— Мой тебе совет, Глеб — забей. Даже не смотри в её сторону. Такие, как Лера, для семейной жизни непригодны. Это же типичная продажница, понимаешь о чём я? — говорил друг, выпуская дым в открытое окно машины.
Они стояли на офисной парковке и Глеб, зависнув над сообщением от Леры, решал — позвонить, нет? Она предлагала начать всё заново, но уже серьёзно — это легко читалось между строк.
— Ну попользовался ты ею полгодика по обоюдному, между прочим, согласию. Она тебя сама на длинном поводке держала, — продолжал нудеть друг. — Сколько денег она из твоего кармана высосала за тот период, так сказать, свободных отношений? Наверное, рыбы покрупней не нашла, а часики тикают, вот и взялась заново.
— Да какие там часики, ей всего двадцать семь, она ещё красивее стала, — не согласился Глеб. — Всё, помолчи, наберу её.
Глеб приложил телефон к уху, нацепил на лицо дежурную улыбку. Друг Серёга махнул на него с досадой и высунулся подальше в окно. Противно было слушать сладко-задорный голос Глеба, которым он договаривался о встрече с Лерой. Серёга прекрасно знал, что Глеб, как и он, устал за день похлеще собаки, ещё и начальник им выговаривал, грозясь увольнением. Друзья задержались в офисе на три часа, чтобы исправить рабочие косяки. Какой уж может быть задор и весёлость после такого напряжённого дня? Но это же ЛЕРА. Лерочка. Валерия! Королева всех клубов и самопровозглашенная звезда!
Глеб отложил телефон, постучал нервически по панели приборов. Взглянул на друга.
— Не одобряешь?
— Не-а. Шкурка она, повторяю. Шкурье.
— А может завидуешь?
— Вот ещё!
— А если я женюсь на ней?
— Да женись ты хоть на принце Уэльском! Только мне потом не ной, когда эта Лера кинет тебя в трудную минуту.
— Трудной минуты не будет. Жизнь только начинается, а до старости я не доживу — у нас в семье все мужики подыхают к шестидесяти.
— Ну до этого тоже, знаешь ли, дожить надо, — проворчал Сергей. — Ладно, заводи уже тачку, я жрать сильно хочу.
По дороге Глеб прокручивал в голове всю историю их отношений с Лерой. Познакомились они в клубе, Лера там была первая звезда. Она обожала мужское внимание, купалась в лучах восхищенных взглядов, а где ещё можно так блеснуть и затмить соперниц, как не в ночном клубе. Глеб тоже парень не последний — не красавец, но обаяние есть, а также крепкая фигура, своя квартира в наследство от бабки и хорошая зарплата с перспективами на постоянный рост. Все эти факты Лера высекла быстро, а также удостоверилась в них: Глеб ничего не скрывал, рассказывал и показывал как есть, возможно хвастал немного или набивал себе цену, стараясь подцепить на крючок красотку. Просто Лера спрашивала, а он отвечал — это честная в определённых кругах игра. Лера должна была знать насколько выгоден её кавалер.
Она мурыжила Глеба полгода, периодически то исчезая, то появляясь опять, и Глеб ничего не мог ей предъявить — они сразу договорились, что отношения будут свободными.
Когда два месяца назад Лера без объяснений порвала с ним всякую связь, Глеб особо не расстроился. Ему нравилась эта девушка, даже очень. Лера вызывала в нём трепет, дарила минуты блаженства, Лера была мечтой, но… Глеб все это уже видел и вкушал: он был молод, пресыщен благами, перспективен и психически крепок, он был хорошим человеком в душе, но жизнь в большом городе и громко пульсирующий ритм столицы кого угодно сделают более жёстким, циничным и практичным и в то же время более гибким, способным адаптироваться ко многому и принимать решения с холодным умом. Это не хорошо и не плохо — это условия, выдвигаемые узкой средой, при которых можно добиться успеха. У них с другом были свои заезженные девизы: «Держать руку на пульсе. Быть в тренде. Греби, дружище, пока есть воля и силы, со всей мочи греби.»
