— Коль, мы это уже проходили. Я не собираюсь тратить деньги на его прихоти.
— Это не прихоть! Это необходимость!
— Для него — необходимость. Для меня — нет. Я не обязан. И не хочу.
— Но он же наш отец!
— Он мне не отец. Он — человек, который разрушил мое детство. И я не собираюсь помогать ему сейчас. Хочешь — помогай. Я — нет.
***
Тишина в подъезде была такой густой, что ее можно было потрогать руками. Только глухой стук шагов по обшарпанным ступеням нарушал эту тишину и тяжелое прерывистое дыхание Коли, который тащил на себе непосильную ношу, и ворчание его отца, Андрея.
Четвертый этаж.
Каждый раз как новый марафон.
— Что встал, как пень? — злобно шипел Андрей, задыхаясь, когда Коля остановился передохнуть на полпути, — Думаешь, я сам допрыгаю?
Коля кое-как отдышался.
— Пап, я же тебя несу. Постарайся хоть не критиковать меня в этот момент. Это ты на мне едешь, а я иду…
— Постарайся не критиковать! — передразнил он Колю, и его голос, и без того хриплый, стал еще резче, — Лучше бы не трындел почем зря, а пошел в зал гантели тягать, а то такой хилый… Мы поднимаемся по три часа. А ты молодой еще, должен за минуту подниматься. Еще плетешься.
Они подошли к двери. Коля с трудом разжал пальцы и усадил отца в кресло у стены, поставленное тут заместо лавочки как раз для подъемов. Андрей тут же начал оглядываться по сторонам, словно ожидая увидеть здесь, на лестничной площадке, что-то новенькое.
— И долго ты будешь так стоять? — снова заворчал он, — Моя коляска еще внизу. Спускайся уже за ней скорее. Я домой хочу зайти.
— Я спущусь, пап. Только немного отдохну.
— Отдохни, конечно. Спустись за коляской, принеси ее сюда, затащи меня в квартиру — и отдыхай сколько влезет.
Коля спустился за коляской. Она стояла, прислоненная к перилам. Коляска у них, конечно, не бог весть какая, но на ней папа хоть как-то передвигается. А выглядит она… с продавленными колесами, туго вращающимися спицами и скрипучим сиденьем. Андрей, когда-то такой сильный, теперь передвигался только с ее помощью. Да и то не всегда. Ну, как появятся деньги, купят новую, современную, которая “сама едет”.
Вернувшись с коляской, Коля поставил ее рядом с отцом. Отец тут же забрался в нее, кряхтя и ругаясь:
— Не можешь шустрее подниматься? Я замаялся тебя ждать! До больницы добирались три часа, в магазине застряли на час, пока мотались по городу — и день прошел, а ты не торопишься, я смотрю, — он подгонял сына, — Шустрее. В квартире ужасный бардак. Ты ведь у меня такой, да? Меня-то, хоть и паршиво, но до больницы довозишь, а все остальное — как придется. Ни прибраться нормально, ни приготовить…
Дома, конечно, да, не идеальный порядок. Андрей в свое время не особо заботился о чистоте. Или, скорее, заботился, но как-то своеобразно. Например, однажды он решил, что лучший способ борьбы с пауками — это отрава, и вместо того, чтобы просто смахнуть их веником, устроил в квартире настоящий химический эксперимент. Результат был, мягко говоря, неоднозначным.
Коля помог отцу добраться до кровати. Он плюхнулся на нее с таким размахом, будто там лежала гора подушек, а не продавленный матрас.
— И что ты там мне приготовил? Опять свою траву? У меня от твоей травы уже желудок позеленел. Хочу нормальной еды!
— Пап, это овощной суп. Он полезный. Тебе же сказали, как нужно питаться…
— Полезный? Мне уже не до пользы, Коля. Мне бы просто что-нибудь, чтобы откусить, и чтобы вкусно было. А ты мне тут… Если ты продолжишь варить мне эту несоленую гадость, думаешь, я снова встану?? Нет! Принеси что-то съедобное!!
