Они стояли в комнате в окружении упакованных вещей и у обоих было на душе паршиво. Рената старалась не смотреть на мужа. Он не виноват. Он не специально, но… Всё разрушилось, просыпалось сквозь пальцы, как песок: его работа, её бизнес, их планы. А теперь и дом, который был для неё слишком дорог. Они вынуждены были продать его из-за долгов. О, сколько сюда было вложено! И теперь этот дом уходит из их жизни навсегда, а им придётся всё начинать с нуля.
Юра обматывал скотчем очередную коробку и Рената видела как нетвёрды его движения, он словно пытался оттянуть момент, словно ждал, что кто-то скажет ему: «Стоп! Баста! Произошла ошибка, ребят! Остаёмся на своих местах!» Но нет… Они действительно потеряли всё.
Рената уже устала от всей этой возни, от сбора вещей, от ощущения, что этот дом, в который они вложили так много сил, уходит из их жизни навсегда. В окна уже не поступал солнечный свет — солнце, махнув последним лучом, спряталось от них за сосновым бором. Комнату окутало сумерками. Рената подошла к выключателю и нажала на него.
— Что это мы в темноте…
— Точно, а я и не заметил, задумался, — отозвался Юра.
— Юр, всё, — сокрушённо сказала Рената и прислонилась спиной к стене. Она обнимала саму себя. В руках у неё была сильная усталость, а оставшаяся в зажатых пальцах верёвка, которой Рената перевязывала мешки с постельным бельём, медленно соскальзывала на пол.
Муж испуганно взглянул на неё.
— Что- всё?
— Кажется, я больше ничего не могу упаковывать. Давай сделаем перерыв.
Юра облегчённо выдохнул:
— А, ты об этом… Я уж подумал было, что ты меня бросаешь. Столько проблем я принёс нам — так что пойму.
— Ох, прекрати. Мы семья. Как иначе? — сказала она, опять вынужденно приступив к работе — чтобы пройти к входной двери, нужно было переставить картонную коробку с множеством мелких предметов. Рената несколько секунд смотрела на коробку, будто пытаясь понять, что ещё можно забрать с собой. На самом деле она просто забыла что сложила туда и пыталась вспомнить. «Лучшие воспоминания — вот что! — осенило Ренату, — магнитики с холодильника, рамки с с семейными фотографиями, рисунки младшего сына, которые он лепил в коридоре на стены при помощи бумажного скотча. Теперь всё это незначительное, но дорогое сердцу, будет пылится в гараже у родителей до Бог знает каких времён. А мы будем жить вчетвером в маленькой двушке…»
От очередного осознания полнейшего краха, Рената едва не расплакалась опять, но взяла себя в руки. Юра молча подошёл к ней, будто понял состояние жены по лицу, и обнял её за безвольно опущенные плечи. В его глазах тоже не было радости. Он чувствовал ту же боль, что и она, но по-своему старался держать себя в руках. Столько вложено сюда — и денег, и усилий, и душевного тепла, а теперь это всё придётся оставить. Они продали дом из-за него и чувство вины постоянно терзало Юру, не давая покоя. У него даже мысли были: а может повеситься? Хотя это уже ничего не изменит, надо было сразу после того, как его подставили на работе.
Абсурд начался два года назад. Юру подставили по крупному, на большую сумму, грозило уголовное дело. И Юра решил откупиться — занял деньги у старшей сестры на год, думал, утрясётся всё и отдаст. Не утряслось… От жены Юра свои финансовые проблемы поначалу скрыл, признался только, что с работы его уволили. Помыкавшись полгода туда-сюда, он нашёл неплохую работу, но чтобы хорошо зарабатывать, нужно было время. Сестра к этому моменту стала требовать деньги обратно. Все месяцы со дня его увольнения семью содержала Рената, вытаскивая деньги из бизнеса — она занималась продажей цветов. Прибыль у неё стала меньше, но им вполне хватало. И вот прошёл год с момента займа… Сестра Юры пришла за деньгами прямо к Ренате. Рената прочла расписку мужа и впала в ступор — кроме долга они должны выплачивать ещё и 5% от суммы каждый месяц.
