— Мама, ты просто обязана нам помочь! — Сергей нервно барабанил пальцами по столу. — Твоя квартира почти в центре, а ты сидишь в ней одна. Это непрактично.
— Да что ты говоришь, «обязана»? — Анна Николаевна опустила чашку с чаем. — Я тридцать лет работала, чтобы эту квартиру получить.
Дочь Лена подсела ближе, взяла мать за руку. По этому заученному жесту Анна Николаевна сразу поняла — затевается что-то неладное.
— Мамуль, Серёжке нужно погасить ипотеку, иначе банк заберёт квартиру. Юля беременна вторым, им нужны деньги, — Лена понизила голос до интимного шёпота. — Продай квартиру, поживи у меня немного. Потом купим тебе домик в деревне, ты же всегда хотела свой сад.
— В деревне? — Анна Николаевна посмотрела на фотографию мужа на стене. — Да кто за мной там присмотрит? Мне шестьдесят пять, у меня давление…
— Мам, не начинай опять про болячки, — Сергей поморщился. — Свежий воздух, соседи помогут, если что. Хватит уже в четырёх стенах киснуть.
— Детки мои, — Анна Николаевна протёрла дрожащей рукой стол, хотя тот был чистым. — Может, лучше сдадим квартиру? Или комнату? Тебе же только процент по ипотеке перекрыть надо.
Брат с сестрой переглянулись. Лена вскочила, словно ужаленная.
— Мам, ну ты как маленькая! Нам нужна вся сумма сразу! — она всплеснула руками. — Ты хочешь, чтобы внуки по миру пошли? Чтобы Серёжку банк по судам затаскал?
— Ты нам жизнь подарила, а теперь отказываешься помочь? — подхватил Сергей. — Знаешь, сколько моих друзей родителям квартиры покупают? А ты даже спасти нас не хочешь?
— Да когда я вам отказывала? — Анна Николаевна почувствовала, как комната поплыла перед глазами. — Но это мой дом, я тут сорок лет прожила…
— Наш папа хотел бы, чтобы ты нам помогла, — Лена выдвинула главный козырь. — Он бы первый сказал: «Нюра, дети важнее».
Анна Николаевна посмотрела на портрет мужа. Правда, он так и говорил всегда…
Сергей заметил колебание матери и тут же подлил масла в огонь:
— Ты чего боишься? Думаешь, мы тебя бросим? Подумай о внуках, им выпросить за учёбу придётся! Ты бы их попрошайками видеть хотела?
— Что за глупости… — Анна Николаевна глотнула остывший чай. — Где деревня-то эта?
— В Калужской области, там красота, — Лена моментально оживилась. — Маленький уютный домик, свой сад, огород… Настоящая, честная жизнь. Отдохнёшь от городской суеты.
— Вы хоть фотографии показали бы…
— Лучше сюрприз будет! — Сергей достал бумаги. — Вот, я всё подготовил. Риелтор сказал, можно быстро оформить, там покупатель уже есть.
Анна Николаевна моргнула. Так быстро? Значит, решили всё без неё… Как всегда.
— А если я откажусь?
— Чего? — Сергей опешил. — Ты нас по миру пустить хочешь? Свою кровь?
— Я стараюсь всё обдумать…
— Обдумывать нечего! — Лена резко отодвинула стул. — Время поджимает! Если не хочешь помогать, так и скажи. Потом не обижайся, когда помощь понадобится. Я, между прочим, свою комнату для тебя готовлю. Всю спину сорвала, обои переклеивая!
Анна Николаевна посмотрела на этих взрослых людей перед собой. Когда они превратились из её малышей в этих… требовательных чужаков?
— Хорошо, — едва слышно произнесла она. — Я согласна.
—
Сергей с Леной действовали быстро. Квартиру продали за неделю, вещи упаковали за день. Анна Николаевна ходила как в тумане между коробками, которые составляли всю её жизнь.
— Это ещё куда? — спросил грузчик, поднимая старый сервант.
— В утиль, — спокойно ответила Лена, вычёркивая что-то в блокноте.
— Как в утиль? — Анна Николаевна схватила дочь за руку. — Это же папин сервант, там мои фотоальбомы!
— Мам, в деревне для этого хлама места нет, — Лена вздохнула. — Сервант рассохся, фотографии я отсканирую. Не начинай, пожалуйста.
— А мою швейную машинку куда?
