Я пил.
Водку, пиво джин, коньяк, ром…
Что попадало на глаза, то и пил.
Иногда приходил в себя, но становилось плохо и я шёл в ближайший магазин, чтобы купить что-то выпить.
-Не продам!
-Чего? — я сфокусировал взгляд на огромных глазах, — да ты кто? Ты что? Да я…
— Уходите, не продам!
— Во дела, — я обернулся назад, никого не было, глянул на охранника, тот смотрел в окно, — бы..быстро…продала.
-Нет! — девчушка схватила бутылку и спрятала под прилавок.
-Да ты!!! А ну дай сюда…
-Не буянь, — охранник взял меня за руку и потащил на выход.
-Да ты…Вы…охамели совсем что ли? А ну убери руки, убери руки я сказал…
Но охранник молча вытолкал меня из магазина и захлопнул дверь.
-А ну пустите, пусти, кому сказал…Пусти, — я ломился в дверь, но мне не открывали, я кричал, умолял, просил, повышал голос, — да вы знаете кто я?- орал я.
-Не открывают? — услышал я мужской голос.
Я продолжал стучать в дверь.
-Не откроют, — меланхолично сказал голос.
-Мужчина…иди…те куда шёл, — рявкнул я и продолжил стучать в дверь.
-Да они не впустят, принципиальные, — я повернулся на голос, рядом стоял мужик с каким-то отсутствующим взглядом, мужик был не один, возле него сидела большая собака, — я как-то трое суток долбил, не открыли.
Я посмотрел на мужика, он смотрел куда -то вдаль своими рыбьими глазами, я заметил что, рот у него не открывается и губы не шевелятся, будто голос изнутри идёт.
Отошёл от двери, сел на какой-то камень, интересно…откуда камень здесь взялся…
-Так тут они испокон веков лежат…
Я оглянулся на рыбоглазого, тот смотрел вдаль.
-Что за…
-Тихо тут, неправда ли?
Я оглянулся вокруг, серое небо, до самого горизонта раскинулась серая водяная гладь, позади меня серая, каменистая даль…Ничего не понимаю…где я и что вообще…
— Нигде, здесь нет времени, нет адреса, здесь ничего нет…
-Но я-то есть…
-Ты есть…и я есть, и он…
-А ты кто? Кто говорит -то?
Я? Я Хрымпаркевипароанкпрууу…
-Чего? Как это? Кто ты вообще? Говорящий пёс? А этот почему молчит?..
-А он мой раб, можешь называть меня псом…я с тобой пойду…я теперь с тобой всегда ходить буду…
-А этот?
-Он дальше пойдёт…
— Триста четырнадцать рублей, алё…мужчина…С вас триста…
Я будто очнулся, посмотрел на продавца, на охранника и вышел из магазина. Я смотрел на солнце, на город, на бегущих людей…
Мне было плохо тошнило и кружилась голвоа, но я не взял выпивку, а побрёл домой.
Я точно знаю, меня не было в том магазине, я был в каком-то другом месте…
-Ой, Ваня, здравствуй, — у подъезда сидела тётя Шура, мамина приятельница, — что-то не видно тебя давно, а я думала ты в командировке.
Я мотнул головой и пошёл в сторону подъезда.
— Ванечка, а что -то давно Оксаны не видно с Машенькой?- а сама глазами хитрющими так и зыркает, — ой…а что это, собачку завёл, Ванечка?
Я хотел спросить какую собачку, но почувствовал прикосновение холодного, мокрого носа к руке, тихо оглянулся и увидел собаку, большую, из того моего видения…
Я молча пошёл собака шла следом.
Зашли в подъезд.
-Ну и темнотища тут, Вань…
Я стиснув зубы молчал. Открыл дверь, вошёл, сел в прихожей на стульчик.
-Ну и вонь, фууу, — собака сморщила нос, — ты что тут не убираешься, а Вань? У тебя что, тысяча ишаков здесь живут и гадят, беее, открой окно…и это…пойди умойся, Вань…
Ничего этого делать я не собирался, но…встал и пошёл делать будто кто-то вёл меня на верёвочке.
— Плохо? Ну ничего, это всегда так, сейчас тебя выворачивать начнёт и это, Вань…всякие видения будут, ты не бойся, я рядом, Вань…Отмашемся…
Я ничего не ответил, потому что остатком мозга понимал, что не бывает говорящих собак, не бывает, да и нет никакой собаки это мой воспалённый мозг всё придумал.
