Даша не сразу заметила, что мама вернулась с прогулки какой-то другой: глазки блестят, как у влюбленной школьницы, загадочная улыбка то и дело касается губ, делая всё лицо свежее и моложе. Даша могла понять, если женщина вступает в новые отношения в лет сорок, ну в пятьдесят ещё куда ни шло, но когда матери без нескольких месяцев шестьдесят… Зачем это ей? Даже представить, если честно, противно, что они будут делать в постели друг с другом… Это уже неприлично! Против природы! У них же там от возраста всё… непригодное… Да и кому может понравиться бабушка?
Когда пять лет назад не стало отца, ни у кого и мысли в голове не возникло, что Ольга Егоровна может отдать себя какому-то другому мужчине. Она и сама о подобном не думала: топила тоску по мужу в сериалах, телефонной болтовне, даче и, самое главное, в воспитании внуков. Ольга Егоровна была очень удобна и незаменима в роли бабушки. В тот день она как раз вернулась после «выгула» внуков. Вернулась другой.
— Вы сегодня прям долго, — притворно посетовала Даша, помогая снять сандалики младшей. На самом-то деле она была рада, что удалось поработать лишний час в тишине — она трудилась на удаленке.
— Погода хорошая, чего в квартире сидеть, — возразила Ольга Егоровна.
— И то верно. Дети, мыть руки, сейчас будем обедать. Саша, помоги сестре возле раковины. Ульяна, что у тебя в руках за веник? Ах, цветочки… Они уже никуда не годны, выброси их в мусор.
Тем временем Ольга Егоровна встала около зеркала и смотрела на себя и так, и эдак.
— Вообще-то они мои, эти цветочки, — бросила она с лёгкой обидой.
— Ой, мам, прекрати. Они их сейчас по всей квартире разбросают. Цветы всё равно жалкие.
Ольга Егоровна пожала плечом. Она трогала свои короткие до подбородка волосы, прищуривалась с хитринкой, вытягивала губы вперёд, уточкой, и старалась игнорировать свою печальную линию овала. Хотела бы она сейчас убрать с лица улыбку от которой, как ей казалось, образуются излишние лучики морщин в уголках глаз, да не могла. Она давно не чувствовала такого душевного подъёма и лёгкости, такого заразительного оптимизма. Хотелось радоваться просто так и по самому незначительному поводу. Ей очень нравился этот новый зажженный взгляд, этот блеск в глазах, от которого меркли возрастные дефекты. И когда у неё в последний раз гулял по щекам естественный румянец? То ли ещё быть могло! Да если бы она знала, что произойдёт подобное знакомство, хотя бы намёк на него, то непременно подкрасилась бы ярче и волосы уложила эффектнее при помощи фена, как делала каждый день до выхода на пенсию. Да и масочку можно было бы… и поспать ночь в хлопковых перчатках с питательным кремом, чтобы руки выглядели свежее… Маленькие женские хитрости, кто ими временами не брезгует? Но впервые за долгие годы на Ольгу Егоровну обратили внимание и без этого всего.
Настойчивый голос дочери вырвал Ольгу из задумчивости.
— Мам! Ты меня слушаешь вообще?
— А? Что?
— Я спрашиваю где хлеб, я просила тебя купить хлеба. Дети не едят суп без хлеба.
— Ой… Забыла, — сделала озорную гримасу Ольга Егоровна.
Дочь уставилась на неё, как на чужую. Мать никогда ничего не забывала, это был самый ответственный человек, обязательность зашкаливала.
— Во даешь… Ты как себя чувствуешь? Странная какая-то…
Наконец она заметила, что мама вся сияет. Такие резкие перемены у пожилых — дурной знак. Может сердце разошлось, давление подскочило, отсюда и красные щеки…
— Всё прекрасно! — заверила её Ольга Егоровна.
— Ладно, ты тут побудь… я сама выйду, — наклонилась к обуви Даша.
— Нет, нет! Моя ошибка! Тем более я не разделась, а ты в домашнем. Я мигом! — остановила её мать.
Она с лёгкостью, без привычных кряхтений, влезла назад в сандалии и игриво подмигнула дочери. Даша непонимающе моргнула.
В магазине Ольга Егоровна продолжала летать в облаках. Она прошла по одному ряду трижды, пока не вспомнила, что ей нужно что-то купить. Но вот что? Масло? Йогурт? Печенье? Яйца? Вроде бы яйца…
Так бы и вернулась Ольга Егоровна в квартиру дочери с одними яйцами, если бы не увидела выложенный перед ней на кассовую ленту багет другого покупателя. Поставив яйца на место, она взяла белый хлеб и опять спокойно предалась мечтам.
