— Ты вообще соображаешь, — Виктор швырнул телефон — Эта твоя подружка из цветочного ларька звонит тебе каждый день!
Инга замерла над раковиной, не выпуская из рук хрустальный бокал. За двадцать четыре года брака она научилась определять степень его ярости по звуку шагов. Сегодня они гремели особенно зловеще.
— Лариса просто…
— Лариса, Лариса! — передразнил он, расстёгивая запонки. — Знаешь, что мне сказал Петрович? Видел твою одноклассницу на рынке — в затрапезной курточке, таскает ведёрки с цветами! А ты с ней якшаешься!
— Мы просто встретились случайно, — Инга осторожно поставила бокал в сушилку. — После стольких лет…
— Случайно? — он подошёл вплотную, и она почувствовала запах дорогого парфюма вперемешку с сигаретным дымом. — Три недели подряд случайно? Ты думаешь, я дурак?
Инга отступила к плите, инстинктивно сжав пальцы. На безымянном пальце тяжело поблёскивало кольцо с бриллиантом — подарок к десятилетию свадьбы. Тогда она плакала от счастья. Сейчас оно казалось красивой цепью.
— Виктор, при чём тут…
— При том, что жена директора строительной компании не должна таскаться по помойкам! — он стукнул кулаком по столу, и соль из солонки рассыпалась мелкими белыми крупинками. — У меня репутация! Понимаешь это слово?
— Понимаю, — тихо ответила она, машинально подметая соль ладонью.
— Ага, понимаешь, — он усмехнулся, но глаза остались холодными. — Тогда объясни мне, какого чёрта моя жена обсуждает с торговкой цветами наши семейные дела?
Инга почувствовала, как пересохло в горле. Лариса действительно спрашивала, почему она выглядит усталой. И она, словно прорвало плотину, рассказала про бессонные ночи, про постоянные претензии, про то, как боится лишний раз открыть рот дома.
— Я ничего не…
— Не ври! — голос Виктора стал тише, что было ещё страшнее крика. — Степанова из седьмой квартиры всё передала. Дословно. Про то, как я тебя, цитирую, «третирую». Красивое словечко, правда?
Марина Петровна. Конечно. Она всегда крутилась рядом, когда Инга разговаривала с Ларисой у подъезда. Вечно с гордым видом рассказывала, как муж подарил ей новую сумочку или серёжки. А теперь передаёт сплетни.
— Виктор, я никогда не хотела…
— Что ты не хотела? — он сел в кресло, закинув ногу на ногу, и смотрел на неё как на провинившуюся школьницу. — Не хотела выставить меня в дурном свете? Или не хотела, чтобы я узнал?
Инга стояла посреди кухни, где всё было подобрано им — от итальянской плитки до немецкого холодильника. Даже цвет стен выбирал он. «Беж благородно смотрится», — сказал тогда. Теперь эти стены казались стенами красивой тюрьмы.
— Я просто соскучилась по общению, — выдавила она.
— Соскучилась? — он рассмеялся коротко и зло. — Тебе мало общества жён моих партнёров? Мало благотворительных вечеров? Хочется поплакаться нищенке?
— Лариса не нищенка! Она работает, у неё есть своё дело!
Слова вырвались сами собой, и Инга тут же пожалела. Виктор медленно поднялся с кресла.
— Своё дело? — он подошёл к ней, и она увидела, как напряглись желваки на его скулах. — Стоять с цветочками на ветру — это дело? Ингуша, ты совсем головой поехала?
Он давно не называл её по имени. Только «Ингуша» — с оттенком снисходительной насмешки, как называют капризного ребёнка.
— У неё магазинчик, постоянные клиенты…
— Магазинчик! — он захохотал. — Сарай два на два! Знаешь, сколько я за месяц трачу на твои наряды? Больше, чем эта твоя подружка зарабатывает за год!
Инга опустила глаза на своё платье — изумрудный шёлк, который он выбрал для неё на прошлой неделе. «В этом цвете ты выглядишь дорого», — сказал тогда. Не красиво. Не элегантно. Дорого.
