— Да зачем ты меня тогда вообще рожала?! — закричала вконец расстроившаяся Анютка. — Чтобы было, кого третировать?! Ленка с Катькой уехали, ты теперь на меня переключилась? Вот! Вот зачем вы меня родили! Теперь я поняла! — Девчонка всё пыталась застегнуть молнию на куртке, но ту заело. Аня всхлипнула. — Дети вообще нужны для того, чтобы было, на ком оторваться! И учителя в школе работают только для этого!
— Ань… — Света стояла, прислонившись к дверному косяку и грустно смотрела на дочку, свою третью, младшую. Ох, и достался же той характер!.. А ведь это в Светину маму, Раису Васильевну. Та тоже, чуть что, вулканом вспыхивала, и пошло–поехало. Как её отец терпел, Светочка до сих пор понять не может. И ведь, что самое смешное, в детстве Света всегда была на маминой стороне, в суть спора не лезла, но матери поддакивала. Раиса Васильевна просто была очень красивой мамой, куколка, элегантная и грациозная, Светка её боготворила, все девчонки в классе ей завидовали. Ну и что, что у мамы «трудный» характер! Ну и пусть бабушка Светы всегда качала головой и говорила, что Рая — это ей сущее наказание. Света не верила, что может быть такое наказание! Просто баба Надя дочку свою, Раису, совсем не понимала, а вот Света понимает, Рая — её идеальная мама, самая–самая красивая, а остальное мелочи…
Вот за эти мысли и послал, видимо, Господь Светлане Аню. Точь–в–точь баба Рая. Даже морщится также. Ну и красота передалась, конечно. Света была намного проще слеплена, грубее, пошла в отца, Сергея, всегда от этого немного расстраивалась, но Раиса уверяла её, что это просто другая красота — гордая, сибирская. Отец же из тех краёв, там сурово и холодно, там лето всего ничего, а потом зима и осень, почти круглый год. Так виделась Рае сибирская жизнь, природа. Муж никогда её не возил к себе в Иркутск, не было повода, да и некуда, квартиры там уж нет, а гостиницы Рая не любила. А когда родилась Светочка, то вообще стало не до поездок…
Вот и жила теперь Светлана, сибирская красота, суровая, с резко очерченными скулами, с темными, тяжелыми волосами и грустными глазами на бледном лице, а рядом — принцесса Аня, пожар и вихрь, вся на эмоциях, вся как натянутая струна, только тронь — завибрирует так, что никаких нервов не хватит…
— Ну что ты улыбаешься, мама? Что ты опять улыбаешься? — тонким голосом, звенящим обидой и возмущением, закричала Анюта. — Смешно тебе? А мне нет! Понятно?! Нет! И уйду я от вас! И не вернусь больше! Я к Ритке пойду и останусь там жить! И не ищите меня.
Она закрутила вокруг шеи толстый вязаный шарф с оленями и елками, шмыгнула носом, подпрыгнула, схватила с полки свою шапку, тоже с оленями, натянула её на голову. Морды оленей тоже как будто удивленно вытянулись, их черные носы превратились в овалы, а лапы стали похожи на жирафьи.
— Всё! — схватила Аня свой рюкзак, стала шарить по тумбочке рукой. — Где мои ключи? Где ключи, я вас спрашиваю? Вечно вы всё моё прячете!
«Это тоже от бабушки, — опять улыбнулась Света. — Та постоянно считала, что все тут против неё.» Сейчас, конечно, Раиса Васильевна попритихла, всё больше вышивает крестиком или читает романы, уснул в ней вулкан, но кто знает, надолго ли…
— Твои ключи в кармане куртки, как и всегда. Аня, ты придешь к ужину? Девочки приедут… — потянулась к дочке Светлана, хотела поцеловать, но Анька вывернулась.
— Ужинайте с кем хотите! Больно надо! Вот и сюсюкай с ними! А Ленке скажи, что не нужны мне никакие наушники! И Катька пусть в мою комнату не заходит! — кричала через порог раскрасневшаяся Аня, потом топнула ногой, сорвала шарф. В нем было ужасно жарко и неудобно ругаться.
— То есть к ужину тебя не ждать? — уточнила Света.
— То есть да. Всё, пока.
Аня развернулась и поскакала по ступенькам вниз. Рюкзак плюхал по ее худенькой спине, развязался шнурок на ботинках, но Аня завязывать его не будет, много чести! Потому что и шнурок сегодня против неё!..
