Зинаида с уважением относилась к традициям: на Крещение обливалась освящённой водой, на Масленицу пекла блины, а на Пасху ходила святить крашеные яйца и покупные куличи.
Услышала Зина как-то по телевизору, в одной передаче, что раньше крестьяне на Масленицу приглашали на блины дорогих покойников. Обычно делали это в субботу. Это «знание» не отпускало Зинаиду, ведь все, кого она любила, дожидались её там, на том свете. Верующей она назвать себя не могла, так как была воспитана в духе атеизма, но не раз ей казалось, что за гробом «что-то такое есть». И она решила, подобно крестьянам Калужской губернии, совершить «старинный обряд».
В среду купила хорошей муки, масла, яиц, молока, а в четверг отправилась на кладбище, чтобы покойников позвать. Её родители были похоронены близ часовенки, а вот к мужу и сыну пришлось пробираться, по колено утопая в снегу.
«Приходите на блины, в субботу» — поклонилась Зинаида дорогим могилкам и пошла поскорее, так как ветер задувал ей под тонкое пальтишко и было холодно. Ей было невдомёк, что холмик неподалёку живой. Встал и потрусил по кладбищенской дорожке. Зинаида на выход, на маршрутку, а бомж Василий к баракам, где располагались мастерские по изготовлению памятников и венков.
В одном из таких помещений, у буржуйки разместилась компания, человек шесть бомжей. Двое спали, вповалку, на грязных матрасах, а остальные, как водится, пили чай, и вели разговоры «за жизнь». Обсуждали, как быстро выросло кладбище всего за год.
— И главное… главное, молодые всё мрут. Только сегодня до обеда — троих закопали, и после столько же, — прошепелявил не старый ещё человек, в военной шинели.
— Ох, да, а позавчера девчонку хоронили. Суицидницу. Родственники такие все прям видно, богатенькие. И с чего это она, интересно? — подала голос Анька, по прозвищу «Беспалая». В прошлом году отморозила пальцы, три из пяти отняли.
— Отчего, отчего… с жиру бесятся! — зло рявкнул старичок, расчёсывая на шее неприятный нарыв, — я бы их всех…
— Какой ты всё-таки отмороженный, Олег Петрович, — вступилась за девушку-суицидницу «Беспалая», — может, у неё несчастная любовь…
— Дура ты, Анька. Блаженная! Какая такая любовь? В двадцать первом веке живёшь! — сплюнул на пол Олег Петрович.
— О! Макрон пришёл! Чёта долго не было тебя! — обрадовался тот, что в шинели.
— Слушай, а чего тебя Макроном зовут? — спросила Беспалая, — я давно интересуюсь. На француза не похож…
— Потому что был женат на пожилой учительнице! — язвительно ответил Олег Петрович, и сам же заржал.
— Хватит ржать! Я тут бабу видел. Походу, долбанутая она. Покойников своих звала в субботу на блины.
— И чё? Лучше бы она блинков нам сюда принесла! С икоркой и водочкой! — блаженно сложив руки на груди, размечтался тот, что в шинели.
— Я кажись, раньше видел её. Она в универсаме работает, — деловито заявил Васька Макрон, — можно проследить за ней, а в субботу заявиться и покушать у неё нахаляву. Под усопших закосить. Привет ей передать, я видел могилки, которым она кланялась!
— Ну ты… это, — аж поперхнулся тот, что в шинели, — артист!
— Не, не пустит нас хозяйка. От Олега Петровича несёт за километр! Мал клоп, да вонюч! — засомневалась Анька Беспалая.
— Так я и не рвусь! Вы мне сюда блинков принесите. Сухим пайком! — улыбнулся тот беззубым ртом.
— Так от тебя за километр несёт, от остальных метров за сто! — сказала Анька. Мы уж не чувствуем, принюхались. Но я вижу, как шарахаются от нас цивилы всякие.
— Так что же, не поесть нам блинков, горяченьких… эх, так захотелось! Я вот, очень со сметаной уважаю, — возвёл глаза к потолку тот, что в шинели, — а ты, Макрон?
— Я с красной рыбкой, и со сгущёнкой, тоже не отказался бы!
