— Отнеси все барахло своей матери в чулан. Или на лоджию. На антресолях уже все битком… Когда она уступит нам большую спальню?
В корзинку были сложены магнитики и солонки.
— Поль, ну, половики тебе не угодили, потому что это безвкусица и старье. Ковры со стен мы и сами бы сняли, они ни к чему, да. Но магнитики?
— Выцветшие и блеклые.
— Памятные, — сказал Андрей.
— Они под интерьер не подходят. Зачем разводить в доме барахолку? Сейчас прогрессивные люди везде делают минимализм. А это барахло. И ту ветошь тоже отнеси в чулан, — она отдала Андрею фартук.
— Но мама готовит в фартуке… Он не для красоты.
— Я в этом не сомневаюсь. Такая гадость и не может быть для красоты. Унеси. Магниты, фартуки, выставка солонок – все это не подходит под интерьер.
Светлана Алексеевна, слушая распоряжения невестки, заплакала. Ее солонки и перечницы не годятся для модного интерьера. Фартук с цветом гарнитура не сочетается. А, наверное, и сама Светлана Алексеевна просто не подходит под этот интерьер…
Андрей покорно уносил их памятные сувениры на склад ненужного мусора – в чулан.
— Вазочка, обмотанная джутом? Тоже старье, — сказала Полина, — Это, пожалуй, даже в чулан не понесем.
— Я сама декорировала, — Светлана Алексеевна прижала к себе вазочку, — Хобби мое было. Всякий декор для дома. Я и из джута тогда много что сделала, и из обычной бумаги, и цветы из атласных лент делала… Сколько я раздарила еще! Джутовых ваз штук 12 было.
Среди посуды затесалась солонка-гамбургер, привезенная еще отцом Андрея. Светлана Алексеевна и ее прижала к себе.
— Трогательный рассказ, Светлана Алексеевна, но все это барахло – это визуальный шум. Оно не вписывается.
— В интерьер… — сказала Светлана.
— Я хочу облагородить квартиру.
— Но это памятные вещи.
— Конечно, если этот хлам вам так дорог, то можете отнести все в свою спальню. Я ведь не могу указывать, что вам делать в вашем доме. Будь я вами, я бы от этой безвкусицы избавилась, но я – это я. Хочется в местах, где бывают гости, и где будет бегать ребенок, сделать все по красоте. Но в своей комнате можете ставить все эти пакеты с барахлом.
Те магниты, солонки и перечницы, которые еще не были заброшены в чулан, валялись в пакетах и корзинках, наспех обернутые бумагой, фольгой или стретч-пленкой.
К Светлане эти сувениры съезжались из самых разных стран. Перечница из Бразилии – с оборочкой, будто девушка, танцующая на карнавале. Или солонка из Австралии – квадратная и однотонная, но приятно осознавать, что она проделала такой путь ради Светланы. И магнитики… Ни разу на них не повторялись города и страны!
Для Светланы это память.
Для Полины – пылесборники.
— Андрей, поговори с женой, — Светлана, шурша пакетами, застала сына в чулане, когда он запихивал ее ценности в угол с пауками, — Она беременна, ей везде мерещится пыль и безвкусица, все ее раздражает, все хочется поменять, но она же ластиком просто стирает меня из этой квартиры.
— Чушь! – Андрей, наконец, справился с корзинкой, — Нашу квартиру надо освежить. Полина делает это не для себя, а для всех. И для ребенка, которого она носит. Хорошо будет, если он будет дышать пылью и спотыкаться об эти солонки?
— Которые стояли наверху?
— Или ронять их на себя.
— А магниты?
— Еще проглотит… Мама, прими уже Полю, как невестку. Ты очень несправедлива к ней. Я все сказал!
Покончив с утомительной уборкой и выкидыванием чужого добра, Полина залегла в ванной. У нее “релакс”. Она набирала воду до краев, до самых бортиков, наполняла все пеной и добавляла сухие лепестки. Пролежать так она могла и час, и пять часов.
Светлана спросила у Андрея, где она должна помыть голову перед работой. Полина знает, во сколько у Светланы начинаются сборы. Она вахтер в студенческой общаге. Уходит в вечер.
— Ну, сполосни в раковине, как всегда, — ответил сын, — Зайду к Поле, вынесу тебе шампунь.
— Не мелочись. Неси и мочалку. С ведром. Сполоснусь вся. Мне же в своей квартире и приткнуться уже некуда, и в ванную зайти невозможно. Полина не работает! Она может плескаться там все утро или весь вечер, но нет, она всегда выбирает именно тот момент, когда я иду на работу и мне необходимо помыть голову, чтобы хоть как-то уложить волосы.
— Я слышал, что свекрови начинают выдумывать разные глупости про невесток, чтобы рассорить тех с мужьями, но, мама, от тебя это неожиданно. Где моя здравомыслящая мама, которая никогда не судит о людях по обложке и ни к кому не бывает предвзята? Ты клевещешь на Полину, потому что я женился.
— Она тебе это нашептывает?
— Она про тебя дурного слова не сказала, мама.
Сидя на вахте, Светлана Алексеевна улыбалась студентам. Она повязала на голову косынку, потому что мыть ее так и не стала. Андрей, может быть, и попал под каблук, и очарован этой Полиной, но ее нутро так и лезет наружу. Светлана это видит.
Бегал Андрей за Таней, но с Таней было сложно, а с Полиной – просто. Таня присматривалась к нему, выведывала, что он думает о женитьбе, искала точки соприкосновения – то, чем они оба были бы увлечены. А близко не подпускала. Андрей переживал. Когда Таня вынесла вердикт, что сейчас не готова к новым отношениям, парень совсем отчаялся.