— Виктор, я не сравнивала…
— Ещё как сравнивала! — он схватил её за плечи, не больно, но крепко. — Думаешь, я не понимаю? Она тебе в уши дует про «женскую независимость»? Про то, какая ты несчастная?
В его глазах мелькнуло что-то, чего Инга раньше не замечала. Страх? Неужели он боится, что она может…
— Запомни раз и навсегда, — он отпустил её плечи и поправил галстук. — Ты больше не встречаешься с этой… флористкой. И телефон свой дай.
— Зачем?
— Удалю её номер. И заблокирую. Навсегда.
Инга смотрела на протянутую руку. Такую ухоженную, с дорогими часами на запястье. Руку, которая никогда не знала мозолей, не мыла посуду, не стирала. Руку хозяина.
Впервые за много лет в её голове пронеслась мысль: «А что если сказать «нет»?»
Телефон лежал на её ладони как горячий уголёк. За эти три недели он стал для неё окном в другой мир — туда, где можно смеяться над дурацкими шутками, жаловаться на погоду и не взвешивать каждое слово.
— Ингуша, я жду, — голос Виктора стал металлическим.
Она вспомнила, как познакомилась с ним. Ей было двадцать восемь, он — тридцать три. Она преподавала литературу в школе, мечтала о собственных детях и простом человеческом счастье. Он ворвался в её жизнь на чёрном джипе, в дорогом костюме, с букетом роз за триста рублей — тогда это были огромные деньги.
— Ты заслуживаешь лучшего, — говорил он, снимая для неё квартиру получше. — Не хочу, чтобы моя женщина нуждалась.
Сначала это казалось заботой. Он покупал ей красивые платья вместо джинсов, делал дорогую стрижку вместо привычного каре, записал к косметологу. «Ты должна выглядеть соответственно», — объяснял он. И она была благодарна.
Потом он предложил ей уволиться.
— Зачем тебе эта школа? Копейки платят, дети хамят. Я обеспечу нашу семью.
Инга отказывалась. Ей нравилось работать, нравились её ученики. Но Виктор был настойчив. Командировки, деловые ужины, светские мероприятия — «Мне нужна жена рядом, а не где-то с тетрадками».
Она уволилась через полгода после свадьбы.
— Телефон давай, не заставляй повторять, — Виктор шагнул ближе.
— Лариса моя одноклассница, — прошептала Инга, прижимая телефон к груди. — Мы учились вместе с первого класса.
— И что? Люди меняются. Смотри, во что она превратилась.
А во что превратилась она? Инга посмотрела на своё отражение в чёрном экране микроволновки. Ухоженное лицо, дорогие украшения, причёска из салона. И пустые глаза куклы, которую можно нарядить в любой наряд.
— Двадцать лет назад она была такой же учительницей, — продолжала Инга, сама удивляясь своей смелости. — Выучила двоих детей, поставила их на ноги…
— Одна! — перебил Виктор. — Муж её бросил! Вот к чему приводит женская «независимость». К нищете и одиночеству.
— Но она не выглядит несчастной.
— Конечно! Что ещё остаётся? Прикидываться счастливой, когда живёшь в однушке и считаешь каждую копейку.
Инга вспомнила лицо Ларисы — усталое, но спокойное. Без той напряжённости, которая поселилась в её собственных глазах. Лариса говорила: «Знаешь, Ингочка, когда перестаёшь бояться, мир становится больше».
— Телефон. Последний раз прошу, — Виктор протянул руку.
И вдруг Инга поняла: она боится. Каждый день, каждую минуту. Боится сказать не то, сделать не так, выглядеть не подобающе. Боится разозлить, расстроить, опозорить. Двадцать четыре года страха, упакованного в красивые обёртки подарков и комплиментов.
— Нет, — сказала она тихо.
Слово повисло в воздухе как выстрел. Виктор застыл, не веря услышанному.
— Что ты сказала?
— Нет, — повторила Инга чуть громче. — Я не дам тебе телефон.
Лицо мужа покраснело, потом побледнело. Он сделал шаг назад, словно она его ударила.