Ну до чего же милый, обаятельный мужчина заговорил с ней сегодня в парке! Да ей за пять лет не говорили такого количества комплиментов, причём явно искренних! Ольге Егоровне понравилось в нём всё: непринуждённая манера речи, простота, коротко подстриженные усы на манер чёлки, прибавляющие мужчине домашней солидности, и даже его возрастное брюшко показалось Ольге Егоровне уютным и милым, а главное, что покоряло сердце — это его заинтересованный, любующийся Ольгой Егоровной взгляд. И даже имя у этого седовласого джентльмена было особенным, с налётом сказочного принца — Эдуард. Ракитин Эдуард Васильевич — так он представился Ольге.
— Ты что ли в соседний город ходила? — ворчала дочь, принимая хлеб.
— Очередь была длинная, — уклончиво ответила Ольга Егоровна.
— Нет, мам, что-то с тобой не то, — продолжила она, дав по кусочку хлеба детям. — Давай рассказывай что там у тебя случилось? Кого-то из подруг на улице встретила и тебе рассказали занятную новость? Или в лотерею выиграла сто рублей?
— Какие лотереи, о чем ты, я никогда не велась на подобное, — отмахнулась Ольга Егоровна. Она уселась в кресло и, опустив глазоньки, стала разглаживать узор на своём летнем платье. — Просто… ну… Познакомилась кое с кем на прогулке. С одним приятным человеком.
— Ну-ну… Я рада, — улыбнулась Даша, по-прежнему не понимая романтической ситуации матери. — Нашли общий язык, да?
— Да, ты знаешь, так забавно вышло! — смущённо улыбалась Ольга Егоровна, сминая платье, — он, этот мужчина, тоже с внуком гулял.
— Мужчина? — насторожилась Даша.
— Ага. У тебя крем для рук есть? Дай, пожалуйста, кожа после мыла сохнет.
Даша кинула ей на колени крем. Ольга Егоровна начала втирать его по массажным линиям в кожу и продолжала рассказ:
— А в парке сегодня так чудесно было! И не жарко, и так красиво резались сквозь кроны сосен солнечные лучи… Я примлела на лавочке… Поглядываю за детьми, а сама вот как-то задумалась… о размере пенсии. Слышала, что обещали надбавку. И тут ко мне мальчик подходит лет пяти — с букетиком клевера! Ну ты его уже выбросила… Я так удивилась, поблагодарила, а он говорит : «Это мне дедушка сказал вам подарить!» А мужчина, он на лавочке напротив сидел, как засмеется:
«Ну всё! В партизаны тебя не возьмут! Сдавай оружие, солдат, и свободен!»
И сразу ко мне подошёл, спросил разрешения присесть. Такой галантный мужчина… Вежливый.
— Вот как? — иронично скривилась Даша, — а ты, мама, оказывается, не взыскательна. Много не надо — и клеверу рада из-под ног, как…
Даша осеклась, ибо чуть не сказала «как корова».
— А какая разница между веником за три тысячи и бесплатным полевым цветком? В затраченной сумме? — с обидой возразила Ольга Егоровна. — Я уже переросла эти глупости. Цветы часто дарят формально и очень редко от сиюминутного душевного порыва. И тем ценней невзрачный на вид цветок, потому что был подарен от сердца.
— Ничего не понятно, но очень интересно, — заметила Даша, закатывая глаза.
— Фу, какая пошлая, заезженная фраза, — строго приструнила её мать, — Не опускайся до мусорных перлов из интернета, не для того я тебе давала образование, — строго приструнила её мать.
— Ладно, ладно, молчу. Ну и что было дальше?
— Он уточнил какие из детей на площадке — мои. Сказал, что они такие же красивые, как мама. Представляешь, он подумал, что я их мать!
Тут Ольга Егоровна посмотрела на дочь вся такая порозовевшая, в кои-то веки восхищающаяся сама собой. Глаза её смущённо сияли, как в молодости.
Но Даша фыркнула.