Полина же не миндальничала. Подловив его на корпоративной вечеринке, она в два счета затащила его в каморку. У нее роскошные кудри. Она остроумна. Привлекательна. Ей не надо знать, какие у него вкусы и увлечения. Она может с легкостью навязать свои.
После того раза Полина сообщила о беременности.
Ребенок, регистрация…
Все как по маслу.
С вахты Светлана Алексеевна пришла к застолью.
— По какому поводу сабантуй? – спросила она у сына с невесткой.
— Сегодня 100 дней, как мы поженились.
— Очень круглая дата, — криво улыбнулась женщина.
— Мама, я же просил…
— Ничего! – Полина перемешала оливье, — Вы присаживайтесь к нам. Тут все, как вы любите. Даже майонез легкий, тот, который вы всегда покупаете.
Сама доброта.
— Спасибо, а то я и перекус на работу не брала… — Светлана принялась уплетать салатик.
За едой и милой беседой дело шло лучше. Светлана даже подумала, что и с невесткой, может, они еще подружатся. Вдруг это у нее в первом триместре такие перепады настроения, а сама она хорошая?
— Мама, я хотел уточнить, а когда мы можем занять твою комнату?
Майонез в салате что-то начал горчить.
— Андрей, меня моя комната устраивает.
— Но она просторнее, — намекал он, — Нас больше. Скоро будет трое. Куда-то надо ставить кроватку, пеленальный столик… И у тебя солнечная сторона. Ребенку будет полезнее.
— Андрюша, что ты привязался к маме? – елейным голоском спросила Полина, — Заладил: комната-комната. Светлане Алексеевне комфортно в той спальне, а мы уж как-нибудь перекантуемся на десяти квадратах. И кроватка ребенку не обязательна. Он может и в коляске поспать. Какая необходимость? Ну, не солнечная сторона. Мрачновато, но тоже переживем.
Ясно, кто тут подстрекатель.
— Конечно, переживете, — ответила Светлана.
— Ты не перестаешь меня удивлять, мама, — Андрей их покинул.
Поля побежала за ним, якобы утихомирить его – “Андрюша, Светлана Алексеевна должна подумать и о себе, забудем про обмен”.
А Светлана уже чувствовала, что комнату уступит. И, видимо, комнатой все не ограничится. Она даже не удивится, если через годик Полина так же мило будет щебетать — “Андрей, твоя мама не хочет съезжать в коммуналку, но должна же она подумать и о себе, хоть это и эгоистично”.
— Свести бы его тогда с Таней… — мечтательно рассуждала Светлана.
Но тут ребенок будет. Если бы не ребенок, то… Но Андрей никогда не выгонит в никуда мать своего ребенка. Как и Светлана Алексеевна не допустит, чтобы невестка с внуком где-то скитались. Наверное, надо уживаться.
Светлана не пошла на работу, отпросилась, а сходила в кондитерскую за эклерами, и, когда сын уехал, потрусила к дому, чтобы поболтать с Полиной, как девочка с девочкой. Выяснить, кто есть кто. И, если уж не подружиться, то хотя бы уживаться вместе.
Полина трепалась по сотовому:
— Сплавила его на работу. Никак не вытолкать было. “Простыл-простыл”. А мне за какой радостью с ним весь день тут сидеть? Его мать еще прохода не дает. Ванную я ее занимаю! Барахла своего понаставила по всему дому, я как в деревню какую-то попала. Ничего, сейчас превращу эту квартиру в апартаменты с лакшери-интерьером. Я тут, видимо, надолго застряла. Что ты про Сашу? Саша уехал, и поминай, как звали. Быть мне матерью-одиночкой, если бы не этот простачок.
Если Александр – это джекпот, то Андрей – утешительный приз. За Александра, обворожительного нефтяника, Полина сражалась долго, она была очень напористой и одновременно с тем очень загадочной, как ему и нравилось. А тут внеплановый ребенок… А Саша от отцовства слинял в Сургут. Дескать, его переводят туда, и он ничего не хочет слышать о ней.
— Почему не алименты с него? – Полина явно подивилась чьей-то наивности, — Ника, он вообще за границу какую уедет – и где его потом ловить? Андрей хоть здесь. Это синица в руках. А журавля ловить устанешь.
Светлана Алексеевна невестке ничего не сказала. Передала этот телефонный разговор сыну. Почти наизусть запомнила. Думала, что Андрей пойдет устраивать разнос, а он…
— Мама, ты настолько далеко зашла? Ты предаешь свои принципы, чтобы вытурить Полину? Комната… Твоя клевета, якобы Поля ванну занимает, чтобы не дать тебе помыть голову… Теперь ты не мелочишься, а сразу врешь по-крупному? Ва-банк пошла? Чтобы развести нас с Полиной?
— Андрей, да сними лапшу с ушей!
— Снимаю. Твою.
Он отвез Полину в хостел. Хотел разделить их с мамой. Как в садике – рассадить по разным углам. Но и сам потом перебрался в тот хостел, чтобы быть поближе к любимой. Пока ищут постоянную квартиру.
Светлана Алексеевна все бы отдала, чтобы додуматься записать тот звонок на диктофон.
Как возвращать сына?
Андрей повинился сам.
— Я снял лапшу.
— Тоже звонок подслушал?
— Зачем? Она сама меня отшила. Ее Александр одумался и приехал за ней из Сургута. Я не чета ему. Так что она вообще не думала. Сказала, что разведемся онлайн. Ребенка запишут уже на него. Мама, я прошу у тебя прощения. Прости, мам. Я знаю, что ты не обманщица и не будешь клеветать на кого-то, но не поверил тебе. Все мечтал, что Полина действительно будет со мной.