— Выкинули уже, она допотопная, — Сергей появился из кухни с коробкой. — Если шить захочешь, новую купим.
Анна Николаевна присела на край дивана, который тоже собирались увезти в утиль. Сорок лет жизни сворачивались в несколько картонных коробок.
— Вот, возьми пока, — Сергей протянул ей конверт. — На первое время хватит. Устроишься, освоишься, потом ещё подкинем.
— А остальные деньги?
— Какие? — Сергей удивлённо поднял брови. — А, с продажи? Ну так это всё на погашение долга идёт. Там и не хватает даже.
— Но мне же на домик обещали…
Лена и Сергей снова обменялись взглядами. Эти секретные переглядывания… Она помнила их с детства.
— Мам, тут такое дело, — начала Лена, приглаживая волосы. — Домик уже есть, от бабки моей подруги достался. Сам бесплатный, только оформление. Не новый, конечно, но жить можно.
Анна Николаевна открыла конверт. Пятнадцать тысяч. На переезд и «первое время».
— Но вы обещали…
— Тебе что, двушку в Подмосковье обещали? Мы сказали: будет крыша над головой. И будет! — Сергей сунул руки в карманы. — Всё, мам, решено уже. Завтра выезжаем, собирайся.
— А вы когда приедете? Навестить и…помочь обустроиться?
— Сразу не получится, — ответила Лена, не поднимая глаз. — Много работы, да и дети… Но как только сможем — сразу к тебе. Телефон будет, звонить будем.
Анна Николаевна сжала конверт в руке. Так значит, сначала они обещают присматривать, а потом уже и не обещают?
— А если я передумала?
— Мам! — оба воскликнули одновременно.
Что же она делает? Дети правы… Наверное, это просто страх перед переменами. Да и деваться ей всё равно некуда.
— Ладно, простите. Я завтра буду готова.
—
Деревенский домик оказался покосившейся избушкой на окраине вымирающей деревни. Вокруг — бурьян по пояс, внутри — запах сырости и плесени.
— Серёжа, что это? — Анна Николаевна застыла на пороге.
— Дом как дом, — пожал плечами сын, затаскивая коробки. — Подлатаешь немного. Кстати, тебе стиралку не привезли, тут колонка. И с туалетом сама разберёшься, он во дворе.
— Но как же… — Анна Николаевна осеклась, увидев, как Лена кривится, демонстративно отряхивая туфли от пыли.
— Господи, мам, не начинай, — устало произнесла дочь. — За городом все так живут. Свежий воздух, огород… Тебе полезно будет.
К вечеру дети уехали, пообещав звонить. Лена обняла мать напоследок, но как-то неловко, боком. А Сергей просто махнул рукой из машины.
— Обживайся, мам! С новосельем!
Две недели Анна Николаевна сражалась с домом. Крыша протекала, печь дымила, вода из колонки текла ржавая. Соседей было мало — несколько стариков да пьющий мужик на дальнем конце улицы.
Деньги таяли с пугающей скоростью. Телефон молчал. Когда Анна Николаевна сама позвонила детям, Сергей отделался быстрым: «Мам, занят сейчас, перезвоню». И не перезвонил.
На третьей неделе она решилась снова позвонить.
— Привет, мам, как ты там? — голос Лены звучал напряжённо.
— Леночка, может, вы приедете? Тут крыша совсем прохудилась, течёт прямо на кровать. И денег почти не…
— Мам, у нас тут свои проблемы, — перебила Лена. — У Серёжки на работе сокращения, у меня отчёты. Может, сосед какой поможет?
— Какой сосед? Тут все старики немощные! — Анна Николаевна почувствовала, как к горлу подступают слёзы. — Леночка, мне даже продукты тяжело носить из магазина, он в пяти километрах.
— Ой, мам, что за трагедия? В твоём возрасте ходьба полезна! Все врачи говорят: двигайся больше — проживёшь дольше.
— Дочка, я же ваша мать, а не чужой человек…
— Знаешь что! — внезапно вспылила Лена. — Ты как всегда — только о себе! А о нас ты подумала? Сергей работу теряет, я одна семью тяну, а тут ещё ты со своими претензиями!
В трубке раздались короткие гудки.
Месяц превратился в два, два в три. Наступила осень. Анна Николаевна научилась колоть дрова, носить воду, затыкать щели в стенах тряпками. Соседка баба Клава показала, как солить капусту, консервировать яблоки. Но с каждым днём становилось всё труднее.
