— Твои вещи чтоб к вечеру тут не было! И сам выметайся! — Людмила шваркнула кастрюлю на плиту так, что звон разнесся по всему дому. — Хватит тут хозяином себя мнить!
— Это ты мне? В доме, где я каждое лето проводил? Где меня бабушка на руках носила? — Виктор отодвинул старую занавеску на окне кухни. — Людка, ты чего разоралась? Тётя Анна еще даже не сказала своего слова!
— А что тётя? Дожили до седых волос, а всё как дети малые! — вмешалась Анна Степановна, отрываясь от перебирания картошки. — Племяннички, голубчики, неужто не стыдно вам?
— Стыдно кому? Ему? — Людмила ткнула половником в сторону брата. — Как только узнал, что дом теперь тёткин, так сразу и прискакал! А где ты был, когда крышу менять надо было? Когда забор падал? Всегда занят, всегда дела! А теперь — на всё готовенькое!
Виктор поморщился, словно от зубной боли:
— Ты меня деловой хваткой попрекаешь? Я, между прочим, тёте Анне каждый месяц денег присылал. Не то что некоторые со своей библиотечной зарплатой!
— Денег он присылал! — фыркнула Людмила. — А сам приехать, руками поработать — кишка тонка! Вот и кати обратно в свою Москву! Я тут с тётей останусь, буду за ней присматривать.
Тётя Анна прикрыла глаза ладонью:
— Господи, дожила! Не успела от Степки квартиру получить, как вы уже делить вздумали. Я ещё живая, между прочим!
— Тётя Анечка, никто вас не гонит, — голос Людмилы стал приторно-сладким. — Живите сколько хотите. Просто этот… благодетель пусть не думает, что может заявиться и командовать!
— Людка, у тебя своя квартира в городе есть, — Виктор словно не замечал тётиного присутствия. — А мне вот негде летом отдыхать. Дачу купить — знаешь, сколько стоит?
— Ах, так тебе только на лето? — прищурилась Людмила. — Значит, зимой, когда печку топить и снег разгребать, тебя тут не будет?
Анна Степановна с грохотом опустила миску с картошкой:
— Хватит! Оба замолчите! Этот дом, может, последнее, что от вашего деда осталось! А вы что творите? Брат с сестрой!
Людмила отвернулась к окну, сжимая половник:
— Витька всегда такой был. Всё ему подавай. Помнишь, тёть Ань, как он у меня куклу отнял? Отломил ей голову, а потом сказал, что так и было!
— Господи, ну это ж когда было! — Виктор закатил глаза. — Людка, тебе сколько лет? Всё детство вспоминаешь?
— А чего вспоминать-то? — неожиданно горько вырвалось у Людмилы. — Ты как уехал, так и забыл про всех. Двадцать лет — ни слуху, ни духу. Тётя одна тут пахала, хозяйство тянула. Думаешь, ей легко было?
Виктор сбавил тон:
— Я звонил… иногда. Работа у меня, Людк. Не на пенсии сижу, чай.
— Неужто? — Людмила повернулась к нему. — А то я думала, ты нас просто стесняешься. Деревенских родственников, которых городским друзьям не покажешь!
— Людк, ну чего ты завелась? — в голосе Виктора послышалась усталость. — Я же не говорю, что тётю выселять надо. Просто комнату хочу. Свою, между прочим, детскую.
— Уже свою? Ишь ты, быстрый какой! — Людмила подбоченилась. — Тётя ещё ничего не решила!
Анна Степановна молча смотрела в окно на старую яблоню, что росла во дворе. Под ней когда-то маленькие Витя и Люда играли вместе, без этой ненависти в глазах. А теперь… Старуха тяжело вздохнула.
— Я вам вот что скажу, — проговорила она тихо. — Пока я жива, дом мой. А потом… потом решу, кому достанется.
Людмила и Виктор переглянулись, и в их взглядах мелькнуло что-то детское, будто два ребёнка боролись за внимание матери.
— Тётя Анечка, — начала Людмила примирительно, — я ж только о вас и думаю…
— А я, — перебил Виктор, — просто хочу, чтобы всё по-честному было.
— По-честному? — тихо переспросила Анна Степановна, и что-то в её голосе заставило обоих племянников замолчать.