Займ супруги стали отдавать частями, но слишком медленно — долг за счёт процентов рос, с сестрой переругались. Пошли угрозы о подаче на них в суд, ведь сроки по погашению вышли. Обстановка накалялась. Подруги советовали Ренате бросить мужа — пусть сам выкручивается, неудачник… Но для чего же тогда семья? Рената любила его, они были вместе со времён студенчества, самые близкие друг другу люди, все годы брака на полном доверии. Рената решила взять крупный кредит под залог дома и отдала деньги сестре мужа… К сожалению, отдать деньги банку Рената уже не смогла — дела на работе стали идти совсем плохо, вся выручка уходила на погашения. Бизнес её прогорел. Осталось им одно — продавать дом, который они построили сами на месте избушки-развалюшки, доставшейся Ренате в наследство от бабушки. После погашения кредита у них осталось денег только на скромную двушку в городе.
— Грузовик приедет завтра не в обед, а с утра, я говорил? — сказал Юра, оглядывая ещё не собранную часть вещей. — Может рано утром успеем что-то доупаковать? Пусть останется до утра так, словно это ещё наш дом.
Рената покачала головой. Она видела, как не хотелось мужу бросать всё то, что он воздвиг своими руками. Но всё уже решено. В жизни иногда происходят такие вещи, которые нужно просто сделать, приятные они или нет. И вот они стояли здесь, в доме, который несколько лет был для них не просто жильём, а частью их личной истории, и готовились распрощаться с ним.
— Я не хочу уезжать, Юр, — вдруг тихо произнесла она, чувствуя, как слова ранят прямо в душу так, что даже страшно произносить их вслух. — Также, как и ты — не хочу. В отличие от тебя, у меня здесь, в этом дворе, прошло всё детство. Но мы должны двигаться дальше. Чем дольше тревожишь рану, тем хуже она заживает… Давай покончим со сборами сегодня, но сперва я отдохну немного, я правда очень устала.
Юра не знал, что сказать. Он молчал, хотя его глаза тоже были полны боли. Больше всего он переживал за неё — за Ренату, потому что понимал, как тяжело она воспринимает расставание с этим местом.
— Ты права, — ответил он через некоторое время, его голос звучал устало. — Если тебе станет легче, можешь ещё раз поругать меня, обвинить во всём, и будешь права.
— Ты не виноват, что тебя подставили, — ответила она и взгляд её сделался совсем тусклым. Она заглянула в одну из коробок, хмыкнула о чём-то своём.
— Эту тоже можешь заклеивать. А я выйду, хочу подышать.
Рената не хотела говорить о том, что тревожило её внутри. Юра был честным человеком и именно эта честность и сыграла с ним злую шутку. Если бы Юра был более настороженным, более осторожным в своих делах, возможно, они бы не оказались в этой ситуации. Он жалел её, поэтому ничего не рассказывал. Жалел, потому что любил. И поэтому Рената не могла его винить до конца. Их жизни развалились, как карточный домик, и сейчас нужно пытаться хоть как-то эти домики собрать, а не разбрасывать в бешенстве ногами порушенные доски.
Рената вышла, а Юра остался один в комнате, наполненной коробками и запахом пыли. Его взгляд остановился на окне, охваченном красным отсветом заката. Юра подумал о том, как здесь, в этом доме, ещё недавно всё было совсем другим: с кухни тянуло запахом вкусного ужина, дети носились по лестнице, гоняя кота… Юра часто ругал их — боялся, что упадут.
Рената спустилась с крыльца открытой веранды и направилась в сад. Небо было чистым, иссиня-чёрным, и если смотреть вверх, сквозь полуголые кроны деревьев, то кажется, что ветви не от деревьев расходятся, а словно прорисованы в небе чьей-то искусной рукой. Рената села на одну из детских качель и заметила, что уже вышла луна — тонкий серп в окружении нескольких скромно мерцающих звёзд. Было тихо, лишь ветер шуршал по засохшим листьям, которые лежали на земле, как забытые воспоминания. Она сидела, слегка раскачиваясь, думая о том, что произошло в её жизни.
Всё это было так трудно воспринять. Она чувствовала себя потерянной, как будто не могла понять, что происходит. Почему всё это произошло именно с ними? А так хорошо начиналось… Как так получилось, что они остались без работы, без дома, и теперь им предстояло уехать из места, которое было важной частью их самих, особенно её?