Я возможно и не ходил никуда…
— Ходил, Вань…ты в магазин ходил, чтобы купить себе этого дешёвого пойла, ты ходил Вань…
Я знаю, что со мной, это delirium tremens (алкогольный делирий), а по-простому — белая горячка, белка, белочка, она родимая…
-Нууу, Вань, это пока не белка, вот скоро начнётся, только держись, но я рядом, Вань…
Я как-то привык что рядом этот, с непроизносимым именем.
— Слушай, надо как -то тебя назвать… неудобно, без имени, а то я выговорить не могу.
— Зови меня Полканом, — пёс задумчиво посмотрел в окно, — всегда хотел быть…Полканом.
Ну Полкан, так Полкан, подумал я и провалился в небытие.
Я вспоминал, вспоминал с чего всё началось…
С моей сильной любви…с той самой, первой.
В Олеську я влюбился сразу, с размаху, вот как увидел её, так сразу и влюбился. Было нам по четырнадцать лет.
Оба были из благополучных семей, только она была чёрт, заводила, юла, а я музыкант.
Угу.
С ней я жил как на вулкане десять лет, нет, мы не жили вместе, мы просто встречались, но я жил ей, её жизнью, её чувствами.
— Ванька, -говорила Олеся, -а рванули на Байкал?
-У меня концерт, Леська…
-Ууу какой ты зануда, какой концерт опять?
— Отчётный, — виновато отвечаю я.
-Да ну тебя…
-Олесь, ну хочешь…я попрошу у родителей и после концерта…
-Да пошёл ты…Всё настроение испортил.
В следующий раз, я уже соглашался на её авантюру, нас ловили, возвращали, конечно спрашивали с меня, ведь я парень. Не мог же я сказать, что повёлся на Олеськину провокацию.
Она привыкла руководить мной, привыкла, что я рядом.
Нет, я не был подкаблучником, маменьким сынком, а она развязной, разбитной девчонкой, совсем нет.
Мы дополняли друг друга, мы были одним целым.
Когда мы выросли, начались сложности в отношениях, она психовала, кричала я тоже. Мы ругались, даже дрались…Ну как дрались… Олеська нападала, а я отмахивался, а потом бурно мирились.
Расставались, вновь сходились.
-Всё, хватит, — кричал я ей, — я не могу, ты выжала меня, как лимон. Я ухожу.
-Уходи, — кричала Олеська, — ненавижу тебя.
Я уходил, один раз на год, но встретились в метро…не договариваясь вышли на одной станции и бросились в объятия друг к другу.
К двадцати пяти годам у меня расшатались нервы, я был опустошён, а ещё…ещё я узнал, что она мне изменяет.
— Милый, — мурлыкала Олеська, у меня бывают мужчины, но это так…ничего серьёзного, ты же знаешь, в моём сердце место только для одного человека, для тебя.
Я это знал и я таял.
Да, ведь я тоже не жил монахом.
Вот так и жили, тесно вместе, скучно врозь.
Пока однажды я не сказал себе стоп.
Она поняла что я не шучу.
-Давай ещё раз попробуем, Вань, — плакала Олеська.
Я молчал, мне было безразлично, я весь выдохся, сил что-то доказывать, спорить, жить, любить, не было.
-Это всё, да, Вань?
Я промолчал, а что говорить? Ведь и так всё понятно, без слов.
И я ушёл…
Как я жил без Олеськи?
Да нормально жил.
А нормально — это никак, давно мне дед сказал.
Вы пробовали есть без соли, без приправ?
Вот так и у меня проходила жизнь, никак.
Но я упорно не отвечал на звонки от Олеськи, игнорировал её слёзные смс с просьбой перезвонить.
А потом она исчезла, до меня доходили слухи, что вроде бы уехала из страны, а потом, что вышла замуж.
Я не тосковал, нет, принял как данность и жил дальше.
В тоже время я и встретил Оксану.
Ооо, это большая противоположность моей Олеськи, я по привычки называл Олеську своей.
Оксана привлекла меня своей кротостью, милой улыбкой, нежным голосом, серыми, чистыми глазами.
В эти глаза я и влюбился.
Умные, спокойные, вдумчивые.
Это потом я уже начал искать какие-то черты не устраивающие меня, вёл себя, как болван.