— Ты что, совсем охренела? Забыла, кто в этом доме хозяин?
— Не забыла, — Инга сжала телефон крепче. — Просто подумала, может, пора это изменить.
В этот момент зазвонил домашний телефон. Резкие трели разрезали напряжённую тишину. Виктор схватил трубку.
— Алло! Что?! — он слушал, хмурясь всё больше. — Да когда это случилось?.. Сколько?.. Чёрт!
Инга наблюдала, как меняется его лицо. Что-то случилось. Что-то серьёзное.
— Понял. Еду, — он бросил трубку и схватился за ключи от машины. — Форс-мажор на стройке. Кран упал, рабочий в больнице. Если не улажу до утра, прокуратура нас закроет.
Он остановился у двери, обернулся.
— Мы ещё поговорим. И запомни — пока ты живёшь в моём доме, на мои деньги, носишь мои подарки, будешь делать то, что я скажу.
Хлопок двери. Рёв мотора. Тишина.
Инга опустилась на стул, всё ещё сжимая телефон. Руки дрожали. Она посмотрела вокруг — на итальянскую мебель, французские шторы, немецкую технику. «Мой дом, мои деньги, мои подарки». Ничего её.
Телефон завибрировал. Сообщение от Ларисы: «Как дела, солнышко? Не передумала насчёт завтрашней выставки цветов?»
Инга вспомнила — Лариса приглашала её посмотреть на новые сорта роз. «Тебе понравится, ты всегда любила красивые вещи», — говорила она. Виктор, конечно, не разрешил бы.
Пальцы сами набрали ответ: «Приду обязательно».
Отправила и сразу испугалась. А если он проверит переписку? У него есть пароль от её аккаунтов — «для безопасности», как он объяснял.
В прихожей щёлкнул замок. Инга вздрогнула — неужели вернулся? Но в квартиру вошла Алёна, их дочь. Растрёпанная, уставшая, с сумкой через плечо.
— Привет, мам. Папа дома?
— Уехал по делам, — Инга заметила, как облегчённо выдохнула дочь.
— Слава богу. А то у меня новость, которая ему точно не понравится.
Алёна прошла на кухню, открыла холодильник, достала йогурт.
— Какая новость?
— Меня отчислили с платного, — дочь сказала это буднично, как сообщает о погоде. — Академическая задолженность. Надо пересдавать три экзамена.
Инга почувствовала, как сжалось сердце. Виктор будет в ярости. Он так гордился тем, что дочь учится в престижном вузе.
— Лён, но почему? Ты же хорошо училась…
— Мам, я не хочу быть экономистом, — Алёна села напротив. — Мне это неинтересно. Вообще. Я хочу в театральный.
— В театральный?! — Инга едва не подавилась. — Дочка, ты понимаешь, что скажет отец?
— Понимаю. Что актёры — это нищие алкоголики, что у меня крыша съехала, что он не будет содержать дармоедку.
Алёна говорила папиными интонациями, и Инга вздрогнула от узнавания.
— Но мам, я не могу больше притворяться. Каждое утро просыпаюсь и думаю: опять этот кошмар. Лекции по бухучёту, семинары по налогам… Я схожу с ума!
— Лёночка…
— А ты? — дочь вдруг посмотрела на неё в упор. — Тебе не кажется, что мы все в этом доме притворяемся?
Вопрос застал Ингу врасплох. Алёна всегда была тихой, послушной. Когда она стала такой взрослой и проницательной?
— О чём ты?
— Ты притворяешься счастливой женой. Я притворяюсь примерной дочкой. А папа притворяется любящим мужем и отцом, хотя на самом деле просто коллекционирует красивые вещи. И мы с тобой — тоже из этой коллекции.
В дверь позвонили. Настойчиво, несколько раз подряд.
На пороге стояла Марина Петровна, соседка. Глаза горели любопытством, губы растянуты в сладкой улыбке.
— Ингочка, можно на минуточку? — она протиснулась в прихожую, не дожидаясь ответа. — Такие новости!
Алёна скривилась и ушла к себе в комнату.
