Выйдя из подъезда родного дома, Костя Малютин замер на мокром, покрытом пятнами тающего снега тротуаре, и долго смотрел на два ярко освещённых окна на седьмом этаже. Анька, наверное, сейчас тоже исподтишка смотрела на него в окно.
Он представил, как сестра – невысокая, полная, темноволосая – в мать – с крупными, некрасивыми чертами лица – стоит, кусая губы, смотрит на него из окна и теребит в пальцах любимую мамину штору – тёмно-синюю, в серебряные тюльпаны.
Вдруг перед глазами у него встала ярко освещённая комната – та самая, из которой за ним сейчас следила сестра. В глубине этой комнаты таинственно мерцала разноцветными огнями украшенная гирляндой живая ёлочка. По квартире плыл живой, терпкий запах хвои, и голос покойной мамы, голос из далёкого прошлого, звал: «Костя! Аня! Идите смотреть подарки!» Они с сестрой выбегают из кухни, где только что пили чай: он, девятилетний, в костюме Волка, она, шестилетняя – невесомая белоснежная Снежинка, в длинном, почти до пят, платье. А под ёлкой, в нарядных, блестящих упаковках их уже ждут подарки…
Мужчина дёрнул плечом, отгоняя видение. Папу они похоронили четыре года назад. А позавчера он приехал на похороны мамы.
Ещё при жизни мамы они с сестрой договорились, что маленькая родительская двушка останется Анне. Это было справедливо: сестра сначала долго досматривала тяжелобольного отца, а потом – лежачую мать. Он, загруженный по уши работой – как-никак менеджер в не самой маленькой московской фирме – лишь помогал деньгами.
После поминок Костя попросил разрешения забрать несколько памятных вещей, и Аня разрешила, но – он видел – скрепя сердце. Это обидело его. Он взял лишь большую, красивую чеканку «Охотники на привале» и часы с кукушкой. Сухо простился с сестрой и ушёл, не зная, приедет ли сюда ещё когда-нибудь.
– Ну что ж, спасибо этому дому – пойдём к другому, – пробормотал Константин и, поправив рюкзак на плече, двинулся вниз по улице.
Косте Малютину было без малого тридцать девять лет. Это был высокий, немного располневший мужчина с прямым носом, редкими рыжеватыми волосами, чуть оттопыренными ушами и глубоко посаженными умными карими глазами.
Он давно и прочно «укоренился» в Москве, женат, двое детей – четырнадцатилетний сын Матвей и одиннадцатилетняя дочь Михалина. Дочку жена Кристина со скандалом назвала именем какой-то своей прабабки: Константин поначалу был категорически против, но переубедить супругу не удалось. Устав от истерик, резко сменявшихся мольбами и потоками слёз, он смирился: Михалина так Михалина.
Жизнь текла своим чередом, за плечами у «примерного семьянина» Кости было уже несколько коротких, быстротечных, неудачных романов, которыми он пытался скрасить свою приевшуюся, скучную, пресную жизнь. И, слава богам, жена пока не узнала об этих «приключениях» мужа.
Был омерзительный мартовский вечер – холодный, ветреный, с мокрым, невесть откуда взявшимся снегом, просто хлопьями сыпавшим с неба. Холод и собачья слякоть! Тридцатое марта, а весной и не пахнет – погода словно взбесилась.
Несмотря на «подарочную» погоду, Косте хотелось напоследок, перед отъездом, погулять по городу. Он мог бы остаться ночевать в родительской квартире, потому что все самолёты на Москву сегодня уже улетели, но не хотел всё время «спотыкаться» о недовольный взгляд сестры: Анна злилась, что брат забрал часы и чеканку, и даже не пыталась это скрывать. Костя решил переночевать в каком-нибудь отеле, простился с сестрой и ушёл.
«Может, у Аньки ещё личная жизнь сложится, – беззлобно думал Константин. – Намучилась она с лежачей мамой, бедная».
Прогулка не задалась: почти сразу, как на беду, не на шутку разболелся зуб – его злосчастный, много раз леченный зуб. Видимо, совсем прохудилась пломба. Костя скривился, потёр щёку рукой. Да, о прощальной прогулке по городу можно забыть. Теперь нужно срочно искать стоматолога, который сможет «укротить» зубную боль.