Светлана погасила в прихожей свет. Может быть зря она стала читать Ане нотации? Ну, не нравится Светлане Анина идея сделать татуировку–наклейку, но это же Светины проблемы. Может быть, и правда, дать девочке волю? Но Аня импульсивная, вся на чувствах, головой думает мало. А вдруг что? Неизвестно ещё, чем эти вольности закончатся!..
Света вздохнула, стала убирать со стола посуду.
Три дочки, три её пуговки — Катя, Лена и Аня — дороже и любимей нет на всем белом свете! Что бы они не совершили, Светлана всегда их понимала. Иногда не сразу, но понимала. И умела с ними говорить. Катя, вдумчивая, аккуратная, скрупулёзно—внимательная. С ней вообще не было проблем. Садик, школа, институт — пролетели незаметно. Дочка везде умница, везде отличница. Да, у нее было мало подруг, иногда Катя плакала из–за этого, многим она казалась скучной занудой, но те, кто знал ее близко, кто читал ее стихи, которые Катюша тайком писала в секретной тетради, понимали, что Катерина совсем не зануда. Да, медлительная, да, много молчит, думает о чем–то постоянно, а потом задает какие–то заковыристые вопросы, но она и слушает также внимательно, что бы ей не рассказывали, и поддержит, и успокоит, и такие доводы приведет, что удивляешься, откуда в юной голове столь взрослые мысли. Нет, Катюша молодчинка. Вот, недавно замуж вышла. Дочкин муж, Миша, Светлане нравится, обходительный, простой, рукастый, по дому всё сам делает. И Катю любит, это самое главное!
Катерина звонит матери не часто, через день или два, вся в делах, работает в научно–исследовательском институте, говорит, что очень интересно. Ну и хорошо.
Леночка, вторая дочка. Это романтик, каких поискать. Всегда влюблена, наполнена восторженностью, мечтательна и до ужаса женственна. Все ее рисунки, как только Лена вообще научилась держать в руках карандаш, сводились к принцам и принцессам, дворцам и хромоногим лошадкам. Да, кони под принцами выходили у Леночки неважно, часто получались убогими, но девочку это ничуть не смущало. Она вообще видела вокруг только прекрасное. Иногда Лену это подводило, она не замечала подлости подруг, а потом, когда ей открывали на все глаза, безутешно плакала. И снова обманывалась, наполнялась мечтательными вздохами и парила в облаках. Ничего, выросла. Теперь Лена учится на филолога, тоже ,как и Катя, любит поэзию, она ее как будто не читает, а видит, точно холст, чем очень радует преподавателей. Замуж Леночка не собирается, ждет принца и говорит, что просто коней пока всех разобрали, вот он к ней и не скачет.
С Леной, конечно, было трудней именно потому, что она слишком светлая и наивная, и считает, что люди вокруг такие же. Светлана пыталась немного «заземлить» дочку, рассказывала ей о том, какой этот мир разный, но Лена только пожимала плечами и опять за своё. Все слезы от разочарований она, конечно, выплакивала дома, в маминых объятиях. И Свете дочку всегда было жалко, и выхода из этого так и не нашлось.
— Не переживай. Жизнь научит. Ну что теперь, если доча вся в меня, с трепетной душой! — говорил Светин муж, Дима. — Ну наследственность у нас такая, мы — ангелы, Света. Ну что ты смеешься? Ты посмотри! Я же ангел, вот крылья, вот, потрогай!
Димка подсовывал под Светочкину руку свою спину, она гладила выпирающие мужнины лопатки, лысеющую голову.
— Ангел. Ангел, конечно! — шептала она. — Димитрий…
Муж довольно жмурился. Хорошая у него семья. Три женщины и он, как в цветнике.
Аню родили намного позже остальных девчонок, она была совершенной неожиданностью.
Когда Света поняла, что беременна, это было совсем не ко времени, и квартира у них маленькая, и денег как будто нет на еще одного малыша.
— Что же нам делать, Дим? — испуганно спросила она.
— Ну а что делать? Девять месяцев пока ничего не делать, а там уж… Ну что ты смотришь на меня, как кошка, у которой хотят отнять котенка?!
Котенок получился оручий и требовательный. Назвали Аней. Ане повезло, у нее было три няньки, ну еще бабушка и дед. К сожалению, родителей отца девочки уже не застали, так вышло…
Гуляя с коляской, Светлана сияла от счастья. И пусть коляска не новая, её им отдали соседи, и пусть одежда тоже не вся из магазина, но зато у них теперь есть Аня.