На фирму Глеба устроил через знакомых отец, а Глеб, показав себя молодцом, протащил туда своего лучшего друга Серёгу.
Во втором акте пьесы Лера вела себя иначе, чем в первом: стала ласковой и внимательной, первой призналась Глебу в любви, говорила, что он тот единственный, кого она так долго искала… Много позже Глеб случайно выяснил, что у Леры в тот период начались проблемы с деньгами: за жильё нечем платить, работы достойной нет (жена бывшего любовника выперла Леру из бутика одежды), а Глеб у неё был первым в списке жертв, потому что действительно ей нравился. К тому же Лера была приезжей, у неё не было никого из родни.
Через два месяца бурных свиданий Глеб очнулся в ЗАГСе — они подавали заявление. Да нет, всё правильно, так и должно было быть. Он уже и не представлял никого подле себя, кроме Леры.
Она казалась идеальной женой: внимала жизненным принципам Глеба, а были они у него довольно сформировавшиеся и твёрдые, отпрашивалась на посиделки с подругами, не отходила от него ни на шаг, если Глеб был не на работе. По-другому, в общем-то, и не могло сложиться — Глеб был отнюдь не рохлей, не подкаблучником, сильно прогибаться под кого-то не привык, являлся самостоятельным и целеустремлённым мужчиной, имел характер победителя и вообще любил держать жизнь за хвост.
— У нас в семье как я сказал, так и будет. Последнее слово за мной, — делился Глеб с другом.
— Да ну, — не мог поверить Серёга. Образ Леры, который у него сложился, не вязался с тем, как она вела себя в браке.
— Лера со мной особо не спорит, у неё просто доводов рациональных нет. И в клубы она больше не ходит, ибо раньше зачем она их посещала? Для знакомств. Цели больше нет, понимаешь. Нет, она пару раз заикнулась, но в результате мы просто вместе провели выходные, погуляли отлично, сходили на балет.
— На балет?!
— Да… Надо же приучать её к прекрасному.
И Глебу льстило, что Лера жертвует на него столько времени, ведь она была ого-го какая фифа, эта Лера, по крайней мере умела создавать вокруг себя флер неповторимой, кусачей обольстительности. Она была на вершине всего и вся. И вот это-то и подкупало Глеба — что он обуздал её, такую самодовольную, что Лера ему покорилась и стала следовать его правилам игры.
Через полгода после свадьбы Лера прощупала в душе Глеба нужные кнопочки и научилась незаметно на них давить. Периодически в их жизни снова стало появляться место для клубов, Глебу казалось, что это лишь крошки с барского плеча. Почему бы не порадовать любимую жену? Леру так и манило в подобные места, где шум, разврат, похабные лица, где она могла лишний раз убедиться, что по-прежнему осталась королевой и имеет успех у мужчин. Конечно, она всех отшивала, показывая кольцо, но внимания сам факт… И всё же большую часть выходных они проводили вместе и как-то Глеб обмолвился, что не против завести ребёнка. Лера тоже оказалась за.
К вопросу подошли серьёзно — сделали обследования. Первая попытка зачать увенчалась успехом. Лера, искренне волнуясь, сказала:
— Милый, у нас будет ребёнок!
И показала Глебу тест с двумя полосками. Глебу казалось, что жизнь его похожа на сказку: всё есть, жена красавица, да ещё и ребёнок — продолжение его самого! Чего ещё можно желать?
Со всей ответственностью Лера принялась готовиться к материнству: бросила пить и баловаться сuгаретами, отдала всю себя на семейный уют и быт, с увлечением обустраивала детскую. Глеб её поддерживал, помогал, потакал беременным капризам. У них родилась здоровая девочка.