Андрей умолк, махнув рукой.
Коля, сходив на кухню, налил суп в тарелку, принес и поставил на прикроватную тумбочку.
Затем, не теряя время, взялся за швабру, чтобы протереть под кроватями, за шкафами, на кухне — везде, где скопилась пыль, до которой уже месяц не доходили руки. Протер все полочки и лампочки, вымыл посуду, сменил постельное.
Пока Коля хлопотал, Андрей изредка комментировал его действия:
— Не возюкай так сильно шваброй. Еще сломаешь ее… И углы надо мыть руками, там пыль остается…
— Пап, я просто убираюсь, а не машину собираю. Я сам знаю.
— Убираешься, говоришь? Да как ты убираешься? Это уборкой-то и не назвать…
После уборки Коля принялся готовить еду, потому что позавчерашний суп папа завтра есть не будет. Что-нибудь легкое, что-нибудь такое, что можно есть без опасений. Отварная рыба, тушеные овощи, кефир. Андрей, конечно, был всем этим недоволен.
— Я все чувствую! — кричал он из комнаты, — Опять отварная рыба? Неужели ты не знаешь, что я люблю жареную? А то, что ты там готовишь, это же… это же корм для кроликов!
— Кролики не едят рыбу, а тебе, пап, нельзя жареное.
— Мне нельзя то, мне нельзя это… А когда мне жить? Вот ты, ты же нормально питаешься? А я??
После ужина Коля сел рядом с ним.
В голове у него крутилась одна мысль: коляска. Эта развалюха уже не справляется. Каждая поездка превращалась в издевательства как для отца, так и для Коли. Нужна была новая, хорошая коляска. Современная, легкая, маневренная. Такая, чтобы Андрей мог хоть немного вернуться к самостоятельной жизни. Но на такую коляску у Коли не было денег. Его зарплата едва покрывала текущие расходы.
Но деньги были у Артура. У его брата. Артур, который был младше Коли на два года, гораздо амбициознее, и, что самое главное, умел зарабатывать. Он был директором автосервиса, и дела у него шли неплохо.
Коля достал телефон.
Нашел контакты брата.
“Артур, привет, — напечатал он, — Как дела?”
Он ответил почти сразу:
“Нормально. О чем-то хочешь поговорить?”
И Коля признался:
“Да я тут подумал… Отцу бы коляску новую купить. Его старая совсем разваливается. И не только коляску, ему ведь много чего нужно… Может, реабилитация…”
Коля ждал, что он скажет, что он поможет. Ведь он тоже сын, как-никак.
Ответ пришел через пару минут. И ни к какой помощи он не располагал:
“Коля, я тебе уже говорил. На похороны могу скинуться. На большее — нет”.
Коля опустил телефон. На глаза навернулись слезы, но он тут же их стер. Какой же он жестокий! Как он может быть таким? Отец, пусть и такой, какой есть, — все же их отец.
Коля простил отца, за все простил, а вот Артур такую скидку отцу не сделал.
Но воспоминания нахлынули…
Коле было лет девять, Артуру — семь. Оба лежали с температурой под тридцать девять. Жар, бред, какие-то плавающие картинки в голове. Но вместо заботы, вместо теплого молока или горчичников, отец стоял рядом и заходился в крике:
— Вы не сделали уроки! — рычал он, даже не взглянув на их светло-зеленые лица, — Как так?! Вы что, думаете, я буду нянчиться с вами, пока вы валяетесь на кроватях? Я за вас буду из делать?? Так вы ошибаетесь. Болезнь — не повод не делать уроки! Это дисциплина в первую очередь! Обязательства прежде всего!
Он подошел и схватил Артура за руку.
— Вставай! — приказал отец, — Вставайте оба! Сейчас же! Иначе потом будет хуже!