— Юр, ты выйдешь? — позвала она мужа, пытаясь на секунду вырваться из своих мыслей.
Юра появился рядом минут через пять. Он молча протянул ей кружку чая и сел на вторые качели, и также молча, как и Рената, стал смотреть на тающий в сумерках сад. В этом молчании было всё — вся тяжесть их отношений за последние два года, всей этой ситуации, всей жизни.
Рената попробовала чай кончиком языка — ещё горячий. Она смотрела луну, которая всё ярче светила на безоблачном небе. В глазах Ренаты стояли слёзы, которые она не хотела показывать. Она чувствовала, как тяжело ей внутри, как будто что-то отрывают от неё, что-то важное, без чего невыносимо жить. Этот дом был не просто зданием для неё, он был связующим звеном с прошлым, с бабушкой, с теми моментами, когда всё было проще, когда не было ни долгов, ни скандалов, ни этих предательств, которые разрушили их жизнь.
— Юр, что же будет с нами? Мы сможем когда-нибудь быть счастливыми? — спросила она тихо, почти шепотом.
Юра посмотрел на неё, и в его глазах было то же самое беспокойство, что и в её. Он не знал, что ответить. Он не мог ей дать обещания, что всё будет хорошо. Он просто сидел рядом, понимая, что и сам не знает, что делать дальше. В жизни так много неожиданных поворотов, и вот они оказались на перепутье. Он ничего не ответил. Рената вздохнула тяжело. И вдруг, как внезапно включившаяся на веранде лампочка, у Ренаты вспыхнуло осознание.
— Я говорила тебе, что именно здесь, в этом посёлке, я научилась ловить моменты истинного счастья? Старшие двоюродные сёстры научили. Идём с ними из леса с полными лукошками ягод, а они остановятся и говорят нам с братом: смотрите, какой закат красивый! Мне лет шесть, а брату три всего… И мы стоим, вдыхаем счастье этого огненного над дальним полем заката… Или капельками росы с утра стоим с сестрой любуемся, слушая свежесть наступающего дня, когда отведём коров в стадо и можно никуда не торопиться… Или, скатившись на лыжах с лесной горки, стоишь, дышишь и надышаться сосновым морозцем не можешь…
— Здорово… — согласился Юра, — у меня тоже такие моменты в детстве бывали. Больше всего запомнилось, и самое раннее, что когда папка приходил с работы, я бежал к нему навстречу, а он подхватывал меня на руки и сажал на шею — вот это было счастье. Ещё помню, как я от счастья плакал вместе с мамой — лет шесть или семь мне было.
— Это когда?
— Мы получили трёхкомнатную квартиру вместо своего барака, хотя уже не надеялись — в стране полная лажа, 1994 год… Мы зашли в неё с мамой, встали посреди коридора, не веря, что это теперь наше, и разрыдались, обнявшись. Ну мама первая начала… Теперь твоя очередь.
— Что?
— Следующее воспоминание!
Рената задумалась. Её память, как это часто бывает в такие моменты, не хотела поддаваться. Она ощущала только тяжесть и пустоту внутри, но она пыталась вытащить из себя что-то светлое. И вот вдруг она вспомнила.
— Мне четыре года. Просыпаюсь днем, после обеденного сна. Сонная… В окно бьет солнечный свет. Не могу понять где я — дома, в садике… И тут осеняет — у бабушки!!! Ура!!!
Юра, усмехнувшись, протянул ей руку. Они раскачивались в такт. В одной руке у каждого — чай, в другой — рука второй половинки.
— Послушай, а это не просто — вспоминать моменты счастья… Ну, ладно! Лагерь на Дону. Мне лет двенадцать. Мы с другом не спим всю ночь, болтаем, рассказываем друг другу истории из школьной жизни, и под утро крадемся по коридору, заходим в палаты и обмазываем всех зубной пастой. Потом несемся как два коня галопом в свою комнату и с разбегу прыгаем в кровати, даже не сняв тапочки. Незабываемо! Я еще никогда так не веселился!