После родов на Леру накатила послеродовая депрессия, она стала более капризной, появились слезы, истерики и хотя ей помогала и няня, и мать Глеба, оказалось, что все они только раздражают Леру и вообще всё дело в том, что она утратила былую привлекательность, перестала нравится себе. Так в жизнь Леры ворвался фитнес, психологи и ударные посещения косметологов вкупе с салонами красоты. Все выходные Лера посвящала себе, а Глеб сидел с ребёнком. Он очень привязался к малышке, девочка казалась ему идеальным творением, это была его душа, его самая сильная любовь, ради которой он готов был свернуть горы. Глеб никогда не чувствовал ничего подобного прежде.
Через полгода фигура и внешность Леры были полностью восстановлены и опять началась идиллия, настоящее семейное счастье и Лера, гордясь, говорила:
— Мне все завидуют! Все подруги! И даже мама! — хвасталась она. Зависть других была для неё важнейшим мерилом успеха.
Всё началось, когда ребёнку исполнилось полтора года. У Леры росли запросы, а Глебу предложили повышение — должность начальника — и он согласился, потому что покрывать возрастающие потребности семьи своей бывшей зарплатой получалось впритык. Глеб, который считал себя мужчиной не на словах, а на деле, всё старался сделать для того, чтобы сохранить картинку идеальной семьи.
Он уже был хорошенько прощупан Лерой и даже не замечал какую она имеет над ним власть. Глеб был львом, который позволил питону обвиться вокруг себя. Он до последнего думал, что питон полностью под его контролем и змея действительно набрасывала свои кольца только там, где позволял ему лев… Но теперь питон опутал льва так сильно, что мог начинать душить, требуя своё. Он сковывал попеременно то одну, то другую львиную лапу, давил на горло, а лев рычал, но терпел, и в упор не видел западни — он делал всё, чтобы сохранить иллюзию своего главенства.
Для начала Лера накинулась на родителей Глеба.
— Они меня не любят, считают выскочкой, капризной принцессой! Мама твоя постоянно рассказывает, что она занималась ребёнком сама и всё успевала, она намекает, что я лентяйка, плохая мать! Говорит, что я похожа на дорогую ш**ху!
— Так и говорит?
— А что ещё могут значить её слова, цитирую: «Не понимаю, Лера, зачем тебе постоянно необходимо выглядеть на все сто? Ты уже замужем, обычно девушки так сильно стараются, когда пытаются кого-то найти».
— Это вырванные фразы, ты придираешься, никогда не замечал за родителями неуважения по отношению к тебе. Если бы мама имела к тебе претензии, то высказала бы их мне. Я вижу только, что она помогает тебе по мере возможностей и любит Нику.
— Нет, они меня не любят, не уважают, они не внимательны ко мне! Почему ты всегда на их стороне?
Дошло до того, что Глеб испортил отношения с родителями, они отдалились и вместе с тем связующая родственная нить между ними натянулась, грозясь оборваться.
Но Глебу было не до мамы и папы — с новой должностью у него не оставалось времени даже на самого себя. В работу Глеб ушёл с головой. Порой он силился вспомнить когда же у него был в последний раз выходной — не припоминал. Жизнь вне работы проходила урывками, скачками, он напрягал себя до предела, усталость становилась перманентной — она сопровождала Глеба всегда. Лера послабления не давала:
— Купи шубу, машину отдельную для меня, чтобы я могла передвигаться по городу с дочерью! Одежда нашей Нике нужна самая лучшая, чтобы все от зависти лопнули!
Да что там! Глебу не жалко — это же всё во благо семьи! Как мужчина он старался все это для них приобрести.
Заработок у Глеба стабильно рос, а вместе с ним росло и внутреннее напряжение: все-таки должность начальника, звонков по сто штук на день, разнарядка, серьёзное производство. Неудивительно, что характер у Глеба стал портиться, появилось больше жёсткости, требовательности, случались и вспышки гнева. Он был как палочка, которая от неимоверного трения пускала дым. Эта палочка в любой момент могла вспыхнуть огнём, разгореться и… обернуться в пепел за считанные минуты. Ему бы хоть дома расслабиться, урвать крохи эмоционального комфорта, но там его встречала с упрёками Лера.