Они, слабые, дрожащие, с трудом поднялись. Он не слушал их жалоб, не посмотрел на то, что они буквально падали со стульев, когда пытались сесть. Он их сесть за стол. И караулил рядом, наблюдая за каждым движением, за каждым чихом. Если они ошибались, а, когда в таком состоянии решаешь задачи, то ошибаешься постоянно, он не объяснял, а бил. Слегка, но ощутимо. По рукам, по голове.
— Пиши, я сказал! Не отвлекайся! Думаешь, когда будешь работать, кого-то будет интересовать, почему работу не сделал?
Артур, он же младше, плакал. Беззвучно. Но отец не обращал на это внимания. Он все объяснял тем, что нельзя пропускать темы по программе.
Когда они с горем пополам закончили уроки, уже давно стемнело. Довольный собой отец заставил их съесть какой-то суп и уложил спать. Утром, несмотря на то, что у мальчиков все еще держалась температура, Андрей отправил их в школу.
— Не смейте болеть! У вас школа! — крикнул он в спину, когда они, пошатываясь, вышли за дверь, — Никаких пропусков.
Таких случаев было много. Множество эпизодов, когда он был злым, жестоким… Да что там. Все их детство состояло из таких эпизодов. Он не понимал, что такое жалость. Он понимал только дисциплину. И, в его понимании, он совершенно правильно их воспитывал.
Но Артур… Артур не мог простить. И эта обида росла вместе с ним. Для Артура отец был не родным человеком, а скорее каким-то монстром из прошлого, от которого нужно было как можно скорее избавиться.
Коля же… Коля не мог так поступить. Несмотря ни на что. Сначала он, как съехал из отцовского дома, тоже забыл туда дорогу, но несколько звонков, приказной тон — и Коля бегал к отцу по любой просьбе, а, когда Андре перестал ходить, то буквально жил там, только на ночевку уезжая к себе. Отец терпеть не мог, когда взрослый сын оставался у него.
Коля покормил отца. Он снова заворчал, но стал есть.
— Это вся еда? — спросил Андрей.
— На сегодня — да. Суп. Рыба. Доктор сказал, что тебе нужно ограничить…
— Надоели мне уже эти ограничения! — фыркнул он.
— Ничего не попишешь, это не я решаю…
— Будь моя воля, — зыркнул на него отец.
Коля знал, что было бы, будь отец по-прежнему сильным и здоровым мужчиной.
— Увы. Я пошел.
Потом Коля решил съездить к Артуру. В его автомастерскую.
Там его, как всегда, не ждали. Когда-то Артур и Коля были самыми близкими друг для друга людьми, но все изменилось с той поры, когда Коля простил отца.
— Артур, есть разговор, — сказал он, войдя в его просторный чистый кабинет.
— Говори, — ответил он, — Если насчет денег для отца, то не трать время зря.
— Папа… ему совсем плохо, — начал Коля, — Ему нужна новая коляска. Да много чего нужно. Не мне же одному все тянуть.
Артур чисто физически не мог находиться рядом с отцом. Его трясло. Хотелось отомстить за свое тяжелое детство, но мстить он не стал, посчитал это слишком низким. Но общаться с ним — увольте.
Артур смотрел на брата и не мог понять — зачем? Зачем так переживать за этого человека, которого папой-то не назвать? Он их никогда не щадил, так пусть теперь на себе испытает…
— Коль, мы это уже проходили. Я не собираюсь тратить деньги на его прихоти.
— Это не прихоть! Это необходимость!
— Для него — необходимость. Для меня — нет. Я не обязан. И не хочу.
— Но он же наш отец!
— Он мне не отец. Он — человек, который разрушил мое детство. И я не собираюсь помогать ему сейчас. Хочешь — помогай. Я — нет.