Вечерами, лёжа на скрипучей кровати, она вспоминала свою квартиру — тёплую, светлую, с горячей водой и удобствами. Почему она согласилась на это? Как позволила себя обмануть?
Однажды в ноябре, когда ударили первые морозы, Анна Николаевна снова позвонила сыну.
— Серёжа, сынок, забери меня отсюда, — она больше не сдерживала слёз. — Я здесь пропаду. Крыша течёт, печка еле греет, а денег уже совсем нет.
— Мам, — его голос звучал странно глухо, — у меня самого проблемы. Пришлось квартиру продать, мы с Юлей к тёще переехали.
— Что? Как продать? А мои деньги?
— Какие твои деньги? — в голосе сына звучало раздражение. — Я же говорил — всё на долги ушло. Да и не твои это деньги уже были, а наши общие.
— Но вы же обещали мне помочь!
— Слушай, мам, давай без этого, а? Сейчас всем тяжело. Выкручивайся как-нибудь. Ты сильная, справишься.
В трубке снова зазвучали гудки.
—
Зима наступила внезапно, с морозами и метелями. Анна Николаевна экономила дрова, топила раз в день и куталась в старые одеяла. Пальцы уже не гнулись от холода, когда она пыталась заштопать дыры в валенках. Телефон она отключила — не было денег оплачивать связь.
Накануне Нового года в дверь постучали. На пороге стоял участковый Михаил Петрович — молодой парень с красным от мороза лицом.
— Анна Николаевна, из города вас ищут. Дочь позвонила, говорит — не может дозвониться.
— Дозвониться? — Анна Николаевна горько усмехнулась. — Три месяца молчала, а теперь вдруг забеспокоилась?
— Да нет, она не беспокоилась, — участковый потоптался в сенях, стряхивая снег. — Говорит, документы какие-то подписать надо. Просила передать, что они с братом приедут на выходных.
— На выходных? — Анна Николаевна вздрогнула. — Правда?
Петрович кивнул, окинув взглядом промёрзшую комнату:
— Анна Николаевна, да у вас тут… Как в погребе. Вы бы к бабе Клаве пока перебрались, она приглашала.
— Нет-нет, теперь всё будет хорошо. Дети приедут. Они помогут.
Впервые за долгие месяцы Анна Николаевна почувствовала прилив сил. Она затопила печь, не экономя драгоценные поленья, принялась убирать в избе. Вымыла лавки, подмела пол, постирала занавески.
Три дня она ждала детей, высматривая машину в окно. На четвёртый день снова появился участковый.
— Анна Николаевна, ваша дочь звонила в сельсовет. Они не приедут. Говорит, проблемы у них.
Старушка замерла у стола, комкая в руках чистое вафельное полотенце, приготовленное для гостей.
— Какие ещё проблемы? — спросила она тихо.
— Не сказала. Но просила, чтобы вы документы подписали, — он протянул конверт. — Доверенность какая-то на машину.
— Машину? У Серёжи же нет машины. Он продал…
— Не знаю, Анна Николаевна. Но говорила настойчиво. Может, новую покупает.
Когда участковый ушёл, Анна Николаевна разложила бумаги на столе. Это была не доверенность на машину. Это было согласие на продажу деревенского дома. Её дома. С её подписью.
Поддельной подписью.
— Господи, — прошептала она, опускаясь на лавку. — Они же меня на улицу выбросят…
Руки тряслись, когда она искала в комоде старый мобильный телефон. Нашла, включила, но он был разряжен. Пришлось ждать до утра, чтобы добраться до сельсовета и позвонить оттуда.
Трубку снял Сергей.
— Сынок, это я, — сказала Анна Николаевна, стараясь говорить спокойно. — Тут какая-то бумага… Вы дом продаёте?
— А, ты уже знаешь, — в голосе сына не было ни стыда, ни смущения. — Да, мам, пришлось. Не переживай, мы тебя не бросим. Лена договорилась, тебя в интернат устроят. Социальный, для пенсионеров.
— В интернат? — Анна Николаевна почувствовала, что пол уходит из-под ног. — Как в интернат? А моя пенсия?
— Пенсия на содержание пойдёт, — голос стал раздражённым. — Мам, ну это же для твоего блага! Тебе там помогут, уход будет… Всё лучше, чем в развалюхе мёрзнуть.