***
– Я сейчас спрошу у стоматолога, сможет ли она вас принять. Вроде у неё есть сейчас «окошечко»: утром позвонила пациентка и сказала, что не придёт… Подождите.
Костя снял рюкзак и пристроил его в углу, неспешно расстегнул куртку.
Высокая рыжеволосая женщина-администратор открыла дверь в кабинет:
– Юлия Александровна, тут пациент… Нет, он не записывался. Говорит, что сильно зуб болит.
Из кабинета донёсся негромкий невнятный ответ, и администратор повернулась к Малютину:
– Раздевайтесь, вас примут.
Костя небрежно нацепил куртку на вешалку и шагнул в кабинет. Стоматолог стояла у окна и что-что читала в своём мобильнике.
– Здравствуйте! – его голос дрогнул и осёкся.
Красиво очерченные губы, знакомая родинка на подбородке, из-под небрежно надетой белой медицинской шапочки выбиваются короткие светлые волосы…
– Юля! Гусева! Гуся! – он вспомнил её школьную кличку, на которую она всегда обижалась. – Раньше у тебя были косы…
Врач вздрогнула, едва не выронив телефон, и подняла на него большие, выцветшие голубые глаза:
– Малютин? Костя? Ну, привет! Откуда в наших краях?
– Да дела были… Земля, знаешь ли, круглая…
Он улыбнулся и вспомнил выпускной: голубоглазую Юлю, её точёную фигурку в длинном розовом платье, густые светлые волосы, волной спадавшие чуть ли не до колен, их единственный вальс… Ему тогда хотелось зацеловать её до смерти!..
– Так ты, как и хотела, стала стоматологом? Зубной феей?
Гуся кивнула:
– Да, с третьего раза поступила в Питер на бюджет.
Костя окинул внимательным взглядом её слегка располневшую фигуру в белом медицинском костюме.
Эх, безвозвратно ушедшая юность… Как же изменилась Юлия! Обыкновенная, земная женщина – чудесные незабудковые глаза Юленьки потускнели и погасли: теперь в них нет тех волшебных, колдовских искр…
– А ты изменилась… – он с трудом сглотнул комок в горле.
– Ну, ты, Малютин, тоже в школе был коренастым крепышом, а теперь и волос стал реже, и животик отрастил, – слегка обиженно ответила зубная фея. – Присаживайся…
Она указала на стоматологическое кресло, поправила шапочку, натянула на лицо маску, надела перчатки, подошла вплотную, слегка суетливо открыла коробочку с инструментами:
– Ну, что там у тебя, Малютин, стряслось?.. – на него пахнуло терпко-сладким ароматом духов.
***
Костя сам не понимал, как часа через четыре после лечения злосчастного зуба он оказался в Юлиной квартире.
Квартира как квартира. Маленькая, но уютная. Большой диван, лёгкие кремовые шторы на окнах, на стене – огромный телевизор.
Они, обнажённые и уставшие, лежали поверх одеяла. Юля небрежно держала длинными бледными пальцами бокал с вином. Поднесла к губам, отхлебнула. Как-то странно взглянула на него, встрепенулась всем телом:
– Так ты, оказывается, женат. А я думала – свободен. А кольцо почему не носишь? Шифруешься?
Он неопределённо пожал плечами:
– Снял, пока в Ярославле. Ношу в кошельке, – он залпом выпил вино, поставил бокал на пол и закусил шоколадной конфетой. Открытая коробка дорогих конфет стояла прямо на полу.
Юля понимающе улыбнулась.
– А у меня семейная жизнь не сложилась, – тоже поставив бокал на пол, задумчиво продолжала она. – Для кого-то водка – величайшее наслаждение в жизни, и в рюмашке «беленькой» тонут все проблемы. Мой муж любил «беленькую» больше меня… Правда, Колька был тихим – ни разу ни на меня, ни на сына руку не поднял. Но жить с алкашом – то ещё «удовольствие», и поэтому мы разошлись.
– А где сейчас твой сын? – Малютин вскинулся и поискал глазами трусы, рубашку, джинсы.