Анна Степановна окинула взглядом кухню – маленькую, с потрескавшейся плиткой и старыми обоями в цветочек. Вот тут, за этим столом, они с мужем Степаном сорок лет прожили. Тут племянников чаем поили, когда те маленькими приезжали на каникулы.
— Вот что, голуби мои, — сказала она, выпрямляясь насколько позволяла больная спина. — Пойду-ка я к Нине Петровне, соседке. Чайку попью, а вы тут сами разберитесь между собой. Авось без меня язык попридержите.
Она медленно поднялась, накинула старый платок на плечи и, не глядя на племянников, направилась к двери. Хлопнула щеколда – словно точку поставила.
Людмила первая нарушила молчание:
— Смотри, как ты тётю расстроил. Из дома ушла, чтобы нас не видеть.
— Я? — Виктор потёр переносицу. — По-моему, это ты с утра пораньше скандалить начала.
Людмила опустилась на старый стул, машинально провела рукой по скатерти.
— А что мне делать? Я каждые выходные сюда езжу. Огород помогаю копать, полы мыть. А ты…
— А я деньги присылаю, — спокойно закончил Виктор. — Думаешь, лекарства тёткины на твою библиотечную зарплату покупаются?
— Вот как, значит, — Людмила отвернулась к окну. В саду ветер трепал ветви старой яблони. — Деньги — твой единственный аргумент?
Виктор вздохнул и опустился на табурет напротив сестры.
— Слушай, Люд… Я знаю, что редко приезжал. Работа, семья, дети… Сама понимаешь.
— Ой, только не начинай! — Людмила всплеснула руками. — Будто у меня не было работы и семьи!
— Была, — кивнул Виктор. — А теперь что? Одна, как перст. Детей бог не дал, муж сбежал…
Людмила резко встала, лицо её покраснело.
— Ах ты! Как ты смеешь?! — она схватила со стола чашку, словно хотела запустить в брата, но сдержалась. — Не тебе судить о моей жизни!
— Я не сужу, — Виктор примирительно поднял руки. — Просто говорю, как есть. Тебе нужен дом, чтобы было куда податься. Мне — как память о детстве. И не смотри на меня так, я отлично помню, что творил тут всякое. Но я был ребёнком.
— Ребёнком? — голос Людмилы дрогнул. — И сколько раз за эти годы взрослый Витька спросил хоть раз, как там тётя Аня? Жива ли ещё?
Виктор разглядывал свои руки – городские, с аккуратным маникюром. Руки человека, который давно не держал лопату.
— Мне тоже не было легко, Люд, — тихо сказал Виктор. — Думаешь, в Москве мёдом намазано? Пахал как проклятый, чтобы на хлеб заработать. Потом бизнес, кредиты…
— Ну да, — хмыкнула Людмила, расставляя чашки на столе с такой силой, что они едва не треснули. — Тяжко, наверное, на Мальдивы каждый год мотаться. Я на твоей странице в соцсетях фотографии видела.
Виктор поморщился.
— Люд, это рабочие поездки в основном. И вообще, что ты хочешь от меня услышать? Да, я виноват. Да, мало приезжал. Но я хотя бы честен — мне нужен этот дом. Для себя, для детей…
— А я, значит, нечестная? — Людмила распахнула шкафчик, доставая заварку. — Можно подумать, я тётю выселить хочу! Я о ней забочусь, Вить. Каждую субботу тут, а не раз в десять лет.
Людмила замолчала, заваривая чай. В окно было видно, как тётя Анна медленно идёт по тропинке к соседскому дому. Старая, совсем старая.
— А помнишь, — неожиданно сказал Виктор, наблюдая за той же картиной, — как она нас на этой кухне блинами кормила? Стопка выше моей головы была.
Людмила невольно улыбнулась.
— Ещё бы. Со сметаной и вареньем, которое сама варила. Сейчас уже таких вкусных не найдёшь.
— Знаешь, я детям своим всё рассказывал про этот дом, — произнёс Виктор, принимая чашку из рук сестры. — Как мы на крыше сарая сидели, как яблоки воровали у соседей…
— Как ты меня в колодец столкнул, — добавила Людмила, но уже без прежней злости.
— Я случайно! — запротестовал Виктор. — И там воды-то было по колено.
— Зато грязи по уши, — хмыкнула Людмила. — Тётя Аня потом меня в корыте отмывала, помнишь?