— Но я не хочу в интернат! — Анна Николаевна повысила голос, не обращая внимания на любопытные взгляды сотрудниц сельсовета. — Это мой дом! Последнее, что у меня осталось!
— Мама, прекрати истерику! — рявкнул Сергей. — Бумаги уже оформлены. Послезавтра придут новые хозяева. Скажи спасибо, что вообще о тебе заботимся!
— Заботитесь? — Анна Николаевна почувствовала, как внутри что-то обрывается. Всё её смирение, вся материнская нежность испарились в одно мгновение. — Вы отняли у меня всё! Квартиру, деньги, дом… вы даже не спросили, хочу ли я в интернат! Кто вас такими вырастил?
— Хватит, мама! — заорал Сергей. — Ты всю жизнь нас попрекаешь! Вечно твои жертвы! Мы всё, всё для тебя делаем! В богадельню определяем, заботимся! А ты неблагодарная!
Анна Николаевна медленно положила трубку. Во рту пересохло, а в голове звенела пустота. Какая ирония — её родные дети, которым она отдала всю жизнь, даже не считают её человеком. Просто обуза, от которой нужно избавиться.
— Анна Николаевна, вам плохо? — участковый подхватил её под руку. — Давайте я вас домой отвезу. И это… не беспокойтесь. Никто вас без жилья не оставит, я прослежу.
— Поздно, Миша, — она покачала головой. — Поздно уже. Они всё решили.
—
Прошло три года. Анна Николаевна сидела на скамейке у дома престарелых, подставляя лицо весеннему солнцу. Рядом щебетали птицы, в палисаднике распускались первые тюльпаны.
— Николаевна, к тебе гости! — окликнула её нянечка Галина.
Анна Николаевна обернулась и увидела их — Сергея и Лену. Осунувшиеся, в потёртой одежде, они неуверенно топтались у ворот.
— Мама, — Лена первой подошла, присела рядом на скамейку. — Как ты?
— Хорошо, — она кивнула. — Здесь неплохо. Кормят, лечат. Не жалуюсь.
— Мы давно хотели приехать, — Сергей стоял в стороне, не решаясь сесть. — Просто… возможности не было.
— Три года не было возможности? — спросила Анна Николаевна без укора, просто констатируя факт.
Они переглянулись — всё тем же детским, заговорщическим взглядом. Но теперь в нём читалось что-то новое — стыд.
— Мам, у нас всё рухнуло, — тихо сказала Лена. — Сергей все деньги в акции вложил. Они обесценились. Квартиру забрал банк, машину тоже. Живём в съёмной однушке на окраине.
— Я работу потерял, а новую не нашёл, — подхватил Сергей. — Юля ушла, забрала детей. Говорит, неудачник…
Анна Николаевна смотрела на своих постаревших детей. В голове промелькнуло: «Бумеранг вернулся». Но злорадства не было — только усталость и какая-то тихая грусть.
— Мам, мы подумали… — Лена сглотнула. — Может, ты нас простишь? И разрешишь навещать тебя? Мы бы помогали чем можем…
— Или, может, ты к нам переедешь? — Сергей наконец решился сесть. — Тесновато, конечно, но всё лучше, чем здесь. Мы бы ухаживали, заботились… Как ты нас раньше.
Анна Николаевна улыбнулась — впервые за этот разговор. Внутри не осталось ни боли, ни обиды. Просто спокойное осознание: круг замкнулся.
— Знаете, дети мои, — она поправила шаль на плечах, — за эти годы я многое поняла. Я больше не виню вас. Но и не вернусь. Здесь у меня друзья появились, хор организовали. Я даже компьютер освоила, представляете?
— Но мама… — начал Сергей.
— Нет, сынок. Каждый сам выбирает свою дорогу. Вы свой выбор сделали тогда. Я — сейчас.
Она поднялась со скамейки, разгладила складки на платье.
— Навещать приезжайте, если хотите. Я всегда вам рада. Вы мои дети, и я вас люблю. Но возвращаться не буду.
Анна Николаевна легко, без тяжести в ногах, пошла к дверям интерната. За спиной она слышала сдавленные всхлипы дочери и тяжёлое дыхание сына. Но не обернулась.
Иногда, чтобы обрести себя, нужно потерять всё остальное. И научиться жить заново — без ожиданий, без обид, без прошлого.
«Как странно, — думала Анна Николаевна, поднимаясь по ступенькам, — они хотели избавиться от меня, а в итоге освободили».
