнадцать лет?
— Света, я понимаю. Мы обсудим компенсацию. Я не собираюсь тебя обделять.
Она фыркнула и отвернулась.
— Заходи. Дом твой теперь. Я ключи внутри оставила.
Он поднялся на крыльцо. Доски скрипнули под ногами — тот же скрип, что и тридцать лет назад. Дверь открылась легко. В доме пахло старостью, нафталином и чем-то ещё — воспоминаниями, что ли.
Виктор остановился в прихожей. На стене висела его фотография: выпускник школы, семнадцать лет, улыбка до ушей. Рядом — бабушка, худенькая, в выцветшем платье. Он помнил тот день. Она плакала, когда он сказал, что поступил в Москву. А он радовался, считал дни до отъезда.
В кухне на столе стояла чашка. Одна. Будто бабушка только что встала и вышла в огород. Виктор присел на табурет, и тут увидел на полу, у печки, старую корзину. Плетёную, с облезлой ручкой. Он поднял её. Сухие листья и земля высыпались на пол.
Лето девяносто пятого. Последнее лето перед отъездом. Бабушка просила сходить в лес за грибами. Он отказывался — у него были планы, друзья, девчонки. Но она настояла, и он пошёл. Не один, с Игорем. Они бродили по лесу, смеялись, собирали грибы. Тогда казалось, что эти леса, эта деревня — тюрьма. Москва звала, манила огнями, возможностями, жизнью.
Он опустил корзину обратно.
На улице хлопнула калитка. Виктор вышел. Во двор заходил мужик — крепкий, с бородой, в рабочей куртке. Лицо знакомое, но не сразу узнал.
— Витька? — мужик улыбнулся. — Это я, Игорь. Ну что, не узнал?
— Игорёк! — Виктор по-настоящему обрадовался. — Чёрт, сколько лет!
Они обнялись, похлопали друг друга по спине. Игорь пах табаком и машинным маслом.
— Слышал, что приехал, — сказал Игорь. — Соболезную. Мария Степановна хорошая была. Жалко её.
— Да, — Виктор кивнул. — Пойдём, присядем.
Они уселись на крыльце. Игорь закурил, предложил Виктору, но тот отказался.
— Ты чего, бросил? — удивился Игорь.
— Лет десять назад. Здоровье беречь надо.
— Эх, — Игорь затянулся, — у нас тут здоровье беречь не от чего. Всё равно на пилораме угробишь. Ты, говорят, в Москве программистом работаешь? Деньги гребёшь лопатой?
Виктор усмехнулся.
— Не лопатой. Ложкой, скорее. Но живу нормально. Квартира своя, машина. Работа стабильная.
— А семья? — спросил Игорь.
— Не сложилось, — коротко ответил Виктор. — Работа всегда на первом месте была. Ну а у тебя как?
— У меня жена, трое детей. Старшая уже замуж вышла. Средний в техникум поступил. Младшая школу заканчивает, — Игорь говорил спокойно, но в голосе его прозвучало что-то вроде гордости. — Живём на пилораме. Зарплата маленькая, но хватает. Огород есть, куры. Скучно, конечно, но… привык.
Помолчали.
— Помнишь, как мы в лес ходили? — вдруг сказал Виктор. — За грибами. Тебе тогда твоя мать орала, что ты вместо уроков по лесу шляешься.
Игорь усмехнулся.
— Помню. А мне было наплевать. Я же думал, что после школы тоже в город уеду. Мечтал, как ты. А потом отец мой под трактор попал. Инвалид стал. Пришлось остаться. Мать одна не справилась бы.
Виктор молчал. Что тут скажешь?
— Знаешь, Витька, — Игорь стряхнул пепел, — я тебе завидовал. Честно. Ты уехал, а я застрял. Но потом понял: ты свободный, а я — нет. Только вот ты один, а я — с семьёй. У тебя деньги есть, а у меня — дети. Кто из нас богаче, не знаю.
Виктор отвёл взгляд. Игорь говорил без упрёка, просто констатировал факт. Но от этого было только хуже.
— Что дом делать будешь? — спросил Игорь. — Продавать?
— Не знаю ещё. Думаю.
— Света говорит, что ты ей компенсацию обещал.
— Обещал.
