Ух, какая внучка у тебя, Макар выросла, красавица.
Вылитая Матрёна в молодости.
Под навесом сидели старики, был жаркий, летний день.
Сибирское лето, оно такое жаркое, с маревом, с комарами с кулак и оводами по вечерам, с ягодой и травой душистой…
Старики пили квас, на столе лежал зелёный, сочный лук, свежие огурчики, варёные яйца, лежал пирог с капустой.
Есть не хотелось в такую жару, вот и потягивали холодный только что из погреба квас. Макар понимал, Назар не просто так приплёлся в такую жару, что-то его привело важное.
Катя, дочка младшего сына, бегала по двору туда-сюда, занимаясь своими делами.
— Ну и девка, ты гляди как ловко управляется по дому.
Так всё на ей, почитай, ни матери, ни Матрёне ничё не даёть сделать, всё сама, снохи делають тоже, конешно… Но Катерина усё в своих руках держить, усё. Послал бог на старости лет, утешение.
-А што? Жаних то ести? А может хто на примете?- сощурившись спрашивает Назар.
Ах, вот оно что, вот чего приполз по жаре старик Назар… Неужто породнится хочется? А за кого он интересно, — размышляет Макар.
Поди сосватали давно, девку-то, вон кака ладная, понятно отчего Егорка так загорелся, сходи, да сходи деда… Хороша деваха, коса, что пашаница, цвётом-то, с руку толщиной, глаза, что озёра синие, в обрамлении чёрных, пушистых ресниц.
Губы, что вишни… Эх, хороша девка, причмокнул Назар, точь-в-точь как бабка её, Матрёна по молодости, токма ишо красивше…
— Так што, Макарка, жанихи-то поди уже тропку протопатали?
-Та каки там жанихи, она девка скромная у нас, даже на вечёрки ежели пойдёт, через часок уже бежить домой, говорит скучно, сидять девки семачки лузгат, а парни токмо самокрутки смолят, та самогон пьють.
— Ишь та…
— Ноо…
-А взамуж-то как будеть выходить? Непьюшшего та некурящего иде ей взять…
— Так не торопим, пятнадцать ишшо, какой взамуж…
Так ничего и не добился Назар, но убедился в красоте девушки.
Егор же решил начать ухаживать за девушкой, красавица была пуглива, к себе близко не подпускала, но и не отталкивала парня.
— Катя, постой…постой, милая, что скажу.
Стоит, рдеет, что маков цвет, косу теребит, а сама насторожилась, что козочка, того и гляди задаст стрекоча, ежели что не так.
Егор, красивый, видный парень, из хорошей семьи, много девушек, да что там…молодок, заглядывались на парня, а он вот…только Катю и выделил, не гулящий какой, парень умный, на тракториста отучился, семилетку закончил, завидный жених, тут уж нечего сказать…
Стоит Егорушка, краснеет сам хорошо, что темно, не видно…
— Катя, в армию я ухожу… Спросить хотел…ждать будешь ли…
— Буду, — прошептала едва слышно, — буду, Егорушка.
Чуть сердце у парня не выскочило, ах ты ж, голубка сизокрылая, зоренька ясная, подошёл и обнял тихохонько, напряглась словно струнка, коснулся губами тихонько щёчки, что ещё с детским пушком, опахнуло травами духмяными, чабрецом, да земляникою, ах ты же…ягода- малина, девочка любимая.
Вырвалась и убежала…
Дождалась… Дождалась из армии-то, блюла себя строго.
Иной раз сами родители, дедушка с бабушкой скажу, сходила бы, с подружками развеялась нет… Молча улыбнётся и потупит взор.
На лаборантку в районе выучилась, работала на молокозаводе.
Пришёл из армии Егор и сразу сватов заслали…
Ух, свадьба-то какая была, три дня пели и плясали, на первый день молодых поздравляли, прославляли, подарки дарили, счастья желали, с почестями проводили в дом, что отстроил отец сыну, пока тот родину защищал.
На утро, свекровь с победным видом вывесила простынь, что из-под молодых вытащила, навтыкали веток калины красной в ворота отчего дома бывшей невесты, а теперь молодой жены.
С почестями привели за стол мать с отцом Катиных, благодарил зять, что жену ему воспитали чистую, да честную, весь день чествовали тёщу с тестем, да свекровь со свёкром.
И в тележке возили, и прятали, и выкуп просили.