— Ты… ты же сам знаешь…
— Именно потому, что я знаю, я и не хочу иметь с ним ничего общего. Честно? Свободных денег все равно нет, даже если бы я захотел. Я откладываю на переезд. Там у меня будет новая жизнь. И я не собираюсь тащить за собой этот груз прошлого. Извини, но я хочу все забыть. Если ты выбираешь его, то… увы.
А Коля не понимал — как это не простить отца? Да, он был жесток, но родителей не выбирают.
— Но как ты можешь так говорить? Как ты можешь так думать? Уехать и забыть? Ты мой брат!
— Брат, которому все это надоело. И который хочет жить другой жизнью. Без него. Без тебя, если ты будешь постоянно таскать его на себе.
Он оборвал последовавший Колин монолог. Решительно. Безжалостно.
Коле оставалось только уйти.
Артур же, вернувшись к своему столу, взглянул на календарь. До его отъезда оставался месяц. Деньги были накоплены. Там, в другом городе, его ждала девушка. Он купит там жилье. Возможно, у него появятся дети, к которым он будет относиться не так, как к нему… Он и сейчас живет без отца и брата, но в этом городе полностью свободным он себя никогда не чувствовал. Еще немного — и все позади.
Коля, прочитав сообщение от отца, что тому плохо, поехал ночевать туда. А это означало, что надо и сиделкой побыть, и еще выслушивать, как отцу не нравится, что в его доме околачивается взрослый сын.
— Ты опять поздно приехал! Я написал тебе полчаса назад. Где ты был?
— Пап, я просто…
— Да знаю я, что ты. Ты же у меня такой, такой…
Он снова замолчал, но Коля знал, что он не закончил. Знал, что сейчас он подумал о чем-то еще более обидном. Но Коля терпел. Он же отец.
В его голове все еще крутилась мысль об Артуре. Как он мог так поступить? Как переезд может быть важнее здоровья родного отца? Это ведь всего лишь коляска. Не такая она, по его меркам, и дорогая…
Так как-то и сложилось. Коля прислуживал отцу, бесконечно терпя его ругань. Артур собирался уехать и вычеркнуть их обоих из своей жизни.
Накануне его отъезда Коля снова решился.
Подошел к нему в мастерское, когда он уже собирал вещи, принесенные со временем на работу.
— Артур, — начал Коля, — Пожалуйста, одумайся. Купи отцу коляску. Помоги с реабилитацией. Мы же семья. И не уезжай никуда…
Но Артур не слышал. Не ответил. Зато задал свой вопрос:
— Коля, я тебя не понимаю. Ты можешь его простить? Я — нет. Я хочу уехать. И забыть обо всем. В конце концов, только мне решать, что мне делать.
— Но…
— Нет. На этом все, Коля. Не знаю, увидимся ли мы вновь, но… тебе я приду на помощь, если понадобится, но только, если эта помощь не касается отца. Он ее не заслуживает.
Они разошлись.
Коля вернулся к отцу.
Артур — к своим чемоданам.
***
Утром, на заре, когда розовое солнце еще не взошло над горизонтом, когда Артур уже выходил из дома, собираясь в аэропорт, он, как обычно, торопился. Спускаясь по лестнице, он споткнулся. Неудачно. И упал, сильно ударившись головой.
Когда Коля узнал, то не мог поверить.
Все деньги Артура, которые он так бережно копил для новой жизни, теперь достались отцу. Даже не Коле, а именно отцу. На коляску. На реабилитацию. На все, что ему было нужно.
Несправедливо? Да. Безумно несправедливо. Но такова жизнь. Жизнь, которая порой наносит такие удары, что хочется кричать.
Поскольку отец без помощи не мог, то деньгами заведовал Коля и все, конечно, потратил на папины нужды. Андрей теперь катался в удобной коляске.
— Прости меня, — всегда говорил Коля, навещая брата, который так хотел сбежать от прошлого, но в итоге стал его частью, даже после смерти.