В два года Анюта подхватила какой–то вирус, её, пышущую жаром, сонную и совершенно равнодушную ко всему, забрали с матерью в больницу. Света сидела рядом с детской кроваткой и боялась уснуть. А вдруг Ане что–то будет надо, а вдруг попить попросит, а Света не услышит?!..
Долго не могли сбить температуру, кололи антибиотики, Света похудела так, что на ней висели все вещи, которые она взяла с собой. Дима звонил каждый час, докладывал, как там девочки, всё спрашивал, что привезти.
— Да ничего мне не надо привезти! Надоел ты уже со своим «привезти»! — сорвалась на него Света, заплакала. — Анька совсем плохая, а ты о ерунде! Ты…
Она бросила трубку, сидела и рыдала, а потом перезвонила, тихо сказала:
— Прости, пожалуйста. Мне просто очень страшно… Прости, Дим…
— Светик, — муж зашептал тихо–тихо, но она всё слышала. — Всё будет хорошо! Мы вас очень ждем, девочки Ане тут игрушек натаскали, соседи отдали велик, розовый, с наклейками. Раиса Васильевна подогнала круг для купания и нарукавники, сказала, на вырост. Катина учительница передала целый пакет каких–то платьев детских. Так что у вас нет вариантов, Светка! Я на розовом велике кататься не буду! Всё, извини, у нас совещание. Я вечером заеду, передам тебе пироженки. Будешь?
— Ага… Люблю тебя, Дим…
Аня выкарабкалась.
То ли болючие уколы, которые ей делали вопреки всем протестам, то ли сам факт пережитой болезни, то ли всё вместе сделало Анюту практически непробиваемой для бед и печалей, а ещё непокорной любым приказаниям и средствам воспитания. На нее не действовало ничего, она сама как–то держала себя в рамках, слава Богу. Но в садике её боялись все мальчишки, а девочки смотрели настороженно и прятали своих кукол подальше. Анины игры подразумевали опасные приключения и иногда аварии, а пачкать платьица принцесс девочкам совершенно не хотелось…
Розовый велосипед в итоге перекрашивали на даче в кустах, взяв у Димы из гаража баллончик с синей краской. На розовом Аня кататься отказалась, Катя и Лена пришли ей на помощь…
Платья из пакета, который передала Катина учительница, пришлось почти все отдать другой девочке. Аня предпочитала штаны и футболки. Один раз, правда, платье надела, на Новый год, рассказала стих, отдуваясь, спустилась с табуретки и сказала, что пойдет переоденется в «нормальное». И все были довольны: Света — что есть хотя бы одно фото дочки в нарядном платьице, можно отправить бабушке, пусть порадуется; Дима — что обошлось без скандала, ведь он очень ловко придумал сказать, что без платья подарков не дадут; Катя и Лена просто были довольны уже самим наличием Ани, которая разбавляла их несколько унылый одухотворенный мирок…
— Кто мать этого ребенка? — кричали на площадке, когда Аня выходила с мячиком. — Кто мать этой девочки?!
Света делала шаг вперед, потом два назад, выслушивая от других мам про Анин характер. Аня играла в мячик не как все остальные девочки, не чеканила его об асфальт и не любила в «съедобное–несъедобное». Она шла «с пацанами рубиться» в футбол. Ну и рубилась. Не обходилось без скандала, потому что Аня знала все правила, и не дай бог, кто–то их нарушит…
Света два раза «отучилась» в школе со старшими девочками, два раза «сдавала» с ними выпускные экзамены в разных их вариациях и седела, «поступая» в институт. Устала, хотелось на покой, но куда там? Впереди ещё Аня и Леночкин диплом… Долгая дорога в дюнах…
Раиса Васильевна всегда говорила Свете, что та слишком трясется над детьми, опекает, сует свой нос в их дела.
— Оставь в покое девочек! Ты только портишь их, они растут несамостоятельными. Кто из них получится?! — возмущалась бабушка.