Они невольно рассмеялись, но смех быстро оборвался. Молчание повисло между ними — тяжёлое, как старые обиды.
— Слушай, Вить, — нерешительно начала Людмила. — А что, если… Ну… Ты правда хочешь летом тут жить?
— Хочу, — кивнул он. — Пацанам тут раздолье будет. Речка, лес… Не то что в Москве — в четырёх стенах целыми днями.
— Но ты же сказал — только на лето, — прищурилась Людмила. — А остальное время? Дом пустовать будет?
— Что ты предлагаешь? — нахмурился Виктор.
Людмила покрутила в руках чашку.
— Я… Я тут недавно в школу устроилась. В соседнее село. Библиотеку закрыли, а в школе место освободилось…
— И ты хочешь тут жить постоянно? — догадался Виктор.
— Городскую квартиру сдавать буду, — кивнула Людмила. — На эти деньги и тётин дом поддерживать смогу, и себе на жизнь останется.
Виктор задумчиво потрогал скатерть – старую, с выцветшим узором.
— Но ведь это не выход, Люд. Если дом достанется мне – тебе придётся съехать. Если тебе – мне негде будет с детьми отдыхать.
— А тётю ты в расчёт не берёшь? — Людмила прямо посмотрела на брата. — Она ещё жива, между прочим. И дом этот её!
— Да знаю я! — Виктор стукнул ладонью по столу. — Думаешь, мне легко об этом думать? Я деньги шлю, чтобы ей на лекарства хватало. Чтоб жила подольше…
— И чтоб дом скорее достался тебе? — тихо спросила Людмила.
Виктор побледнел, его руки задрожали.
— Что ты такое говоришь? Ты… ты думаешь, я жду, когда тётя умрёт?
— А разве нет? — Людмила вскочила. — Сколько лет ты не приезжал? Десять? Пятнадцать? А теперь, когда дядя Стёпа
Виктор побледнел, его руки задрожали.
— Что ты такое говоришь? Ты… ты думаешь, я жду, когда тётя умрёт?
— А разве нет? — Людмила вскочила. — Сколько лет ты не приезжал? Десять? Пятнадцать? А теперь, когда дядя Стёпа умер и дом ей отписал, ты вдруг объявился! Да только вот незадача — тётя Аня ещё жива!
Виктор тоже поднялся, возвышаясь над сестрой.
— Да как ты смеешь? Я, может, редко приезжал, но всегда помнил! Деньги посылал! А ты… ты просто цепляешься за этот дом, потому что больше у тебя ничего нет! Ни семьи, ни нормальной работы!
— Зато у меня есть совесть! — выкрикнула Людмила. — Я тётю не бросала!
На кухне повисла тяжёлая тишина. Из сада доносилось пение птиц, скрипела старая яблоня под порывами ветра. Как в детстве.
— Хватит, — вдруг устало сказал Виктор, опускаясь на стул. — Чего мы опять как дети? Тётя права — седые волосы уже, а всё делим что-то.
Людмила молча отвернулась к окну, вытирая выступившие слёзы.
— Люд, послушай, — Виктор говорил тихо, разглядывая старые фотографии на стене, где они с сестрой ещё маленькие стояли в обнимку. — Давай по-человечески решим. Ты ведь знаешь, я тётю люблю. Просто жизнь так сложилась…
— Всегда так говоришь, — перебила Людмила. — «Жизнь сложилась». Будто это не твой выбор был — не приезжать, не звонить…
Хлопнула входная дверь. На пороге кухни появилась тётя Анна. Она смотрела на племянников покрасневшими глазами.
— Всё никак не успокоитесь? — тихо спросила она. — Так и будете лаяться из-за дома, который ещё не ваш?
— Тёть Ань, мы не… — начала Людмила, но Анна Степановна подняла руку, останавливая её.
— Вы думаете, я глухая? Или слепая? — старушка медленно прошла к столу, тяжело опираясь на палку. — Окна-то открыты. Всё слышно. И Нине Петровне, и Семёновым напротив. Весь переулок Пушкина наслаждается вашими криками.
Виктор и Людмила виновато переглянулись.
— Стыдоба-то какая, — продолжала старуха, опускаясь на стул. — Последний раз вы так орали друг на друга, когда вам было лет по десять. Из-за велосипеда, который вам с дедом купили на двоих.