А она трепла и молчала.
Меня бесило в ней то что не имеет своего мнения, так я думал.
Какой же я был дурак…
Настоящую любовь я принял за слабость.
Но это потом, я поначалу всерьёз увлёкся Оксаной, я отдыхал и нежился в этих отношениях.
Когда Оксана забеременела, я сразу же решил жениться, не раздумывая.
Родители были рады, Оксана подействовала на меня словно волшебница. Моя фея, звал я её.
Она обволакивала меня своим теплом, я купался в любви.
Когда родилась Машка, не было счастливее меня человека на земле.
Машке исполнилось пять лет, мы с ней шли из кафе, где отмечали её маленький юбилей, шли к машине на парковку, Оксана с соей сестрой Ниной, задержались.
Она выскочила как чёрт из табакерки.
Олеська.
— Ванька, — она кинулась мне на шею, принялась целовать и тискать, я опешил.
-Паап, — услышал я голос дочери.
-Ой, это кто у тебя?
— Моя дочь, — я вдруг…я…захотел быстро уйти, — извини, нам надо идти.
-Ты что? Всё ещё дуешься на меня? Брось, Ванька, — она присела перед Машкой, — а кто это у нас такой красивый? А у меня вот нет деток, — с сожалением сказала Олеська, — я подружка твоего папы.
Маша стояла насупившись.
— Извини, нам правда надо идти.
Я до самого вечера не позволял себе думать об этой встречи, до того самого момента как голова моя коснулась подушки…
Я только спрошу как она живёт, засыпая думал я…
Я подлец, предатель, слабак…я скотина.
Один раз проявил слабость, зачем? Вот зачем…
У меня начались придирки к жене, не так выглядит, не то сказала, не имеет своего мнения.
Я сравнивал…
Конечно я сравнивал.
А Олеська…Она успокоилась, не была уже тем вулканом, но всё равно была такая же манкая…я сравнивал, жена была пресная всё знакомо и предсказуемо до одури, а Олеська моя…
Она же моя, думал я.
-Что ты творишь?- спросила меня строго сестра.
-Что?
-Я знаю тебя всю жизнь, опять эта появилась в твоей жизни?
-Кто? — невинно спросил я, а сердце стучало в горле, будто я ребёнок и меня поймали за чем-то плохим.
Нина говорила мне, стыдила, я всё отрицал…а сам сравнивал…сравнивал и улыбался…
Она всё поняла, Оксана…Видимо по моему поведению, дурацко- счастливому лицу, да и вообще…
Сказала, что не будет мне мешать, слишком любит меня и отпускает.
Она ушла, а я не остановил, я понёсся к той…к своей любимой, я жалел о потерянном времени,считал что мы глупцы, что мы предназначены друг другу… единственное, что меня напрягало, это отсутствие в моей жизни моей Машки.
А через месяц я понял что, натворил.
Что же я натворил.
Оксана не простит, я это тоже понял.
Машка — моя дочь, моя спокойная, тиха, уютная жена…
Моя любимая жена, что я наделал? Зачем я это всё…разрушил…я сам…своими руками…
До меня начало доходить, что я сам, собственными руками, пустил свою жизнь под откос.
Зачем? Ради какого-то забытого ощущения, ради сиюминутного желания, какой же я…С чего я решил что Олеська изменилась? Зачем я придумал себе какую-то неземную любовь к этой совершенно чужой женщине?
Как я мог разрешить уйти Оксане?
Как я мог допустить вообще такое? Чего мне не хватало в жизни?
Страсти, огня? Так сам бы это всё давал своей жене глядишь бы и она раскрылась, — дошло до меня наконец-то, после очередного дикого скандала чуть ли не на пустом месте.
Глупец, какой же я глупец, я схватился за голову.
— Слабак, — бросила мне Олеська, — зачем тебе твоя клуша и эта девчонка…она у тебя больная же, да? Я видела её, лицо такое же, как у её мамаши — жабы, забудь о них, я рожу тебе сына.
Я ударил её по щеке.
Никогда не позволял себе такого отношения ни с кем, даже когда она меня выводила на сильные эмоции, но так же я никогда не позволял и не позволю никому обижать мою дочь, даже словами даже на эмоциях, никому.