— Я тоже про лагерь помню. В небе летит орёл, а мы стоим с подругой, обнявшись, смотрим в небо на этого орла и ощущение бесконечной свободы, счастья… И вся жизнь впереди.
— А когда мне уже было двадцать три… — начал Юра и Рената воскликнула:
— Ой, мы тогда уже вместе были! Интересно…
Юра улыбнулся.
— Зимний вечер, сумерки. Я быстрым шагом иду по Пушкинской на свидание с любимой. Вижу её в конце аллеи. Волны счастья захлестывают меня и я бегу, бегу к ней навстречу! Добегаю, подхватываю её кружу на руках. Пожилой профессор из университета улыбается глядя на нас, люди вокруг желают нам счастья. Никогда не забуду.
Рената, тронутая, только и смогла ответить:
— Я тоже… милый.
— Наша свадьба…
— Наш первый раз…
— Наш малыш…
— Помню, мне его принесли, а он такой маленький, сморщенный… — сказала Рената.
— И шея у него почему-то набекрень была, и такой недовольный, помнишь? Но МОЙ, НАШ. Я тогда чуть не задохнулся от счастья.
— Ага, чуть не задохнулся он… Забыл, что ты мне сказал, когда я сообщила тебе, что беременна?
— Конечно! Я сказал: «Офuгеть!» Я до сих пор фuгею! Как это у нас получилось — двоих подряд?..
Они вспоминали Средиземное море — две недели абсолютного счастья. Они вспоминали и Крым, как вставали в шесть утра и шли купаться. Нигде никого почти не было. Тишь, благодать, море прозрачное… Искупаются и идут вдоль берега… И однажды на пустой берег приплыли дельфины. Их было много и они прямо строем плавали туда — сюда вдоль берега.
— Нереальная картина, ты помнишь? — спросил Юра.
— Ага.
Вспоминали, как строили дом, как заезжали в него, трепеща от радости, как высаживали деревья в саду и ставили эти качели детям…
Чай давно допит. Рената смотрела на мужа и улыбнулась сквозь слёзы. В её душе было какое-то облегчение. Да, не всё так плохо. В конце концов, они уже прошли через многое. Какое-то странное счастье захлёстывало её волнами: всё хорошо, они живы, здоровы, дети в порядке. Это уже счастье.
— Я и ты, — сказала она, — и эти качели. Поздний вечер. Луна. Это очень глупо, но я чувствую, что счастлива в этом моменте. Он запомнится мне навсегда.
— Всё не так плохо, верно? — улыбнулся муж.
Они встали, обнялись и стали медленно танцевать, как пьяные.
— Мы ещё всё сможем, жизнь не закончена, — сказал Юра. — Я всё сделаю ради вас. Я исправлюсь.
— И я тоже. Мы всё сделаем вместе.
Они заснули, обнявшись, на диване, укрылись пледом, которым ранее просто застилали этот диван. Встали рано утром — на душе легко, даже весело. Быстро дособирали вещи. Так и запомнили стены дома последний день жизни в нём своих бывших хозяев — по весёлому голосу и смеху. Отдав вещи грузчикам, Юра и Рената сели в машину и поехали вперёд, в новую жизнь. Его рука лежала на её коленях, а по радио, точно в тему, звучала песня: «Итс май лайф!»
— Итс май лайф! — кричали они, как подростки, в оба горла, — И нам всё равно, что вы думаете! Мы живём как можем нашу жизнь!
И пусть она не такая уж идеальная, и пусть в ней будут ошибки… Но это их личная дорога, их судьба. Другой не будет. Жизнь вообще учительница строгая. Она не даёт уроков с повторами и наказывает больно за неверный ответ… И репетиторов тоже нет. Но до чего же она прекрасная… Она до того удивительная, что даже чёрные полосы — не всегда, но всё же — могут в один момент окрасится в белый цвет — смотря под каким углом взглянуть на них… и смотря чего ты ждёшь от неё, от судьбы своей… что ты хочешь увидеть в конце туннеля и на всём протяжении… Иногда достаточно вспомнить самые приятные моменты, чтобы понять, что счастье — оно рядом совсем. И в жизни всегда есть место для радости. И для света.
А какие моменты счастья больше всего запомнились вам, дорогие читатели? Что самое ранее можете вспомнить?
