— Оль, решай сама. Мне без разницы.
Виктор даже не поднял глаз от телефона. Я стояла на кухне с распечатками документов по ипотеке, которые принесла с работы. Три банка, три варианта, разные проценты. Надо было выбирать сегодня, завтра консультант ждал ответа.
— Витя, это квартира. На двадцать лет кредит. Нам вместе решать надо.
— Ты лучше разбираешься в цифрах. Как скажешь, так и будет.
Он встал, потянулся, пошёл в комнату. Я осталась одна с этими бумагами. Как всегда. Как последние лет десять.
Мы познакомились в две тысячи шестом. Я училась на третьем курсе экономического, он уже работал на заводе инженером. Виктор был таким спокойным, надёжным. Я влюбилась в его уверенность, в то, как он брал меня за руку и вёл вперёд. Мне казалось, рядом с ним я могу расслабиться и просто быть женщиной. Моя мама всегда говорила: хороший муж — тот, на кого можно опереться.
Поженились в две тысячи восьмом. Я только университет закончила, устроилась бухгалтером. Виктор зарабатывал прилично, снимали квартиру недалеко от его завода. Всё было хорошо. Вернее, мне так казалось.
Первый звоночек прозвенел ещё на свадьбе. Мы не могли выбрать ресторан для банкета. Я спросила Витю, какой ему больше нравится.
— Ты выбирай, Оленька. Мне всё равно, лишь бы тебе нравилось.
Тогда мне это показалось милым. Он заботится о моих желаниях, думала я. Выбрала сама, организовала всё сама. Он только пришёл и улыбался гостям.
В две тысячи двенадцатом родился Максим. Виктор опоздал в роддом на два часа. Я уже родила, когда он ворвался в палату с букетом, растерянный и виноватый. Сказал, не мог выбрать, какие цветы купить, ходил по трём магазинам. Я промолчала. У нас родился сын, разве это важно?
Коляску тоже выбирала я. И кроватку. И имя в конце концов. Виктор говорил: как хочешь, Оль. Ты же мама, тебе виднее.
Я всё делала сама, потому что кто-то должен был это делать. А он устранялся. Аккуратно, мягко, но устранялся.
Кризис четырнадцатого года добил окончательно. На заводе начались задержки зарплаты. Виктор приходил домой мрачный, ничего не говорил. Просто молчал. Я взяла на себя семейный бюджет целиком. Считала каждую копейку, планировала расходы на месяц вперёд, откладывала на Максимкин садик.
— Витя, может, поищешь другую работу? — спросила я как-то вечером.
— Не знаю, Оль. Посмотрим.
Посмотрим. Его любимое слово. Посмотрим, подумаем, решай сама. Я и решала. Всё. Всегда.
В две тысячи восемнадцатом меня повысили до главного бухгалтера. Зарплата стала в два раза больше Витиной. Я гордилась собой. Я могла обеспечить семью, дать сыну всё необходимое. Я была сильной. Я справлялась.
Но что-то менялось. Я чувствовала это по ночам, когда Виктор лежал рядом, отвернувшись к стене. Я чувствовала это в его взгляде, когда я говорила ему, что купила новый телевизор или записала Максима в секцию плавания. Он кивал, соглашался. Но в глазах была пустота.
— Оль, ты опять всё решила без меня, — сказал он как-то. Тихо, без упрёка.
— А ты бы решил? — огрызнулась я. — Ты бы две недели думал, а потом сказал: делай как знаешь.
Он не ответил. Просто вышел на балкон курить.
Я не понимала, что происходит. Я же всё делала правильно. Я обеспечивала семью, я принимала решения, я была ответственной. Разве не этого хотят все? Разве не должен он быть благодарен?
Но благодарности не было. Была отстранённость. Он стал как квартирант в собственном доме. Приходил с работы, ужинал молча, смотрел телевизор, ложился спать. С Максимом почти не общался. Мальчик тянулся ко мне, спрашивал совета у меня, жаловался мне.
— Мам, а папа всегда такой грустный был? — спросил он недавно.
Я не знала, что ответить.
И вот сегодня. Квартира. Возможность переехать из этой тесной двушки в трёшку на другом конце города. Новый район, хорошая школа для Макса. Я неделю изучала предложения, считала проценты, звонила в банки. Принесла домой готовые варианты. Нужно было только выбрать.
— Витя, ну посмотри хотя бы. Вот этот вариант с господдержкой, ставка ниже. А этот без первоначального взноса, но переплата больше.
Он сидел на диване, телефон в руках, лицо усталое.
— Оль, я не понимаю в этом. Ты решай.
— Но это наша квартира! Наша семья!
— Ты и так всё решаешь. Какая разница?
Я почувствовала, как что-то внутри сжимается. Злость, обида, усталость — всё смешалось.
— Ты вообще хоть что-то хочешь решать? Или тебе удобно переложить всё на меня?
Он поднял глаза. В них было что-то новое. Боль.
— Мне уже ничего не хочется, Оль. Ты сама всё знаешь. Ты сильная, ты справляешься. Зачем я тебе?