— Ты перестал мне помогать! Фу, какие мы стали высокомерные и важные! Не огрызайся на меня!
Глеб всё понимал — Лера дома сидит с ребёнком, ей тоже не ахти… Старался перед входом в квартиру нацепить лёгкую улыбку, был наигранно весел и припасал шутки для Леры, но она опять была недовольна:
— Надоело мне дома! Хочу учиться! Выучи меня на парикмахера и открой мне личный салон красоты!
Потом Лера начала ныть, что район, в котором они обитают, ниже её достоинства, и ей не по статусу ходить в своей пафосной шубе по занюханному тушинскому гетто…
Глеб стал ловить себя на мысли, что вообще не хочет возвращаться домой, ведь нигде ему покоя нет: приходишь и так набегавшись, весь вымотанный, и начинаешь выслушивать упрёки, потом с чувством долга и вины носишься по дому до одиннадцати ночи, падаешь в постель, а в шесть утра снова повторяется день сурка.
За шесть лет такой беготни Глеб успел купить для Леры: несколько самых последних и дорогих телефонов, машину, квартиру в понравившемся ей районе, оплатил учёбу и организовал ей рабочее место. Шубы, золото и новый гардероб каждый месяц просто уже не шли в расчёт. Редкие выходные Глеб проводил только с ней и ребёнком, друзья были забыты, но изредка выбирались вместе на праздники. Так и жил он ради семьи, выжимал из себя последние соки, потом, правда, при ссорах выяснялось, что он эгоист и жил только ради себя.
Но это ещё предыстория. По-настоящему всё началось, когда Глеб уже был полностью истощён от напряжённой работы, а главное, от такой семейной идиллии. Сил у него не хватало даже на супружеский долг, хотя Лера, насидевшись дома, часто требовала его исполнения.
— Что ты всё кашляешь? Заболел? Не подходи близко к Нике, не зарази её!
— Не знаю, вроде бы нормально себя чувствую, признаков простуды не ощущаю.
Глеб всыпал в себя таблетки, пил сиропы и продолжал пахать, пахать… Кашель не проходил ни через неделю, ни через две, ни даже через месяц. Он обратился в клинику, прошёл обследование… У Глеба обнаружилась опухоль. И понеслось…
— Я буду с тобой до конца. Мы справимся, — заверила его Лера.
Они ждали окончательных результатов анализов о характере опухоли.
— Я буду лысым, как шар для боулинга, хе-хе. Будешь, Ника, рисовать на моей лысине.
Он даже тогда не унывал, старался шутить, чтобы Лера сильно не переживала.
Оказалось лимфома. Это злокачественная, агрессивная опухоль, от которой атипичные лимфоциты распространяются по всему телу с током крови. Глеб, не веря своим ушам, слушал врача:
— Высокий риск образования метастаз в других органах… Большой уровень смертности… Лечение нужно начинать немедленно.
Глеб стойко выдержал шесть курсов химиотерапии. Облысел, исхудал, пахнуть стал дурно. Лера прочитала в интернете, что онкобольные начинают себя жалеть, поэтому спуску не давала, по-прежнему обвиняла его во всех грехах: не помогаешь, притворяешься слабым…
— Не ты один здесь устал!
Во время прохождения курсов у Глеба было время, чтобы подумать о своей жизни. Да, он виноват, есть и его косяки в отношениях, вот выздоровеет, и начнет всё исправлять: будет больше вкладывать в отношения, с дочерью проводить больше времени, повезет семью на отдых, а на работу забьёт, откажется от должности начальника. Неплохо было бы перевестись на прежнее место, жаль, друг Серёга больше там не работает — он ушёл в другую компанию, виделись очень редко — пути разошлись. В один день Серега приехал к нему в больницу, узнав через знакомых о беде друга. Глеб не хотел посвящать его в свои проблемы, думал рассказать постфактум, когда всё будет уже позади.