Проснувшиеся товарищи тоже присоединились к обсуждению, кто с чем уважает масленичные блинки.
— А я вот, очень хорошо их умею готовить, — сказала Анька, — вы, мужики, достаньте продукты, я испеку!
— Как испечешь? Жопой что ли? Нет у нас сковородки! И вообще, затея дорогая! Готовые блины дешевле выйдут. Наколотим деньжат и купим готовые, а? — прошамкал Олег Петрович, отомстив Аньке за клопа.
Но деньжат наколотить не получилось. Потому, что повалил снег. Крупные, белые хлопья засыпали всё кругом. Люди сидели по домам. Снег шёл два дня и выручка нищих составила сумму, равную двум бутылкам водки. На блины уже не хватило.
В субботу сидели хмурые и злые.
— Я говорил вам, надо было к Универсаму идти, а не на Бродвей! — кипятился Олег Петрович. «Бродвеем» он называл ближайшую к метро улицу.
Анька Беспалая простудилась и кашляла, зябко кутаясь в найденную недавно вполне приличную шаль.
— Не послушали меня, — достав из кармана бычок и раскуривая его, сказал Макрон, — сейчас бы хавали блины!
— Да хватит ерунду нести, мы ж не покойники. И не её родня. С какой-это стати женщине нас кормить? — сказала Анька и закашлялась.
— Погодите, — поднял палец вверх Макрон, — кажись, кто-то идёт! Он и двое его товарищей припали к стеклу.
В мутное окошко они разглядели фигуру, бросающую на землю страшную, огромную тень.
— Тихо мужики. Тихо сидим! — цыкнул на всех тот, что в шинели, — не то и отсюда выгонят!
Все замолчали. Наконец, в окно постучали. Легонько так, словно кольцом.
— Так это баба! Иди, Макрон, узнай, что ей надо, — прошептал тот, что в шинели.
— Тебе надо, ты и иди, — отвернувшись, шепнул Васька, — я покойников боюсь!
— Да ну вас, тоже мне, храбрецы! — вставая, сказала Анька и направилась к двери.
— Стой, я сам, — устыдился Макрон и отодвинув Беспалую, открыл дверь.
— Здравствуйте, — все услышали приветливый женский голос, — гляжу, огонёк у вас в окошке, — ну, думаю, значит вы здесь. Не ошиблась!
Она подняла выше воротник от свитера, закрыв нос, и все поняли, что женщину сразил крепкий дух, которым пропиталось помещение.
— Зачем пришла-то? — заскрипел Олег Петрович, — ишь ты, нос закрывает, цаца! Мы тебя не звали!
— Я… вот, это вам! — она прошла к столу и поставила на него цилиндрический предмет.
— Что это? Бомба? — восторженно всплеснула руками Анька, — красиво!
— Нет, нет. Это горячие блины. А вот, — женщина поставила на стол пакет, — сметана и мёд. С Масленицей вас!
— Спасибо! Посидишь с нами? — Макрон протянул ей стакан с водкой.
— Нет, спасибо, я пойду, — женщина попятилась и выскочила вон, на свежий воздух, где её вырвало.
— Лицемерка! — сплюнул Олег Петрович, наблюдавший за ней в окно, но увидев, что за столом вовсю идёт делёж, бросился туда.
— Я ничего не понимаю в этом мире! — сказал Макрон, поднимая стакан, — это была она, та самая, что покойников своих звала на блины! Не понимаю, как она догадалась… Неужели подслушала, что Иваныч говорил?
— Нет, это вряд ли, — сказал Иваныч, снимая шинель и накрывая ей Аньку, которая кашляла всё сильнее, — может быть, ты нам объяснишь, Райка?
— А я что, я ничего! — сказала Раиса, бомжевавшая недавно, и слывшая за «экстрасенса» говорящего с покойниками.
— Да ладно тебе прибедняться, небось попросила кого надо, они её и надоумили блины сюда принести! — полез к ней с объятиями раскрасневшийся Макрон.
— Нет, ребят, честное слово, не я! — отбиваясь от него, смеялась Райка.
Правда была в том, что Зинаида услышала другую, более правильную вещь: что покойникам наши земные блины не нужны. Им нужны добрые дела, сделанные в память о них.