Раиса сама в Светину жизнь не особенно лезла, была занята своими переживаниями. Вспыльчивый характер не оставлял сил на Светочкины уроки, проблемы, влюбленности и мечты. Светлана выросла очень самостоятельной, но ей всегда не хватало мамы. Хотелось просто посидеть, поболтать, по сплетничать о мальчиках, хотелось посмотреть с ней модный журнал или обсудить смену прически. Но маме не хватало на это времени и желания. По молодости Света на неё обижалась, потом, когда уже родила сама, просто стала по–другому смотреть на Раису Васильевну. Ну вот такая она, что теперь?!.. Зато безотказная с внучками. Нужно побыть с ними? Легко! Да еще и в театр сводит, и там им рейтузы снимет, платья–бантики поправит, с собой еды возьмет, девочек накормит, шикнет на всех вокруг, кто болтает во время спектакля. Потом привезет внучек к себе, опять накормит, дальше — рисовать, читать книжки, лепить из пластилина. К вечеру Раиса тряпочкой падала на кровать и засыпала. Поэтому помощь бабушки использовали довольно редко, чтобы она успевала восполнить душевные ресурсы… «Твои внучки даны мне как наказание за тебя, Света, за то, что ты выросла без моей заботы!» — как–то призналась Раиса, отмывая кухню от шоколадного фондю, которое «замутила» со своими обожаемыми девочками.
«Ну тогда Аня послана нам за Лену и Катю. В наказание, что они вышли такими спокойными и удобненькими детками!» — смеялся на это Дима…
Иногда Света приезжала к родителям одна, сидели с матерью на диване, пили чай. Мама вышивала, дочка рассказывала что–то, или вместе смотрели фильм. И было хорошо. Просто от того, что мама рядом. У Светиных подруг были разные мамы — чрезмерно опекающие, строгие, плаксивые, матери–хозяюшки и бизнес–леди. Но она никогда никому не завидовала. У нее есть своя мама, лучшая, потому что своя. Или наоборот, Света не знала. Но вот эти кобальтовые чашечки с золотой каёмочкой, которые мама очень любила и вынимала «по особым случаям», этот заварочный чайник с розами, в котором отражается мамина «дулька» на голове, эти часы на стене с деревянным корпусом и навеки застывшей в полуобморочном состоянии кукушкой, эти мелькающие над пяльцами мамины руки и её шёпот, «один, два, три…» (мама отсчитывала стежки), ни на кого бы не променяла. Это то, что было с детства, это родное и теплое. И пахнет счастьем. Зима пахнет мандаринами, лето душной пижмой и флоксами, весна мокрой землей, а мама пахнет по–особенному. Мамой.
Раиса Васильевна, надо отдать ей должное, не пропускала ни одного праздника, где участвовала маленькая Светлана. Другие мамы плакали, сморкались, расчувствовавшись и сложив ручки у груди, а Раиса гордо смотрела на дочку, кивала каждой строчке стихотворения, подсказывая одними губами, четко и внятно, потом аплодировала и уже после действа, когда Света подходила к ней, наклонялась и целовала свету в щеку. От мамы пахло легкими цветочными духами. Это до сих пор запах мамы. Света, если чувствует его где–то, то сразу улыбается. Мама…
Света вдруг вспомнила, что в начальной школе Аня стала увлекаться игрой на ложках. Это был тихий ужас для всей семьи и громкий — для соседей. Анечку уговаривали передумать, ну есть же фортепиано, есть гитара, да и вообще…Но Аня упорно стучала, даже победила в каком–то конкурсе. Эти ложки с отбитым по краю лаком теперь лежат в шкафу, за стеклом, как память. Анька иногда в порыве праведного гнева достает их и угрожает, что возродит своё искусство. На родню это действует, Аня довольна…
Убрав со стола, Светлана стала собираться в магазин. Почти всё для ужина, домашних посиделок, Дима уже купил вчера, оставались мелочи…
После обеда позвонила Катя, сказала, что они с мужем вот–вот освободятся, скоро приедут.
— А что там наш ложкарь? — спросила дочка.
— Ох, она опять в образе. Сегодня с утра я поругались с ней по поводу татуировок. Мне было сказано, что я ломаю её индивидуальность, и вон, у Катькиного мужа есть, а у неё, Анюты, почему–то нет, — доложила Света. — Да ладно, это всё ерунда. Она ж сегодня по репетиторам скачет. Ну, Кать, ждем вас.
— Понятно. Мам, ты только не расстраивайся из–за неё, ладно? Ну из–за Ани? Она хоть сказала, что домой больше не вернётся? Миша! Да погоди ты, куда ты поехал?! — зашипела Катя мужу. — Правее сдавай! Ну вот, опять учу его парковаться. Мама! Так что Анька?
— Да, сказала, чтоб не искали.