— Ты же говорил, чтоб я тебе не жаловался. Я помню, — объяснял с улыбкой Глеб. Он старался на людях бодриться, не привык выглядеть слабым, противно видеть себя таким со стороны.
— Ты это брось и знай — на меня всегда можешь рассчитывать, — положил ему руку на плечо Серёга, а потом наклонился, уткнулся лбом ему в лоб, и, едва сдерживая слезы, выдавил: — Мы с детства одна команда, мало ли что дальше. Держись, брат, и помощью моей не брезгуй. Не обижай меня неверием. Уговор?
— Спасибо, друг, — расчувствованно пожал его руку Глеб.
Вот такая поддержка, без фокусов, без притворного незамечания серьёзности ситуации — это было то, чего не хватало Глебу за все годы брака с Лерой. Серёга, он такой человек, возможно единственный, который никогда не искал корысти в отношениях с Глебом. Жаль, что осознаешь такие истины особенно остро только в самый трудный час.
Болезнь вроде бы отступила — опухоль исчезла. Глеб стал возвращаться к обычной жизни, работал из дома. Часто жена оставляла ребёнка на него и Глеб возил Нику на занятия, старался уделить ей побольше времени — он уже понял, как быстро может всё оборваться. Через месяц на контрольном обследовании выявили рецидив, размер опухоли снова был почти такой же.
Когда узнаешь о подобном диагнозе в первый раз — это шок, но когда во второй — это катастрофа. У Глеба крышу снесло, с ним впервые случилась истерика: слезы, крики, стресс неимоверный. Он был к этому не готов… Лера начала его жалеть, заверила, что поддержит, чтобы он не сдавался и не боялся ничего, но…
— Думай о нас, о ребенке думай, ты же не хочешь оставить нас без средств к существованию? Поэтому на всякий случай перепиши на меня квартиру, которая в Тушино. Мало ли что… Не хватало мне проблем с наследством. И накопления переведи на мой сберегательный счёт, не хочу потом тягаться с банками, доказывать этим собакам, что я не верблюд.
— После моей смерти всё имущество и так достанется вам, зачем тебе это? — не понял Глеб, — и вообще я умирать не собираюсь, не хорони меня раньше времени.
— Нам, ага! А твои родители? Они тоже могут подать на наследство!
— По себе не суди, мои родители никогда так не поступят. Ничего я делать не буду, вас не брошу, выкарабкаюсь.
И пошло-поехало: Глеб снова начал бороться с болезнью и параллельно с истериками Леры. Вместо того, чтобы поддержать мужа, Лера закатывала ему скандалы, высасывая из него последние силы на восстановление.
— Как мы будем жить без тебя? Кто будет нас обеспечивать? У меня стресс похлеще твоего! Ты-то умрёшь, а мне жить дальше! Мог бы хотя бы квартиру переписать, чтобы мне спокойнее было! Почему ты такой эгоист? Надоел своими болячками, только о себе и думаешь!
Давление Леры дошло до того, что Глеб на нервах выкрикнул:
— Всё! Не могу больше. Я с тобой развожусь.
Впоследствии Лера не раз припоминала ему эти сказанные в минуту срыва слова.
Взяв себя в руки, Глеб прошёл ещё четыре курса другой химии. Очередной рецидив наступил сразу после окончания лечения.
На втором рецидиве Глеб мысленно сдался. Он попрощался и с жизнью, и с родственниками, и с друзьями… Их поддержка была для него проявлением жалости, не больше. Он уже не верил, что удастся преодолеть болезнь. Он лежал в больнице и каждый день его кто-то навещал, особенно родители и друг Сергей. Все приходили к нему, кроме Леры — она переживала за своё психическое состояние, для нее это стресс, а надо думать в первую очередь о будущем для себя и ребёнка.