— И ты ещё будешь говорить мне о пошлости?! — рассмеялась она, — да этому дешевому подкату сто лет в обед! Ой, мама, неужели ты и правда поверила…
Даша смеялась и смеялась, пока не увидела, что мама оскорблена до глубины души. Ничто так не обижает женщину, как прямой намёк на возраст… Все дамы прекрасно видят себя в зеркале и с годами отражение радует их всё меньше. И никак нельзя это предотвратить! Природа жестока! И оттого порой охватывает страшная тоска по молодым годам, и хочется, чтобы окружающие, особенно близкие, делали вид, что ничего не замечают. Какой смысл тыкать ножом из острых слов в открытую рану? Зачем делать больно тому, кто жизнь положил на вас?
— Нет, мама, я не то хотела сказать… Я не хотела тебя обидеть, извини! — спохватилась Даша.
— Но тебе это удалось, — отчеканила Ольга Егоровна.
— Да Господи, мама, тебе шестьдесят почти! Неужели ты не смирилась?
— Вот дорастешь до моих лет — поймёшь. Тебе сейчас тридцать и, знаешь, мне тоже в душе не больше тридцати. Я раньше не понимала, когда так говорили другие… А теперь поняла. И душа моя также юна, и оказывается может влюбиться…
— Влюбиться?! Мама! Фу! Ты что влюбилась в этого старика?! — вскричала, вновь став грубой, Даша. Но ведь она права, права! Кто-то должен отрезвить мать, пока не поздно!
Ольга Егоровна пошла некрасивыми пятнами.
— Он не старик! И я имею право!
— Ничего ты не имеешь! Хочешь предать память отца?! Это всё равно, что измена!
— Ничего подобного! Его нет уже пять лет! А моя жизнь не закончена!
— Твоя жизнь — это мы: я и брат, и наши дети! Ты что же — собралась в койку к нему прыгать? Как мне на тебя смотреть потом? Какая может быть любовь между пожилыми?! Боже, мама, не позорься! Ты для этого уже слишком стара!
Даша кричала, она была в ужасе. Представить мать не с отцом, а с каким-то другим мужиком, старым, потрепанным жизнью, и как он с её мамой, с её святой, ничем до этого незапятнанной мамой… Гадость!
Ольга Егоровна сразу ушла домой. Даша поняла, что перегнула… Она звонила матери, хотела извиниться, но та не брала трубку. Даша беспокоилась, что завтра мать от обиды не придёт сидеть с детьми… Но в какие же это ворота? Познакомилась с каким-то дедом и тут же влюбилась?! Разве можно назвать такое поведение для её возраста серьёзным?
А от былого запала Ольги Егоровны не осталось и следа… Она дошла до дома на тяжёлых ногах и упала на кровать. Проплакалась. В самом деле! Какая может быть для неё любовь! Её песенка спета! Дети не примут… Подруги засмеют… Да и вообще этот Эдуард может и не позвонить ей, хотя взял номер! Может он из вежливости взял, заигрался! А она размечталась! Молодухой себя ощутила! Куда уж ей!
И она, успокоившись, ничего не могла делать другого, как припоминать утреннюю встречу с Эдуардом. Как он шутил, рассказывая о себе в форме отчета!
«Ракитин Эдуард Васильевич. Пятьдесят восемь лет, вдовец, детей трое, внуков пока два. Удалённый аппендицит, операция на желудке, как видите, успешная. Лёгкая сердечная недостаточность жить не мешает, но из-за неё пришлось бросить курить. В запоях ни разу замечен не был. Итого вредные привычки отсутствуют. Люблю детей, обожаю собак. Счастливый владелец фокстерьера. Увлекаюсь лыжами зимой и велосипедом летом. Год назад стал изучать итальянский язык, потому что с молодости находил его прекрасным. Когда ещё с ним знакомиться, если не сейчас? Да и мозгам тоже тренировка.»
Ольга рассказала ему о детях, о том, что она тоже вдова. Слабые почки. До пенсии были полностью заменены все зубы — они у неё с молодости слабые. Тоже любит велосипед, а ещё… Она знает итальянский язык, в институте его изучала. Вообще-то она профессиональный переводчик с итальянского… Ах, как нескромно это звучит, она и не думала хвастать! Но как-то так.
И ей показалось… что и ему показалось тоже… Что они друг друга нашли. Отыскали они ту верёвочку, которой могли соединиться их судьбы — их уже почти прожитые, но ещё не законченные судьбы… И когда прощались они, Эдуард смущённо поцеловал ее руку, а Ольга Егоровна с изумлением почувствовала в животе давно позабытое чувство — трепыхание бабочек, касания их крыльев. И это было сильное чувство. Сильнее тех, что она испытывала ранее — потому что теперь, в этом последнем полёте влюблённости, она не стеснялась и не робела перед ними, а отдавалась целиком воле бабочкиных крыльев. И Эдуард обещал, что вечером позвонит, если она не против. Ольга сказала, что будет ждать звонка.