— Марина Петровна, сейчас неудобно…
— Да что ты! Это важно! — соседка присела на краешек дивана, явно настроившись на долгий разговор. — Ты представляешь, звонила мне Светлана Игоревна из восьмой квартиры. Говорит, видела твоего Виктора возле того цветочного ларька, где твоя подружка торгует!
Инга похолодела.
— Что именно видела?
— Ну, как он с ней разговаривал. Громко так, размахивал руками. Люди оборачивались. А твоя Лариса вся красная стояла, слёзы вытирала.
Сердце ухнуло вниз. Виктор поехал к Ларисе. Угрожал ей.
— Светлана говорит, он ей что-то про тебя втолковывал. Мол, жена у него больная, внушаемая. А она, эта цветочница, пользуется, дурит тебе голову всякими глупостями про независимость.
— Он так сказал? — голос Инги дрожал.
— Ну да! И ещё обещал проблемы устроить, если она будет с тобой общаться. Говорит, у него связи везде — можно и ларёк закрыть, и детей её по работе попортить.
Инга почувствовала, как внутри всё перевернулось. Виктор угрожал Ларисе. Из-за неё. Из-за её «неправильной» дружбы.
— Вот ведь какой у тебя муж заботливый! — щебетала Марина Петровна. — Бережёт от дурного влияния. Многие бы позавидовали такому вниманию!
В этот момент в замке повернулся ключ. Виктор вернулся раньше, чем ожидалось. По звуку шагов Инга поняла — он в бешенстве.
— Где эта дурная квитанция от экономиста?! — заорал он, ещё не дойдя до гостиной. — Алёна!
Марина Петровна вытянула шею, предвкушая скандал.
— Марина Петровна, вам пора, — твёрдо сказала Инга.
— Да что ты, мне не сложно подождать…
— Вон! — рявкнул Виктор, влетая в комнату. — Какого чёрта тут посторонние?
Соседка поспешно выскочила, но Инга знала — она останется за дверью слушать.
— Алёна! Живо сюда! — Виктор скинул пиджак, галстук свисал растрёпанным. — Мне сейчас декан звонил! Ты отчислена?!
Дочь появилась в дверном проёме, бледная, но с поднятым подбородком.
— Да.
— Да?! — он шагнул к ней. — Сто тысяч рублей за семестр! На ветер! И ты говоришь «да»?!
— Пап, я не хочу учиться на экономиста…
— Не хочешь?! — его голос сорвался. — А я не хочу содержать лентяйку! Думаешь, деньги на деревьях растут?
— Витя, не кричи на ребёнка, — Инга встала между ними.
— Не смей мне указывать! — он обернулся к ней, лицо багровое. — Это ты её распустила! Ты и твоя дурацкая подружка!
— Лариса тут ни при чём…
— Ах, не при чём?! — он зло усмехнулся. — Я сегодня с ней поговорил. Оказывается, она тебе мозги промывает уже месяц! Рассказывает, какая ты несчастная, как тебе надо «себя найти»!
— Ты к ней ездил? — Инга не поверила собственным ушам.
— Ездил! И объяснил доходчиво, чтобы держалась от моей семьи подальше. А то мало ли что может случиться — пожар в ларьке, проблемы с санэпидстанцией…
— Ты ей угрожал?!
— Предупредил! — Виктор снял часы, швырнул их на столик. — Хватит с меня этого цирка! Ты завтра же идёшь к психологу. Семейному. Разберёмся с твоим кризисом среднего возраста.
— А если я не пойду?
Вопрос вырвался сам собой. Виктор замер.
— Что?
— Если я не пойду к психологу? Если не прекращу общаться с Ларисой? Если буду делать то, что считаю нужным?
— Тогда можешь собирать манатки, — он сказал это спокойно, но в глазах мелькнула сталь. — Квартира моя, машина моя, деньги мои. Захочешь независимости — получишь её сполна.
— Мам… — прошептала Алёна.
Инга посмотрела на дочь, потом на мужа. Двадцать четыре года. Полжизни. Красивая клетка, которая с каждым годом становилась всё меньше.
— Хорошо, — сказала она тихо.