Сергей искал информацию, мониторил варианты по восстановлению. Он приходил к никакущему, сильно исхудавшему Глебу, кормил его свежевыжатыми соками и самой вкусной и полезной едой. Говорил:
— Есть разные реабилитационные центры после химии, я подобрал один, самый лучший. О деньгах не думай, я с женой все обсудил…
— У меня есть деньги, — перебил его Глеб. — Но ни к чему всё это. Ты же видишь…
— Ничего я не вижу, мы тебя вытащим, у нас вся жизнь впереди. Мы с тобой еще в горы сходим, Эверест покорим, помнишь, мы мечтали мальчишками?
— Серёг, спасибо, но…
— И ещё одна вещь. Мне посоветовали один монастырь. Съездим туда, поживём с монахами, я отпуск возьму на сколько потребуется. Говорят, в этом монастыре здорово очищают сознание, а если уж я в подобное поверил, который Бога отрицал…
— А теперь, значит, в Бога уверовал?
— А теперь я ему молюсь каждый день, захожу около дома в церковь.
— Правда?
— Да, Глеб. Ну ты че, дружище…
Сергей отвернулся, сглотнул, продолжил сдавленным голосом:
— Ты не умрёшь, слышишь? Я тебе не позволю. Ты же брат мне самый настоящий. Ты должен жить.
Химия проходила курсами: двадцать пять дней в больнице, неделю дома. После первого курса Лера сказала, что больше таких издевательств не вынесет — она убедила Глеба проводить неделю восстановления в тушинской квартире, подальше от глаз ребёнка.
— На тебя же больно смотреть, Ника от твоего вида расстраивается, — пояснила Лера. — К тому же супружеский долг мне больше не важен, ты всё равно не в состоянии его выполнить.
Глеб над последним пунктом задумался, возникло первое подозрение, но силы на споры отсутствовали.
С Глебом стала жить его мать, помогала сыну собирать себя назад по крупицам, чтобы вынести следующий удар убойной химии. Сергей тоже заезжал и это были для Глеба лучшие часы — друг умел отвлечь его от мрачных мыслей, не давал раскисать, можно сказать, только оптимизм Сергея и удерживал Глеба над бездной отч.аяния, заставлял поверить в будущее. С Сергеем Глеб вспоминал вкус победы и успеха, и простого, искреннего смеха, привкус близкого счастья, которое притаилось за поворотом и ждёт его, и Глебу осталось совсем немного, чтобы до него дойти.
Тем временем у Леры появилось много свободного времени и Глеб умолял её заняться ребёнком, не бросать бассейн, рисование и танцы, но Лера пустила развитие девочки на самотёк, забросила все кружки и первоклассница Ника оставалась в школе до вечера на продленке.
— Нам ездить на эти кружки далеко. Мне некогда, я занимаюсь карьерой, возможно в скором времени мне придётся самой нас обеспечивать, я должна быть к этому готова, — парировала Лера, при этом она продолжала пользоваться сбережениями Глеба, тратила не меньше, чем до его болезни и обвиняла мужа, что он открыл для нее салон в неудачном месте, дохода почти нет.
Пока Глеб лежал в больнице с сильными побочками и ничего не мог поделать, Лера начала гулять с подругами, в её жизнь снова ворвались ночные клубы. Глеб звонил ей по вечерам, слышал шум улицы и музыку, спрашивал где она, но Лера бросала трубку и орала:
— Ты уже достал меня контролировать!
Глебу этих сведений хватило, чтобы понять какой жизнью начала жить Лера.
После третьего курса высокодозной химии Лера обнаглела вконец: посылала Глеба открытым текстом, обвиняла за те грехи, что были до болезни, мешала его, обессиленного, с грязью, при этом не брезговала пользоваться его банковской картой с оставшимися накоплениями семьи. То есть даже из больницы Глеб продолжал её обеспечивать.
Так как Глеб лежал в никакущем состоянии в больнице и был виноват уже во всём, он решил немного покопаться в личной жизни Леры, проверить её на верность. Связи и возможности для этого были. Так обнаружились переписки Леры с разными парнями, один из них написывал ей «скучаю, жду в кроватке». Глеб устроил Лере небольшой разнос, но она отвертелась, заявив, что это какой-то дурачок малолетний фантазирует, мало ли что могут выдумать дети. Глеб не особо поверил, но выбора у него не было.