«Он не позвонит, не позвонит! — думала, оплакивая столь глупое и молниеносное чувство Ольга, — он всего лишь развлекся, Даша права. Зачем я ему, старая, нужна! Прочь, дурацкие мечты!»
Телефон завибрировал опять. Ольга Егоровна была уверена, что это дочь. Нет уж! С ней она разговаривать не будет! Даже если Даша права, она не должна была высказываться так прямолинейно об увлечении матери. Никакого уважения! Совсем Ольга Егоровна её распустила!
Она посмотрела заплаканным глазом на экран и увидела там незнакомый номер. Сразу села. Прочистила голос. Спину выпрямила.
— Алло? Да?
— Оленька, это я, Эдуард! Звоню как и обещал.
— Ах, чудесно! Я рада, — улыбалась Ольга Егоровна.
— Если честно, еле дождался вечера, хотел часа два назад набрать, но боялся показаться навязчивым.
— Что вы, что вы, звоните когда хотите, Эдуард.
— Можете называть меня просто Эдик, если это не оскорбит вашу тонкую душу.
— Да какая там тонкость… — опять засмущалась Ольга, — Эдик звучит прекрасно.
— А что у вас с голосом, Оленька? Вы чём-то расстроены? Голос какой-то упавший. Филя, фу! Фу, я сказал! Представляете, собака в ножку дивана вцепилась. Намекает, что хочет гулять.
— Что с моим голосом… Да знаете, с дочкой немного повздорили…
Эдуард пару секунд помолчал.
— Это ничего, ничего. Дела житейские, — наставительно сказал он.
— Ага… — вздохнула Ольга.
— Как бы мне вас развеселить? Что ты говоришь, Филя? Ах, так!
Ольга и впрямь услышала дай собаки.
— Представляете, он сказал: «Пригласи её на прогулку, старый осёл!»
Ольга не сдержала смешинку.
— Так и сказал?
— С точностью до знаков препинания. Поэтому, Оленька, я вынужден с радостью пригласить вас на вечернюю прогулку, чтобы развеять вашу тоску, ибо пса я ослушиваться не смею. Что скажете?
— Ой, вы знаете, я как-то не готова… — подумала Ольга о своём заплаканном лице, — не при параде.
— Глупости! — отрезал Эдуард, — красивая женщина красива всегда, дополнительные ухищрения её только портят и дешевят. Так мы зайдем за вами?
— А давайте встретимся на той же площадке в парке?
— Может на входе возле ларька, где продают клюквенный морс? Вы любите морс?
— Люблю. Через полчаса?
— Договорились! И Оленька, это мой номер, сохраните на всякий случай.
— Я как раз собиралась!
Ах, ах, ох!
Ольга подбежала к шкафу, распахнула его и стала суматошно рыться в вещах, наводя беспорядок. Платье будет слишком не к месту… брючный костюм… тоже нет, это не собеседование. Перерыв кучу блузок, юбок и пиджаков, Ольга остановила свой выбор на обыкновенной, достаточно новой футболке, и джинсах. Ей почему-то хотелось выглядеть по-простому, не кричаще. Она успела чуть завить волосы плойкой, подкрасить одним слоем ресницы и нанести на губы чуть розоватый бальзам. Что ж… вполне себе мило, и главное к месту. Больше за двадцать минут ничего было невозможно успеть.
Эдуард уже встречал её там. В руках у него был огромный букет розовых гладиолусов и он сразу вручил его Ольге Егоровне. Она опешила как никогда.
— На вас похожи, не находите? Такие же нежные.
— Ах, вы всё льстите! — зарделась Ольга, вспомнив слова дочери о том, что она старая, слишком старая для этого всего…
— Ни слова лести, Оля! Вы поймете это, узнав меня чуть лучше. Я не умею врать. Патологически. Вообще.
— Но когда вы успели их купить? Да и дорого это, не стоило.
— Сразу после нашего знакомства. Стыдно стало, что «подкатил» к вам — вроде так говорят по-современному? — с жалким пучком клевера. Но и он был от души.
— Охотно верю. А где ваша собака?
— Носится. Он найдёт нас. Ах, вот… Чуть не забыл — ваш морс. А это мой. Прогуляемся?