— Ненавижу тебя, — кричала мне Олеська,- это я сказала твоей глупой курице про нас, понятно, а она стояла и хлопала своими коровьими глазами. Думаешь ты мне нужен? Три ха-ха, да меня просто взбесило, что ты такой весь порядочный, такой весь утипутичшный, ой моя доченька, оёёёй…Я показала тебе, где твоё место понял?
Я сжал кулаки и ушёл, я ничего не сказал ей, не сказал, что она мне безразлична, а ненавижу я… себя…
С тех пор я пью.
Нет, я конечно попытался поговорить с Оксаной…Но это тоже самое, что разговаривать с камнем, стеной, дверью. Я уничтожил её.
Глядя сквозь меня, она спросила только одно, если у меня такая сильная любовь к той женщине, то зачем я всё это затеял? И зачем я сейчас пришёл.
Я попытался объяснить, что всё осознал, там всё окончательно закрыто, я хочу жить в семье, попросил возможность всё исправить…
Она молча ушла.
-Ой, поговорил он там…что ты сидишь, ноешь, слабак.
— Отстань, Полкан.
-Слушай, Вань…А тебя не смущает что ты живёшь с собакой, с говорящей собакой?
-Отвали, — я опять отвернулся к стене.
-Вань, Ваня…ну вот ты несколько месяцев так лежишь, с работы тебя турнули…
-Я сам ушёл.
-Ну да, тебя пожалели, ради прошлых твоих заслуг, попросили написать по-собственному, так что, Вань…ты хоть себе -то не ври…
Мне просто интересно, до каких пор, ты собираешься вот так лежать? Ничего не делать?
-А что делать? Пить не могу, с работы сам знаешь семьи нет…
-Ну и что? Жить то как -то надо, Вань…
Я промолчал.
-Ты помнишь как мы с тобой встретились?
У меня не было ни сил, ни желания вести с ним разговоры, я что-то промычал.
-Знаешь что это за место? Не понял да? Это Вань такое место…это страшное место, Вань.
— Ад, что ли?
-Да какой ад, насчитаются всякой литературы, а мне потом мучайся… Какой самый страшный грех, Вань?
— Не знаю, убийство наверное…
— Самый страшный грех, Ваня это отчаяние, ведь именно в этом состоянии вы, люди, совершаете остальные грехи, вот так -то.
— Чушь собачья.
— Сам такой. Где ты по -твоему был? А? когда увидел меня?
-Я в магазине стоял, мне плохо стало, видимо вовремя не опохмелился…начались видения, белка у меня, белая горячка, отлежусь и всё пройдёт и ты исчезнешь, потому что тебя на самом деле нет, ты иллюзия, воображение.
-Ну — ну…Вань…а вот что бы ты сделал, ежели бы тебе предложили всё вернуть назад вот до какого момента бы ты открутил, а?
-До того, когда встретился с болтливой собакой.
-Я серьёзно, Ваня.
Я закрыл глаза и молчал.
-Эх, Ваня, Ваня…а знаешь кто я? Я твой спаситель Вань, я тот. кто всегда рядом, ты мне вот скажи, у тебя там точно всё? А? Точнее себе скажи, у себя спроси, не побежишь ли ты снова, как замаячит твоя любимая на горизонте?
-Не побегу…
***
Я только спрошу как она живёт, засыпая думал я…
Она поджидала меня у работы, всегда удивлялся её умению доставать любую информацию, кинулась на шею, я успел поймать её за руки, держал на расстоянии.
— Ванька, ну ты чего? Это же я, Олеська…твоя Олеська. Давай пойдём, найдём какую- нибудь кафешку, завалимся туда, поболтаем.
Передо мной стояла молодая, стильно одетая, хорошо причёсанная с идеальной фигурой хищница, акула, она смотрела мне в глаза, пытаясь поймать мой взгляд, приковать к себе.
-Как живёшь?- спросил я.
-Что? — Олеська явно не ожидала такого вопроса в лоб, — говорю же, Ванька, идём, поболтаем, я тебе расскажу, ты мне, ну…Ты чего? Мы не виделись столько лет, а может ты боишься не устоять передо мной, а? Вань? Может ты боишься что накинешься на свою Олеську прямо здесь…Я не против Ванечка…
Олеськин голос поменялся, стал какой-то низкий, она гортанно засмеялась.
Раньше на меня это действовало как призыв, как…как…
-Всё не успокоишься? Я думал, ты поумнела, повзрослела…а ты…Очередной роман споткнулся о быт? Может тебе научиться готовить? Не слышала про путь к сердцу мужика через суп и котлеты?