После четырёх курсов химии Глеб вернулся к жене и дочери, он хватался за иллюзию жизни, старался верить, что всё у него будет хорошо. Ссоры между супругами оставались частыми: Лера пылила, а Глеб тоже не мог себя сдерживать из-за расшатавшейся психики и сильной физической слабости, которая сама по себе вызывала раздражение. Душевный покой, необходимый Глебу, был только сказкой, несбыточной мечтой. Лера стала к нему холодна. Радовала только дочь, она была сильно привязана к папе.
С того дня, как Глеб застал жену за перепиской, прошёл месяц. Лера уверяла его, что всё в прошлом, показывала очищенную историю телефона. Они судорожно пытались наладить отношения, выбирались куда-то вместе, но Глеб чувствовал между ними преграду. В первые же выходные Лера начала собираться в клуб, причем Глеба она не спрашила. Глеб сказал твёрдое «нет». Расстроенная Лера ушла курить в машину.
— Кому ты звонила?
— Никому.
— Давай телефон, покажи.
— Не лезь в мою личную жизнь!
— Личную? Личную?! Телефон давай сюда, иначе карты заберу и не увидишь от меня ни копейки.
Лера швырнула ему телефон и пока Глеб в нём копался, жена собрала небольшую сумку и заявила, что уходит, жить с ним больше невыносимо.
— Ключи от второй квартиры отдай, или мы будем с Никой жить в машине.
Глеб пробил номер, по которому звонила Лера — оказался тот же малолетка. Он еле сдержал слезы. Всё рушилось, рассыпалась вся жизнь, стиралась последняя иллюзия семейного счастья. Он очень любил ребёнка… Что будет с ними? Стало жалко себя.
После очередного обследования ничего нового не обнаружилось. Глеб стал ждать трансплантацию, самую сильную и опасную процедуру из всех. Поддерживали его всё те же родители и Сергей, не давали до конца упасть духом. Он ограничил в деньгах жену, стал выплачивать только сумму на ребенка, тем более сбережений оставалось не так уж много, а просить у кого-то Глеб не хотел.
На трансплантации Глеб буквально умирал, он не понимал закончилась ли его жизнь или ещё нет. Лера стала звонить, спрашивать о здоровье. Глеб понимал, что ей попросту хвост прижало, денег стало не хватать… Но игнорировать её звонки он не мог, голоса любимых девочек, особенно дочери, давали ему силы на борьбу, кажется, он и выжил в тот период благодаря им. Иллюзия нужности… Нет, дочь-то его любила, все слова её были искренни, а вот Лера…
Там же, в больнице, Глеб едва не свихнулся окончательно. Он твёрдо решил, что когда выпишется, снова попытается всё восстановить, ему была невыносима одна мысль жизни без дочери, он готов был на всё лишь бы быть рядом. Но психическое состояние играло с Глебом злую шутку: при виде ребёнка, при голосе Ники, в глазах Глеба чётко обозначались слезы. Дочь стала смыслом его жизни, он сделал Нику своим светом, тем человечком, который выведет его из тьмы и который одновременно сам нуждается в Глебе. Иногда Глебу казалось, что это не он заботится о ней, а она о нём: смотрит на него до боли влюбленно, как мать на сына, успокаивает, гладит, говорит, что он у неё самый любимый мужчина на свете и она всегда-всегда хочет быть рядом с ним.
