— Не поеду я к вам жить и точка, — сказала мать и скорбно поджала губы.
— Не поедешь говоришь? Мама, ты пойми, тяжело мне, Ну, можешь ты подумать не только о себе, но и обо мне тоже? Хотя бы немножко… — Тамара тяжело вздохнула и посмотрела на мать, а та сидела в уголке и держалась крепко за спинку кровати, словно дочь намерена была тащить ее силой во двор.
— А что такого? Не приезжай, я сама справляюсь, не лежачая, чай, – пожала плечами Евдокия и покосилась на дочь, — А если нужно, Михайловна — соседка, придет помочь.
— Да, как же ты справишься, если ноги тебя, почти, совсем не слушаются, – вздохнула дочь, – Ты подумай только как мне тяжело каждый день после работы заехать к тебе, потом в магазин, потом домой, вечером приготовить ужин для своей семьи, для тебя — на завтра. А на следующий день то же самое. Как белка в колесе. Я ведь уже не девочка, мама. Мне пятьдесят. Устаю, правда.
— Ой, Тома, тебя послушаешь и вовсе не хочется, чтобы ты приезжала. Как будто я принуждаю. Вот был отец живой, мы бы с ним потихоньку, по стариковски, друг друга бы поддерживали, а так… – Евдокия начинала всхлипывать и на этом моменте Тамара обычно прекращала разговор:
— Ладно, мамочка, спокойной тебе ночи. Завтра заеду.
— И леденцов купи, доча. Еще плюшку московскую, – говорила довольным тоном мать.
По дороге домой Тамара задумалась. Два года назад, когда умер отец, мать еще ходила в магазин самостоятельно, могла приготовить обед, убраться. Уставала, конечно, но справлялась.
Но за последние два года Евдокия очень сдала. Еле еле до туалета и на кухню мать ходит, да и то с тростью или с ходунками. Глядя на это, у Тамары сердце сжимается. Женщина понимает, что дальше будет только хуже, но проблема — переезжать к дочери и зятю пенсионерка не хочет категорически.
— Я сама себе хозяйка. Привыкла в совсем доме, ты же знаешь, Тома. Не могу я у вас жить. Да и по телевизору, вон, показывают, как старикам у детей живется: то мать накрошила на ковры, то полотенца кухонные испачкали, да и зятю мешать буду.
— Какие полотенца, мама, ты о чем? Ты же моего Витю знаешь, он любит тебя. Это, кстати, было его предложение, чтобы ты с нами жила, – улыбнулась Тамара.
— Это он пока предлагает, – отмахнулась мать, – А поживет в доме со старухой, не так запоет. Ты меня извини, Томочка, но больные люди быстро надоедают. Не хочу, чтобы вы на меня раздражались. Вот был бы Коля мой живой, мы бы…. — мать снова начинала плакать и разговор заканчивался.
В чем-то Тамара понимала свою мать. Всю свою жизнь Евдокия была сильной, властной женщиной. Весь дом хозяйской, крепкой рукой держала. Очень сложно ей сейчас осознать, что пришла старость, а с ней и бессилие. Но и мать должна Тамару понять: каждый день после работы мотаться в пригород — то еще удовольствие…
…Отец Тамары Леоновой работал всю жизнь водителем, а мать — заведующей галантерейной базой. У Евдокии всегда был набит кошелек деньгами, женщина имела множество знакомств, связей и могла решить, практически, любую проблему.
Евдокия была не родной матерью для Тамары, хотя и растила, воспитывала дочь с первых дней жизни.
Николая Леонова Дуня любила всю свою жизнь, да только он не ее выбрал, а ее двоюродную сестру — Надежду. Через год после свадьбы, родилась Тома, но несчастная Надя не выдержала тяжелых родов и малышка с первых дней жизни осталась без мамы.
Николай от дочки своей не отказался, а забрал ее из роддома домой. Только вот что делать и как ухаживать за малышкой, Леонов не знал. Родителей его в живых не было, да и Надежда была сирота. Ее, бедолагу воспитывала тетка — мать Евдокии.
Двоюродные сестры не ладили между собой, ведь они оказались соперницами, любили одного парня.
Нельзя сказать, что Евдокия обрадовалась смерти двоюродной сестры, но особо и не тосковала. Тут же вызвалась помочь вдовцу и начала каждый день бывать у него дома — помогать с ребенком.
Томочке повезло. Она была похожа на своего отца — копия Николай, а потому Евдокия девочку сразу полюбила, прикипела к ней всем сердцем. Время пронеслось быстро, вот уже и первые шаги сделала Тамара, а затем и первые слова произнесла.
Мамой малышка назвала Евдокию. Оно и понятно, женщина была с девочкой все это время. Николай посмотрел на это все, почесал затылок да и сделал предложение Дуне. Молодая женщина видела, что Леонов не любит ее, но понимала она и другое — если сейчас откажется, второго шанса не будет.
Расписались мужчина и женщина, да и начали жить одной семьей.
Евдокия никогда не оглядывалась на то, что скажут люди. Главное — чтобы семья была довольна и счастлива. Что ни говори, но хозяйкой и женой, и матерью она оказалась хорошей. В доме достаток, муж с дочерью всегда сытые, чистые, довольные.