— Вот и умница, — Виктор расслабился. — Завтра же позвоню, запишу тебя к специалисту…
— Хорошо, — повторила Инга. — Я соберу манатки.
Тишина. Даже часы на стене, казалось, перестали тикать.
— Что ты сказала? — голос Виктора стал опасно тихим.
— Я сказала — соберу вещи и уйду, — Инга сняла с пальца обручальное кольцо и положила его на стол. — Больше не хочу быть красивой вещью в твоей коллекции.
Кольцо покатилось по столешнице и упало на пол со звонким звуком. Виктор смотрел на него, не веря происходящему.
— Ты спятила! — он схватил её за руку. — Думаешь, я позволю тебе устроить спектакль?
— Отпусти, — Инга вырвала руку и направилась к шкафу.
— Мам, постой! — Алёна побежала за ней. — Ты серьёзно?
— Очень серьёзно, — Инга достала старую дорожную сумку, которую не использовала лет десять. — Лён, у тебя есть деньги на съёмную квартиру?
— Немного… А что, ты…
— Мы съедем вместе. Если хочешь, конечно.
Дочь кивнула так энергично, что волосы растрепались.
Виктор ворвался в спальню, лицо перекошено от ярости.
— Прекрати этот фарс! — он выхватил у неё сумку, швырнул на пол. — Ты никуда не пойдёшь!
— Пойду, — спокойно подняла сумку Инга и продолжила складывать простые вещи. Джинсы, свитера, удобную обувь. Всё то, что он запрещал носить.
— На что жить будешь? — он встал перед шкафом, загораживая проход. — Работать не умеешь, денег нет!
— Научусь, — она обошла его и взяла фотографию родителей с комода. — Лариса обещала помочь с работой.
— Эта неудачница? — он засмеялся истерично. — Она сама нищенствует!
— Зато не боится, — Инга посмотрела ему в глаза. — И не притворяется.
Телефон зазвонил. Лариса. Виктор потянулся к трубке, но Инга опередила его.
— Алло?
— Ингочка, солнышко! — голос подруги звучал взволнованно. — Ко мне сегодня приходил твой муж. Ты в порядке?
— В полном, — Инга улыбнулась сквозь слёзы. — Лар, а твоё предложение о работе ещё актуально?
— Конечно! А что случилось?
— Я ухожу от него. Прямо сейчас.
В трубке наступила тишина, потом радостный вопль:
— Господи, наконец-то! Ингочка, ты молодец! Приезжайте ко мне, у меня есть раскладушка!
— Мы будем через час.
Виктор слушал разговор, постепенно бледнея.
— Ты не можешь, — прошептал он. — Я не позволю.
— Ты больше мне ничего не можешь запретить, — Инга застегнула сумку и взяла куртку — старую, тёплую, которую носила до замужества.
— Мам, я быстро соберусь! — Алёна метнулась к себе в комнату.
— Стой! — крикнул Виктор. — Думаете, вы что-то сможете без меня? Через месяц на коленях ползком вернётесь!
— Посмотрим, — Инга надела куртку и почувствовала себя легче, чем за последние двадцать лет.
У двери она обернулась. Виктор стоял среди дорогой мебели, в дорогой рубашке, и впервые выглядел маленьким и испуганным.
— Я заберу остальные вещи позже, — сказала она. — Или не заберу. Посмотрю, понадобятся ли.
— Готова! — Алёна выскочила с рюкзаком.
— Я не подпишу развод! — крикнул Виктор им вслед. — Ни копейки не получите!
— Не надо, — Инга остановилась на пороге. — Свободу не покупают и не продают.
Дверь закрылась. В лифте Алёна обняла мать.
— Мам, а страшно?
Инга подумала. Страшно? Конечно. Но не так, как раньше. Это был страх перед неизвестностью, а не перед унижением. Страх падения, а не ползания.
— Знаешь что, доченька? — она крепче прижала дочь к себе. — Впервые за много лет мне не страшно. Совсем.
На улице шёл мелкий дождь, но Инга не раскрыла зонт. Пусть промокнет. Зато — свободно.