Он галантно подставил Ольге свой локоть, но у Ольги не получалось одновременно держать цветы, морс и идти с ним под руку. Эдуард взял роль цветоносца на себя.
Они гуляли так долго, что на небе успела проявится отчётливым жёлтым блином луна. Посвежело. Ночь дышала им в лицо охлаждённой летней улыбкой. Они долго прощались у подъезда Ольги и никак не верилось, что их знакомство пока ограничивается одним днём. Казалось, что они знают друга друга несколько лет. Казалось, Ольга помолодела лет на тридцать… Она чувствовала себя девчонкой. Не верится, не верится, что такое вообще может быть… И эти бабочки в животе… У неё ведь климакс давно. Как же так?
Окружающие забрасывали Ольгу комплиментами. Что случилось? Похудела? Но она и так не толстая. Нашла на косметолога деньги? Ольга с улыбкой отмалчивалась, но долго хранить тайну не удалось — её часто видели в компании интересного мужчины. Возможно, судачили за спиной, но Ольге было всё равно: она порхала и была счастлива.
И это у них тоже было. Ольга нервничала накануне ужасно, она комплексовала по поводу своей не упругой фигуры, готовилась тщательно: и скрабом себя тЁрла, и кремами, подготовилась как могла. Эдуард её удивил — развеял все комплексы и страхи… Оказывается, и в шестьдесят бывает полноценная жизнь, и любовь тоже случается! А Эдуард после первой близости стал называть Ольгу «моя манговая конфетка»- от тела Ольги пахло именно так из-за скраба.
Так и прошло два волшебных месяца. С одной стороны Ольга помолодела и ожила, а с другой оставался открытым конфликт с дочерью Дашей.
Ольга не могла бросить заботу о внуках. Она их любила. Дочери прямо сказала — в мою личную жизнь не лезь, ни слова больше. Отношения между ними оставались натянутыми. Даша ни о чем не спрашивала, боясь лишиться бесплатной няньки, Ольга относилась к ней хоть и вежливо, но с прохладцей. От людей Даша узнала, что мать совсем лишилась разума и переехала в просторную квартиру своего возлюбленного. Даше по-прежнему было стыдно за мать, но по истечении двух месяцев муж с восхищением рассказал ей одну историю.
— Иду вечером домой, а впереди меня, взявшись за руки, плывет пара в годах. И я подумал, что это так мило и трогательно! Идут за ручки, друг на друга посматривают игриво, влюблённость даже видна. Дай бог каждому вот так — подумал я. Обгоняю их и понимаю, что это мать твоя! Я чуть не сел!
— И что ты сказал им?
— «Здрасте».
— А она тебе?
— Улыбнулась и говорит: здравствуй, мой дорогой. И объяснила спутнику, что это её любимый зять. Так и сказала, — подтвердил довольный муж, — ну мы остановились, познакомились с мужиком. Мировой мужик, скажу тебе. Очень рад за них — красивая пара. Мать твоя хорошая женщина и заслужила личного счастья. А ты не знала об этом? Что у неё мужчина?
— Отрывочно, — увильнула Даша.
После этого разговора Даше стало за себя стыдно. Действительно, почему мама должна ставить на себе крест и соответствовать её представлениям? И, похоже, никто её не осуждает, наоборот, относятся с понимаем. Одна родная дочь на неё ополчилась… И она набрала её номер.
— Мама, у Саши день рождения через неделю, ты же помнишь?
— Конечно, если ты насчёт подарка…
— Нет. Я пригласить тебя хотела. И Эдуарда. Приходите, пора нам познакомиться, посидим в семейном кругу…
Даше было дико видеть маму счастливой не с папой, а с другим мужчиной… Ей понадобилось время, чтобы привыкнуть. Она повторяла себе, что мама тоже женщина, а не только бабушка и мать, что она достойна и у неё есть свой личный мир. Тем более она стала такой ожившей, счастливой и сияющей!
На дне рождения взял слово Эдуард.
— Я вижу все уже сыты и кто надо поздравлен, — подмигнул он мальчику, — и мы хотели бы с Олей взять слово и пригласить вас на наше скромное торжество — на роспись. Мы решили пожениться в декабре.
— Мама! — крикнула Даша.
— Что???
— Неужели всё настолько серьёзно? Это что — обязательно?!
— Нет, — улыбнулась Ольга, прильнув к будущему мужу, — просто мы так хотим. Даже Пушкин писал:
«И может быть, на мой закат печальный
Блеснёт ещё любовь улыбкою прощальной…»
Поэтому дайте нам просто любить.