— Она правильно говорит. Она одна за Марией Степановной ухаживала. Ты же не приезжал.
Виктор хотел возразить, но осёкся. А что возразить? Игорь прав. Все правы. Он не приезжал. Не звонил толком. В последний раз он был здесь в две тысячи четвёртом. Двадцать лет назад. Бабушка тогда ещё бодрая была, в огороде копалась. Он пробыл два дня и уехал. Обещал приехать летом. Не приехал. Потом работа, проекты, командировки. Время летело, и вдруг оказалось, что прошло двадцать лет.
Он звонил ей иногда. Раз в полгода. Она спрашивала, как дела, не болеет ли, когда приедет. Он отвечал дежурно: всё хорошо, приеду, как освобожусь. И каждый раз после звонка откладывал телефон и забывал. У него была жизнь. Карьера. Цели.
— Я виноват, — тихо сказал Виктор.
Игорь посмотрел на него.
— Перед кем? Перед бабкой? Она тебя любила. Гордилась тобой. Всем рассказывала, что внук в Москве программистом работает. Ты ей не должен был ничего.
— Должен был приехать.
— Мог бы, — согласился Игорь. — Но не приехал. Это твой выбор был. Она не осуждала.
Виктор встал, прошёлся по двору. Забор покосился. Огород зарос бурьяном. Яблоня, под которой он в детстве играл, засохла.
— Я продам дом Свете, — сказал он. — За ту сумму, которую она назовёт.
Игорь кивнул.
— Правильно. Ей нужны деньги. Муж её больной, лечение дорогое.
— Я знаю.
Игорь докурил, бросил окурок, растоптал.
— Ну, мне пора. Жена ждёт. Зайдёшь к нам вечером? Поужинаем вместе.
— Спасибо, но я уеду сегодня. Дела в Москве.
— Понятно, — Игорь пожал ему руку. — Ну, бывай. Если что — звони. Телефон у Светы попросишь.
Он ушёл. Виктор вернулся в дом. Зашёл в комнату бабушки. Кровать застелена, на тумбочке — очки, старый календарь. На стене — фотографии. Бабушка молодая, с дедом. Бабушка с отцом. Бабушка с ним, маленьким. Виктор взял одну фотографию: он, лет пять, сидит на руках у бабушки. Она смотрит на него так, будто он — центр вселенной.
Он сел на кровать, зажмурился. Вспомнил последний телефонный разговор. Кажется, два года назад. Он звонил ей с работы, между совещаниями. Она спросила, когда приедет. Он ответил: скоро, бабуль, скоро. Она вздохнула и сказала: Витя, я уже старая. Мне бы тебя увидеть. Он пообещал. И забыл. Больше не звонил. Работа, карьера, жизнь. А она ждала. Три года Светлана за ней ухаживала, а бабушка всё спрашивала: а Витя когда приедет?
Виктор встал, вытер лицо рукой. Нечего тут сидеть. Надо ехать.
Он нашёл Светлану у калитки. Она поливала цветы на могиле.
— Света, — он подошёл ближе, — я хочу, чтобы ты забрала дом.
Она обернулась, недоверчиво сощурилась.
— В смысле?
— Я продам тебе дом за ту сумму, которая тебе нужна. Сколько хочешь, столько и дам. Или просто подарю. Ты ухаживала за ней. Ты имеешь право.
Светлана опустила лейку.
— Ты серьёзно?
— Да.
Она молчала, потом кивнула.
— Мне нужно триста тысяч. На лечение мужа. Если больше дашь — не откажусь.
— Я дам пятьсот. Завтра переведу.
Она смотрела на него, и в глазах её было всё: благодарность, недоверие, облегчение.
— Спасибо, — наконец сказала она. — Я думала, придётся судиться.
— Не за что. Ты заслужила.
Он развернулся и пошёл к машине. Светлана окликнула его:
— Витя, она не злилась на тебя. Ты это знаешь?
Он остановился, но не обернулся.
— Знаю.
Сел в машину, завёл двигатель. Деревня осталась позади. Лес, поле, дорога. Назад в Москву.
Через полчаса он остановился на обочине, вышел из машины. Закурил. Первый раз за десять лет. Затянулся, закашлялся. Бросил сигарету, растоптал. Постоял, глядя на лес. Потом сел обратно и поехал дальше.