-Чего? — Олеська опешила, она была обескуражена, сбита с толка, а я…я вдруг понял, что свободен.
Да, была любовь, бешеная страсть, но это всё осталось там, в юности…
-Ты…ты сейчас это мне сказал? Ты мне…
Олеська заводилась я видел, как у неё раздувались крылья носа, Олеська была готова к скандалу, надеясь на бурное примирение, господи, как это знакомо и как это пошло…
Мне стало вдруг смешно.
— Извини, мне идти надо, дома ждёт семья, с женой и дочкой фильм хотели посмотреть, мне ещё пиццу надо заехать купить, ты извини, правда времени нет, рад был поболтать, всегда интересно знать, как поменялись друзья детства…Вижу ты никак…всё по старому…
Как же она орала, как она поносила меня, я уже сел в машину, а она бежала ко мне и кричала.
— Олеська, знаешь какой самый страшный грех? Это отчаяние, ты сейчас в отчаянии, Олесь…
Она так смешно стояла открыв рот, что я засмеялся, ещё раз глянул в зеркало, выезжая с парковки, мне показалось, что она плачет…
Я вдруг понял, мне всё равно…
По дороге домой я вспомнил сон, который мне приснился, про то, что от меня ушла Оксана с моей Машкой, про то что я беспробудно пил, про говорящую собаку с непроизносимым именем, которую я звал Полкан…
Мне вдруг очень сильно захотелось позвонить жене.
-Привет, я еду домой, что-то ещё кроме пиццы надо?
-Привет, неее, приезжай скорее, мы соскучились…
— Я тоже…
Мне вдруг отчаянно захотелось кого-то поблагодарить за то, что я имею. Но это такое хорошее отчаяние…
А ночью ко мне пришёл Полкан.
— Спишь, Вань?
-Ты настоящий или снишься? Тот сон? Это со мной было или это сон?
-Да кто его разберёт, Ванечка, где сон, а где явь. Не жалеешь?
-О чём? Что остался с женой и дочерью? Нет конечно…подожди…это же ты сделал? Да? Это ты мне помог, вернул всё назад?
-Нет, Вань, это ты сам, я просто показал тебе в момент твоего сомнения как всё будет, но ты можешь всё вернуть, Ваня, ты можешь встретиться с ней и может быть жизнь твоя пойдёт по другому сценарию…Я же не знаю, Вань, я же только один вариант событий тебе показал…
-Нет, — без сомнений сказал я, — спасибо, Полкан, что вправил мне мозги.
-А я и не вправлял, Вань, ты сам подумал и выбрал свой путь. Ладно, идти надо, я ненадолго, да и тебе спать нужно, но ты помни, Вань, я всегда рядом…
— Полкан, а ты кто?
-Я? — пёс поднял хвост, посмотрел на него, потом на лапу, — я, Вань, собака…на данный момент, а так…я Хранитель.
-Чего?
-Ни чего, а кого, я твой Хранитель Ваня.
-Ты…ты мой ангел?
-Ну да…
-А почему ты в таком виде?
-Не знаю, захотелось, вспомнил, как ты мечтал в детстве о собаке, вот и…ладно Вань, спи.
-Ты придёшь — спросил засыпая я.
-Я и не ухожу…
Утром я встал с непреодолимым желанием завести собаку. Оксана меня с радостью поддержала, Машке мы не говорили.
Сколько же было радости и у ребёнка, и у нас, когда дома появился щенок.
-Как назовём, Маш?
— Полкан, — не задумываясь ответила дочь.
— Странное имя, — удивляется жена, — будто из детства, где ты такое услышала.
Дочь пожала плечами и увлечённо начала играть с…Полканом.
-Папа, — сказала мне вечером Машка, по секрету,- он ко мне приходил, во сне, только уже большой.
-Кто, Маш?
-Ну Полкан, он сказал что всегда рядом будет, а ещё…мне такой страшный сон приснился, будто ты живёшь отдельно, с другой тётей…а мы отдельно с мамой…
-Это сон, Машка!
-Конечно сон, но он страшный.
-Больше тебе не будут такие страшные сны сниться.
-Обещаешь?
-Обещаю…
Мы с Машкой больше не видели страшных снов, Оксана я думаю тоже…
А Полкан?
Так он рядом, и тот, и этот…