— Тогда всё нормально. К семи будет, как пить дать! Всё, мамуль, целую, до вечера!
Катя отключилась, а Света повторила это её «мамуль». Приятно…
… Лена долго не подходила к телефону. Она вот уже три месяца живет отдельно, учится в институте, вечером работает, сняла себе какую–то, как она говорит, «пристань вдохновения» и коротает там ночи, читая ночами Бродского.
— Алло… — наконец услышала Светлана её голос. Голос вздохнул как–то протяжно и романтично.
— Привет. Извини, что отвлекаю, Лен, ты помнишь, что сегодня собираемся? — быстро спросила Света.
— Помню. Баба Раиса будет?
— Не знаю. Обещала…
— Аня что? — уже более внятно спросила дочь.
— Аня ушла. Из дома. Навсегда.
— Давно?
— С утра.
— Ну, значит, к семи возвернется наш страждущий справедливости путник. Я буду к пяти, помогу, что там надо. Пока, мам, я вообще–то на работе.
Светлана представила, как Лена убрала сотовый в кармашек, опять повисла ленивцем на лиане и закрыла глаза, декламируя про себя что–то очень томное. Картинка вышла смешная, женщина улыбнулась и вынула из буфета фарфоровые тарелки.
А вот приятно! Приятно накрыть стол праздничной скатертью, на неё — красивые тарелки, вилочки из набора, салатники, блюда, тканевые салфетки, мягкие, с кружевами по краю, а в центре стола пусть будут цветы. Вазу для них Света уже приготовила. Дима обещал вернуться с букетом.
Конечно, когда приедет Раиса Васильевна, то начнет ворчать, что за цветами ей не видно никого, что все тут сговорились, чтоб ей было не видно. И Света отставит вазу на подоконник, прячет её за тюлем, и Света будет знать, что ваза там, и, похожие на зефирные розовые купола георгины тоже там. Их тонкие, миндалевидные лепестки собраны так туго, что кажется будто это шары, сделанные из мастики или безе, только смастерил их кто–то совершенный. И поэтому они, эти цветы, тоже получились без единого изъяна…
Такие посиделки Света устраивала каждый месяц, особенно в пасмурные и холодные месяцы, когда хотелось быть ближе к девочкам. Без детей она — только оболочка, а вот глядя в их глаза, Светлана понимала, что она есть, что эти носики — её плоть и кровь, её сущность от сущности. И пока они есть, всё в радость…
Первой приехала Лена, сразу встала за нарезку салатов. Делала она это медленно, размеренно, но кусочек к кусочку.
Света колдовала над курицей, потом отправила её в духовку, пожелав счастливого пути.
— Мам! Нельзя разговаривать с тем, кого ты скоро съешь! — улыбнулась Лена. — Ой, мам, а я чего–то так соскучилась… И кухня у нас такая уютная… А, мам…
Обнялись, Лена хотели ещё «помамкать», но тут позвонили в дверь, приехала Катя с мужем, шлепнулись на пол пакеты, зазвенели друг о друга банки с соленьями, зашуршали конфетные фантики.
— Катя! Вы перебьете аппетит! А ну быстро положи конфеты на место! — высунулась из кухни Света, покачала головой, Миша виновато спрятал шоколадку за щекой. Щека выпятилась шариком. — Михаил, ну вы–то уж, будущий дантист, а всё туда же… — Тёща закатила глаза.
— Да ну его, мам! Пусть лопает! — махнула Катя рукой. — Давайте, чем там помочь нужно?..
Теперь с кухни только и слышалось: «Мам, а вот это…», «Мам, а где…», «Мам, в кипящую воду?..»
Приехал Дима, как обещал, он привез георгины, отдышался, сел на диван.
— Привет, Михай. Как дела?
Зять сказал, дожёвывая очередную конфету, что всё хорошо.
— Ну и хорошо. А от нас Анька ушла, — сообщил Дмитрий.
Оба улыбнулись. Аня уходила с завидным постоянством, возвращалась, делала вид, что обижена на всех, но таяла от Мишкиных шуток.
«Вот если б ты, Миша, не поспешил и не женился на Катьке, то я бы стала твоей женой!» — расчувствовавшись, говорила она.
—«Увы, Анюта, я другому отдана и буду век ему верна!» — разводил руками парень.
Аня вздыхала, но иногда все же подумывала о дуэли с сестрой…
Приехала Раиса Васильевна с Сергеем Николаевичам, опять была чем–то недовольна, но, увидев внучек, как будто растаяла.