После выписки Глеб вернулся домой сплошным скелетом, но за месяц восстановился. Под предлогом того, что нужно работать, Лера часто привозила к нему дочь и девочка заботилась об отце, как взрослая, между ними ещё больше укреплялась связь. С Лерой они тоже начали общаться, она утверждала, что кроме него у неё никого нет, но ей очень тяжело без близости. После недвусмысленных намёков Глеб всё понял. Он не стал падать на колени, умоляя ее вернутся, но надежда на семью вновь толкнула его в объятия Леры, он видел, что и дочь этого очень хочет: смотрит на них, обнимает обеих и спрашивает когда же они снова будут все вместе. Он вновь стал спонсировать Леру, взамен она дарила ему жалкую иллюзию надежды, иногда наезжая, даже готовя что-то, но дома никогда не ночевала, говорила, что нужно работать, а если ложилась с Глебом в постель, то летала где-то в облаках. Сергей в это время безуспешно пытался вытащить друга из этого протухшего болота, постоянно нудел в своей манере о каком-то монастыре и реабилитационном центре, но Глеб не мог оторваться от осколков своей семьи.
Очередной рецидив произошёл довольно рано. Глеб даже не огорчился, принял как данность и начал делать лучевую терапию. После курса вернулся в свою старую квартиру. Лера приезжала, обнимала, оставляла дочь, готовила ему и убирала, но оказалось, что так она отрабатывает вложенное в нее финансирование — уже через неделю она призналась, что у неё есть другой, тот самый сопляк.
— Мы вместе уже почти год и всё время без тебя я проводила с ним. Пойми, я правда пыталась всё наладить с тобой, но чувств нет.
— Врать уже бессмысленно, — не поверил Глеб. — Ты специально поддерживала у меня иллюзию, что семья восстановится, чтобы тянуть из меня деньги и оставлять на выходные ребенка. Ведь так?
— А за какой счёт, по-твоему, я должна всё вот это поддерживать?! — возмущённо тряхнула Лера всем телом, демонстрируя свою красоту.
Одним махом разрушился в голове у Глеба карточный домик их семьи. Он сказал себе твёрдое «стоп». Он долго думал и набрал номер друга.
— Привет, Серёга. Куда ты там хотел меня увезти? Ещё в силе? Да… Я хоть завтра готов. Теперь уже всё равно.
Глеб уезжал, не веря в исцеление. Он попрощался со всем, что было дорого, и забил на очередное обследование. А зачем оно надо? Глеб и так знал примерно, что у него найдут. Он решил, что больше бороться не будет.
И там, в тихой обители природы, молитвы и покоя, он выключился. Настал в его душе позабытый покой. Прошлая жизнь, она как бы и не его была — Глеб вспоминал о ней, как о чьей-то чужой истории. Да и вообще почти не вспоминал. Словно лента жизни отмоталась назад, и он вновь в той машине на парковке с другом, и Серёга курит в окно, а Глеб читает сообщение от Леры… и решает, что не стоит звонить. Не осталось того выгорания от работы и отношений, не осталось бешенной гонки… В памяти осталась только дочь Ника. Она одна была и есть настоящей, искренней ,а остальное — чёрная пыль.
Когда они вернулись домой через месяц, Глеба было не узнать: он посвежел, взгляд стал спокойным и мирным, приосанился, вернулся непритворный задор. Он не хотел и боялся идти в больницу, старался об этом не думать, решение не продолжать лечение у него осталось, но Серёга его убедил… Всё было чисто. Новых образований нет. Пока нет.
С Лерой их развели. Она оттяпала половину той купленной в браке квартиры и они продали её, поделили деньги пополам. Глеб стал зарабатывать мало, алиментов платил немного, да и зачем много платить, если дочь половину времени с ним и он ей всё покупает?
Привыкшая жить на широкую ногу Лера быстро промотала вырученные за квартиру средства. Молодой любовник был ей в этом помощник. Она действительно была влюблена в него — кошкой. Глеб не думал о ней особо, но по виду подозревал, что она подсела вместе с мальчиком на вещества. И как-то вышло так незаметно, что дочь стала на постоянной основе обитать у Глеба. Лера появлялась в их жизни всё реже, а потом и вовсе исчезла — словно и не было её никогда, словно её, не выдержавшую схватки со временем, унесла своим не терпящем слабости течением строгая и безжалостная, что река.