— Я помню, — пробормотал Виктор. — Я тогда руль отвинтил, чтобы Людка не каталась.
— А я в отместку спустила шины, — тихо добавила Людмила.
— Вот-вот, — кивнула тётя Анна. — Только тогда хоть оправдание было — дети неразумные. А сейчас-то чего делите? Дом, в котором я ещё живу?
Она поднялась, подошла к буфету и достала старую шкатулку.
— Я после Стёпиных похорон всё думала, как поступить. Кому дом отписать. Витя деньгами помогает, Люда — руками… — Анна Степановна открыла шкатулку и достала два сложенных листа бумаги. — Вот, значит, моё решение.
Виктор и Людмила напряжённо смотрели, как тётя разворачивает листы.
— Это завещание, — пояснила она. — Составила его ещё месяц назад, когда поняла, что вы оба на дом зарететесь.
— Зариться будете, — поправила она себя. — И вот что в нём написано: дом я отписываю… никому.
— Как это? — растерянно спросил Виктор.
— А вот так, — спокойно ответила Анна Степановна. — После моей смерти дом уйдёт в собственность сельсовета. На устройство детского садика.
Людмила ахнула, побледнев.
— Тётя Анечка, вы серьёзно? Но почему?
— Потому что не хочу, чтобы вы друг другу глотки перегрызли из-за этих стен, — твёрдо сказала старуха. — Лучше пусть детишки тут смеются, чем вы собачитесь.
Виктор молча смотрел в окно. Людмила закрыла лицо руками.
— Тётя, — наконец произнёс Виктор хриплым голосом, — вы правы. Мы… я повёл себя недостойно. Но неужели нет другого решения?
Анна Степановна долго смотрела на племянников, потом вздохнула:
— Есть. Было у меня и другое завещание, — она достала из шкатулки ещё один лист. — Вот это. По нему дом достаётся вам обоим. Поровну.
— Но как же мы… — начала Людмила.
— А вот это, голубушка, уже ваша забота, — перебила тётя. — Хотите — поделите пополам. Хотите — продайте и деньги разделите. А хотите… — она вдруг улыбнулась, — можете жить вместе. Людмила зимой, Витя летом. Как в детстве — по очереди.
Виктор и Людмила переглянулись. Впервые за весь день — без злости.
— Знаете, — медленно сказал Виктор, — а ведь это выход. Мои ребята всё равно только на каникулы приезжали бы.
— А я могла бы присматривать за домом в холодное время, — подхватила Людмила. — Всё равно я теперь в школе работаю, тут рядом.
— Вот и славно, — кивнула тётя Анна. — Только учтите: это второе завещание я подпишу и к нотариусу отнесу только при одном условии.
— Каком? — спросили племянники в один голос.
— Если вы помиритесь. По-настоящему. Как раньше, — тётя Анна посмотрела на старую фотографию на стене. — Помните, как вы вместе сарай чинили? Витя гвозди забивал, а Люда доски держала.
Людмила и Виктор молчали, вспоминая.
— Дом-то большой, — продолжала тётя. — Можно две входные двери сделать. Отдельные. С разных сторон. Чтоб не мешать друг другу. Дом с двумя входами. Но крыша-то всё равно общая будет.
Анна Степановна поднялась и направилась к двери.
— Пойду я. Отдохну. А вы тут подумайте.
Когда шаги тёти затихли, Виктор неуверенно протянул руку через стол:
— Ну что, сестрёнка? Попробуем? Ради тёти… да и ради себя тоже.
Людмила помедлила, глядя на протянутую руку. Потом вздохнула и крепко пожала её:
— Попробуем. Только обещай, что правда будешь приезжать. И детей своих привозить.
— Обещаю, — кивнул Виктор. — И знаешь, — он вдруг улыбнулся по-мальчишески, — первым делом надо крыльцо починить. Помнишь, как мы в детстве с него прыгали?
Людмила рассмеялась:
— И забор покрасить! А ещё яблони обрезать, они совсем заросли.
За окном, словно услышав эти слова, ветер качнул ветви старой яблони — той самой, под которой много лет назад играли маленькие Витя и Люда. А теперь взрослые Виктор и Людмила планировали будущее дома, который, как старая яблоня, готов был приютить под своей крышей разные поколения одной семьи.