– Я отпустила Вадима на несколько дней к отцу. Сейчас же каникулы.
– Вот уж никогда бы не подумал, что ты, Юлька, выйдешь замуж за алкоголика. Ты в школе такой принцессой была – светловолосая, тонкая, звонкая, красивая… И умная.
Она невесело усмехнулась:
– Ну, в молодости Колька был высоким, ладным, умным, интеллигентным. В общем, интересным женихом. И прицепился ко мне, как пиявка. Но Николай оказался слабым человеком: когда навалились проблемы, он начал пить.
– Какие проблемы?
– У сына слабое здоровье.
– А что с ним?
Юля махнула рукой, давая понять, что не желает говорить на эту тему.
– Этот твой Колька из Ярославля?
– Да, но он не из нашей школы.
– А я ведь любил тебя в выпускном классе, Юля. И потом… Сильно любил!.. Эх, если бы мы вместе учились в Москве!..
Она улыбнулась и ничего не ответила.
***
Костя спал плохо, урывками, и проснулся рано, ещё до того, как пронзительно заверещал будильник. Приподнявшись на локте, он посмотрел на лицо спящей Юли и вдруг вспомнил, как много лет назад, в начале мая, когда уже неотвратимо надвигался школьный выпускной, он случайно встретил Юлию в одном из ярославских магазинов. Юля с мамой пришли выбирать новую юбку. Прихватив несколько понравившихся вещей, девушка скрылась в примерочной, аккуратно задёрнув за собой плотную тёмно-зелёную занавеску.
Он, так и не замеченный Юлькой, стоял, окаменев, и неотрывно смотрел на эту зелёную занавеску: за ней свершалось таинство переодевания. В горле застрял комок, сердце билось так, что, казалось, вот-вот разорвёт грудную клетку, воздуха не хватало, в голове звенело, его трясло. Ему было семнадцать, он был девственником… Он любил её.
И вот теперь… Бледное, чуть оплывшее лицо, глубокая морщина на лбу и мелкие – под глазами. Увы, его юная принцесса состарилась, как и он.
***
– Я до шести на приёме, – Юля тщательно накрасила губы ярко-красной помадой и быстро застегнула куртку. – Там в холодильнике сыр, колбаса, апельсины, в общем, с голоду не помрёшь. Ключи оставила на столе. А вечером, может, в ресторан сходим?
Костя промычал что-то неопределённое и чмокнул её в щёку.
После ухода Юлии он влез в джинсы, накинул рубашку и пошёл на кухню искать пропитание.
В небольшой кастрюльке обнаружились остатки куриного супа, а в морозильнике – пачка вареников.
Малютин пил кофе, когда раздалась привычная трель мобильника.
Звонила Кристина.
– Михалина заболела, – услышал он тусклый, уставший голос жены. – Второй день высокая температура. А ты в Ярославле всё околачиваешься.
Костя застыл. Дочурка! Вспомнилось, как вечерами, когда приходил с работы, Михалина с визгом бежала к нему в прихожую, запрыгивала на руки, обвивала тонкими ручками шею, и он кружил её – тёплую, любимую, нежную, лёгкую, как пушинка. Доченька! Цветочек его аленький!..
Костя стиснул зубы и почувствовал себя настоящим кобелём:
– Я сегодня вылетаю. Скоро буду дома. Пока!
Он собрался, наскоро нацарапал записку Юле – огрызком чудом найденного простого карандаша на каком-то клочке бумаги. Просил простить его и не искать встреч. Забыть и быть счастливой. Уходя, бросил ключи от квартиры в почтовый ящик и туда же опустил записку. А потом удалил Юлин телефон.
На город уже опускались ранние весенние сумерки. Ярославль прощально мигал разноцветными огнями, Костя ехал в такси в аэропорт. Он сидел на заднем сидении и, рассеянно глядя в окно, думал.
Прошлое должно оставаться в прошлом. В прошлом должна оставаться и первая, несчастная, возвышенная, несбывшаяся школьная любовь, если тогда, в юности, жизнь не предоставила им с Юлей шанса стать счастливыми.
А в настоящем у него Кристина, Матвей и Михалиночка. И нужно принимать жизнь такой, какой она есть.