Я опешила.
— Что ты несёшь? Ты мой муж.
— Твой муж, — он усмехнулся горько. — Я уже давно не твой муж. Я просто живу здесь. Как мебель. Ты скажешь куда переехать, я перееду. Ты скажешь что купить, я куплю. Но я не участвую. Я не нужен.
— Ты сам от всего отказываешься! — голос мой сорвался. — Я тебя спрашиваю, ты молчишь!
— А какой смысл? Ты всё равно сделаешь по-своему. Потому что ты лучше знаешь. Потому что ты сильнее.
Максим выглянул из своей комнаты, испуганный. Я махнула ему рукой, мол, иди, всё нормально. Он скрылся.
— Витя, я не хотела быть сильной, — выдохнула я. — Я просто… кто-то должен был.
— Знаешь, Оль, когда мы познакомились, ты была другой. Мягкой, доверчивой. Ты смеялась моим шуткам, ты опиралась на меня. Помнишь, как ты просила меня решить, куда поехать в отпуск? Как ты спрашивала, какое платье тебе идёт? Я чувствовал себя нужным. Я чувствовал, что я мужчина рядом с женщиной.
— И что теперь?
— А теперь я чувствую себя пустым местом. Ты принимаешь все решения. Ты зарабатываешь больше. Ты главная. А я… я просто есть. Но я не твой мужчина. Я даже не знаю, кто я.
Слова его резали. Потому что в них была правда.
Я стала другой. Жёсткой, властной, нетерпеливой. Я раздражалась, когда Виктор медлил с ответом. Я перебивала его, когда он пытался что-то предложить. Я смотрела на него сверху вниз. Когда это случилось? Когда я перестала быть той девушкой, в которую он влюбился?
— Я не хотела, — прошептала я.
— Я знаю. Но ты стала. И я не знаю, как вернуть то, что было.
Он встал, прошёл мимо меня на кухню, налил воды. Руки дрожали. Я видела.
— Витя, мы можем попробовать изменить.
— Как? — он обернулся. — Ты отпустишь контроль? Перестанешь всё решать? Доверишь мне?
Я хотела сказать да. Но я не могла. Потому что если я отпущу, всё развалится. Я знала это. Виктор не готов. Он привык. Он не справится. И я не смогу просто стоять и смотреть, как он делает ошибки. Я не умею.
— Вот видишь, — он прочитал ответ в моём молчании. — Ты не можешь. Ты уже не можешь быть другой. И я понимаю почему. Я сам виноват. Я отдал тебе эту роль, а теперь не могу забрать обратно.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он поставил стакан, посмотрел мне в глаза. Долго молчал.
— Я устал, Оль. Я устал чувствовать себя лишним в собственной семье. Я устал видеть в твоих глазах презрение, когда я не могу быстро решить. Я устал быть слабым рядом с тобой.
— Ты не слабый…
— Слабый. И ты это знаешь. Ты перестала меня уважать. Может, даже любить.
Я хотела возразить. Но слова застряли в горле. Любила ли я его ещё? Того мягкого, доброго, нерешительного Витю, который жил со мной десять лет? Или я давно перестала видеть в нём мужчину?
— Я думаю, нам нужно разойтись, — сказал он тихо.
Сердце ухнуло вниз.
— Что?
— Мы не пара больше. Мы два человека, которые живут в одной квартире. У тебя своя жизнь, у меня… у меня ничего нет. Но, может, если я уйду, я найду себя снова. А ты… ты справишься. Ты всегда справляешься.
Он вышел из кухни. Я услышала, как он открыл шкаф в прихожей, достал сумку. Он собирал вещи. Сейчас. Прямо сейчас.
Я стояла, не в силах пошевелиться. Внутри всё горело. Он уходит. Мой муж уходит. И я ничего не могу сделать. Я не могу остановить его, потому что он прав. Я действительно перестала быть той женщиной. Я стала кем-то другим. Сильной, самостоятельной, независимой. Но одинокой.
Дверь закрылась. Виктор ушёл.
Я опустилась на стул, уронила голову на руки. Документы по ипотеке лежали передо мной. Новая квартира. Новая жизнь. Только теперь эта жизнь будет без него.
Максим вышел из комнаты, подошёл ко мне, обнял за плечи.
— Мам, пап ушёл?
Я кивнула.
— Он вернётся?
Я не знала, что ответить.
Я выбрала силу. И потеряла любовь. Я научилась всё решать сама. И осталась одна. Я стала той, на кого можно опереться. Но опереться стало некому.
В квартире стояла тишина. Та самая тишина, которую я боялась больше всего. Тишина пустоты.
Я взяла документы, аккуратно сложила их в папку. Завтра позвоню консультанту, скажу, что передумала. Или не передумала. Не знаю. Впервые за много лет я действительно не знала, что делать. И некого было спросить.
Сильная женщина. Именно так обо мне говорили на работе. Сильная, решительная, ответственная. Только почему тогда мне так больно? Почему я чувствую себя раздавленной?
Сила оказалась проклятием. Я выиграла все битвы. Но проиграла войну.