А если кто-то обидит ее семью — мужа, дочь, то женщина как коршун кидалась на обидчика. И образование дочери дали, и свадьбу сыграли такую, что неделю гуляли. Квартиру Тамаре подарили однокомнатную.
Это уже потом — позже, любимый зять Евдокии — Виктор заработал денег на Севере и дети купили большую четырехкомнатную квартиру. Теперь в хоромах живут — неоднократно хвасталась подругам Евдокия. Она, вообще, очень гордилась дочерью. Больше детей Господь не дал Дуне и Николаю, так что все для Томочки. Всю жизнь родители для нее старались.
Впрочем, дочь выросла очень хорошим, порядочным человеком. Родителей своих всю жизнь любила и поддерживала. Да и сейчас, как бы тяжело ни было ей, каждый день к матери приезжает. Не может иначе. Если не заедет — сердце не на месте.
Жизнь пролетела, как одно мгновение. Евдокия не успела осознать, что молодость и зрелость пронеслись, словно и не было. Часто к ней подруги заходили в гости, собирались за столом, вспоминали молодость и Дуня вздыхала:
— Девочки, я никак не могу в толк взять. Это что — все? Так быстро, так мало. Несправедливо мало. Это и есть жизнь? В молодости она казалась долгой, практически бесконечной, а теперь, оглядываясь назад не понимаю. Это и вся жизнь?
Подруги — “девочки”, которым уже под восемьдесят, смеялись, соглашаясь с Евдокией:
— Ой, правда твоя, Дуня. Я и сама так думаю. А пока в зеркало не посмотрю, то и не верю, что старушка с морщинами. Все мне кажется, что еще молода, – засмеялась Галина Петрова.
Но возраст напоминал о себе и без зеркала. Все медленнее становилась реакция, все труднее пробежаться или подпрыгнуть. Ноги уже не так шустры, да и спина болит. Хочется спуститься вниз по ступенькам, обгоняя ветер или съехать по перилам, а приходиться медленно спускаться, придерживаясь и опираясь на трость.
Одного только боялась Евдокия — своей беспомощности да того, что станет зависеть от детей. Не могла мать этого принять и все тут.
— Томочка, может быть мне помощницу нанять? – спросила однажды мать.
— Сиделку?
— Какую еще сиделку? – обиделась Евдокия, – Чего возле меня сидеть? Не сиделку, а помощницу.
— Извини, мам, – улыбнулась дочка, – Помощницу, ладно. Но разве я плохо тебе помогаю или не хватает моей помощи? Я не хочу, чтобы за тобой ухаживали чужие люди, я сама все буду делать, только переезжай к нам.
— Нет, – снова нахмурилась мама.
— Ну, помощницу так помощницу, – пожала плечами Тамара.
Помощниц уже сменили несколько и все не получалось найти человека по душе. Не может Евдокия с ними общий язык найти да привыкнуть. А сама видит, что дочка совсем извелась, разрываясь между ее домом и своим.
Нужно было решить этот вопрос и Евдокия решила так, как привыкла делать всегда. Поговорила по телефону со знающими людьми, выбрала пансионат, оставила заявку и только потом сообщила дочери и зятю:
— Дети, я поеду в пансионат для пожилых людей. Уже оставила заявку и это не обсуждается.
Тамара моментально схватилась за сердце:
— Мама, что ты выдумываешь? Какой пансионат? Дом престарелых что ли? О, Господи. Что люди скажут?
— Какие еще люди? – удивилась мать, — Мне всегда не было дела до того, что скажут люди, а теперь — на исходе жизни, и подавно.
— Значит, к нам ты не захотела ехать, а в Дом престарелых намылилась, как будто у тебя родных нет, как-будто тебе и помочь некому? – всхлипывала Тамара.
—- Томочка, ну о чем ты говоришь? Что я буду у вас делать? Смотреть целый день в окно, пока вы на работе? Я общение люблю, времяпровождение в кругу приятных собеседников. Да и не одна я. С Галиной вместе поедем. Она тоже решилась, а то сидит дома одна, как старая клюшка. Дети то на Севере.
— А что, Тамара, пусть мать поедет, – вдруг сказал зять, который всегда поддерживал тещу, — Посмотрит, поживет, а если не понравится, тогда уж к нам.
—- Нет уж, если не понравится, в другое заведение поедем с Галей, — по-прежнему сопротивлялась мать.
Тамара развела руками:
— Ну, такого я еще не видела и не слышала. Даешь ты, мама, конечно… Миллион историй о том, как дети хотят сдать родителей в Дом престарелых, но ни одной о том как мама сама себя оформила туда, а дети уговаривали не делать этого.
Впрочем, прошло совсем не немного времени и Тамара согласилась, что мама снова была права. Ей там хорошо. В народный хор записалась, подруги новые появились. Квартиру свою сдает в аренду, чтобы оплачивать проживание в пансионате, да и пенсия, накопления помогают.
Дочь, зять и внуки приезжают часто и каждый раз уговаривают бабушку поехать жить к ним. Но она сама себе хозяйка и знает как лучше. Вот такие дела…