— Мамочка! — кинулась обнимать пушистый воротник Светлана. От мамы всё также пахло легким цветочным ароматом, а на губах — любимая Светина помада темно–вишневого цвета.
— Ну, ладно! Ладно! Сережа, ну ты же сейчас сядешь на торт! Ну что за теснота у вас, Светик?! Катя, забери торт, я говорю! — Рая смущалась дочкиной любви, а от этого начинала злиться. — А где Анна?
— Ушла из дома, — с готовностью сообщила Лена. — Ты разувайся. Дед, ты привез книги, я просила?
Сергей Николаевич кивнул, показал связочку книг.
— Лен, перебирайся к нам! Ну что ты всю библиотеку таскаешь туда–сюда? Я тебе отдам целую комнату! — предложила Раиса Васильевна, но Лена уже не слушала. — Всё, потеряли человека. Утонула в строфах… Ладно. Света! Горит что–то! Ну в духовке же…
Женщины поспешили спасать курицу, а мужчины удалились в гостиную, беседовать о «научном» и «общественном».
Скоро сели за стол. Дима сказал тост за здоровье, выпили, потом зазвенели вилками.
И тут пришла она. Аня. Бочком, с поджатыми губами вошла в прихожую, завозилась там, завздыхала, ну точь–в–точь Раиса Васильевна, зашептала что–то, потом метнулась в ванную, помыла руки и наконец предстала пред очи всех собравшихся, приготовилась как будто уже опять ругаться, но, увидев маму, передумала.
Света весь день писала Ане сообщения, дочка не отвечала, а вот теперь почему–то расчувствовалась и, нарочито насупившись, подошла к матери, обняла её.
— Моя мама! Моя! Моя! Моя самая любимая! — стала она целовать Светины щеки.
Раиса Васильевна закатила глаза, она давно говорила, что Анька артистка!
— Мама и все собравшиеся! Позвольте представить вам Васю. Это мой друг, и он умеет играть на электрогитаре. Вася! Иди сюда, теперь можно! — крикнула Аня.
В гостиную всунулась голова на тонкой шее, высокая и тощая фигура скромно встала у двери. В руках Вася держал два букета — астры и розы.
Повисла пауза. Все рассматривали Васю, а он рассматривал пол. Потом наконец вскочил Миша, хлопнул гостя по плечу, Вася сглотнул, Михаил был как раз вровень с выпирающим кадыком и проследил за тем, как тот сначала нырнул вниз, потом всплыл вверх.
— Эк ты вымахал, парнишка! — восторженно прошептал Катин муж. — Ну, чего стоять–то? Дари цветы, садись. Аннет, угощай Василия.
Долговязый парень смущенно улыбнулся, розы отдал Раисе, астры Свете, потом он вместе с Аней крикнул: «С днем Матери!», Аня дернула за колечко хлопушки. Содрогнулась курица на столе, Лена зажала уши, Катя ойкнула, а Анька крутилась, ловя руками разлетающиеся конфетти и серебряные звездочки…
Когда Раисе накапали корвалола, когда пылесосом убрали следы яркого во всех смыслах поздравления, а из салатов выковыряли звездочки, все опять уселись на свои места.
— А что… Свежо… — подвел итог Сергей Николаевич. — Мамы этого достойны. Ну, за настоящих и будущих мам, товарищи! Ура!
Звякнули бокалы, Катя полила шампанское на скатерть, покраснела. Миша полез к жене целоваться, Лена поджала губы, а Вася согнул свою жирафью шею и чмокнул Аню в щеку. Девчонка дерзко взглянула на маму, ждала, что та начнет ругать ее за такие вольности, но Свете было не до того. Дима тоже крепко обнял свою жену, мать троих его девчонок, дочку Раисы и скоро уже бабушку Катиного сына в одном лице, и жарко поцеловал. Вот так!
Если бы устраивали конкурс на лучшую маму за этим столом, то жюри не бы смогло выбрать победительницу. Все лучшие, потому что все они — и Раиса, и Света, и уже даже Катя — они умеют любить.
… — Мамуль, — шепнула Аня, уже засыпая. — Мамуль, ты только будь всегда, хорошо? Ну как бабушка… И я тогда никуда не уйду… И я рада, что ты меня родила, вот.
Света кивнула. И правда, пусть мамы будут всегда. Рядом с ними так хорошо оставаться детьми…