И веником молодка мела и дрова муж молодой колол…на что только
На третий день вообще смехота, цыганами понарядились, кто-то женихом, а кто невестой ой умора… Погуляли на славу.
И зажили молодые, хорошо зажили, мирно и ладно.
А когда по любви то женились, чего делить.
В начале сорок первого, в лютые январские морозы, родила Катерина сыночка, Яшеньку.
А в июле, пришла Егору повестка…Война проклятущая…
Как жили люди, как выживали, одному богу известно.
Остались в селе бабы, да дети малые, старики Макар с Назаром, да ещё пару человек дедов, а остальные все на фронте.
Тяжело было женщинам, ой, как тяжело, да не унывали, верили в скорую победу над силами зла.
Катя тоже верила, ждала писем от Егорушки и верила.
Писал, писал Егорушка, ах, какие письма писал любимой своей, четвёртый год пошёл, как воюет милый…
Вдруг не стало писем, чернее ночи на сердце у Кати, а вида не показывает. Верит…жив Егорушка…
Отец с фронта вернулся Катин, свекор, братовья, девери… А мужа нет…Повестки тоже нет, жив…чует сердце, жив, жив родненький…
Копается как-то в огороде, Яшенька подле крутится, канючит на реку с соседскими ребятами пойти, да Катя не пускает.
Говорит, что вечером сама сводит его, тоже искупнуться хочет.
А Яшеньке с мамкой не хочется, ему с ребятами охота… Вот и канючит. Слышит, вроде щеколда сбрякала и Шарик залаял, а потом вроде замолчал…
Пошла поглядеть, Яшка первый рванул, как бежит назад…
— Мамка, там дядька какой-то, он Шарика гладит…
Встала у калитки из огорода, привалилась к плетню…
— Яша…папка это твой…
— Пааапка? Мой папка…
— Да…
— Папочка, где же ты был так долго, милый… Я тебя ждал, ждал…
Наклонился солдат, руки расставил, схватил роднульку, к сердцу прижимает, целует в щёчки румяные, макушку, что травами пахнет, нюхает…
— Сын, сынок, сыночек Яшенька…
Катя шагнуть навстречу хочет…да не может, будто держит что…будто оковы на ногах, смотрит Катерина, а из-за спины солдата, девчончишка выглядывает, глаза испуганные…большие, а живот ещё больше, вот- вот родит…
Солдат на месте мнётся…
Катя смотрит и молчит.
И он молчит, побежал бы, обнял свою лебёдушку, да не может…
— Кто это…- шепчет беззвучно Катя, а сама ответ знает, только имя не знает…
— Катя…идёмте в дом, прошу…не здесь…
Дома, как деревянная на лавку села, кинуться бы к мужу на шею любимому, что столько лет не видела да навроде и не её Егорушка это сидит, а мужик чужой и страшный…
Эта в дверях стоит, тяжело ей, ручки-ножки тоненькие, дитё совсем…Живот большой, пуп наружу вывернуло…
— Катя…это Лида, она медсестричка наша, спасла меня, это она меня за линию фронта раненого вытащила, трое суток тащила, из окружения смогла выйти, со мной, раненым…
Ей некуда идти, она сирота, дома нет, никого нет…комиссовали её, идти ей некуда… Катя…
— Что же…- губы занемели, еле открываются, — оставайтесь тут, мешать не буду, хозяйничайте, я не сирота, слава богу, родители есть, живы- здоровы…
— Катя… Стой…да стой ты…
— Уйди, — холодом повеяло, Яшка заревел, к мамке прижался. Уже родственников полная хата набилась. Свекровь плачет, Катя молча и тихо ушла…
Две недели Катя живёт у родителей, все знают, что Егор с войны жену вторую привёз…
— Нет, ну было у нас, чего греха таить, а то, что же железные что ли, а ну попробуй, столько лет без женщины, но чтобы вот таааак… Говорили мужики между собой и качали головами.
-Вот тебе и любовь, — судачили бабы, — вот тебе и Егорушка, а Катю жаль…
Пробовал Егор поговорить с Катею да та презрительно так глянет и проходит мимо, мать его ругает, отец, братья…
— Да что же мне, на улице её бросить было?
— Но не к жене же родной и дитю везти, совсем ополоумел…
— Да было-то один раз, один раз слабину дал…
— Можа не твоё дитё, а Егорушка, — слёзно пытает мать.
— Моё, мама, моё…
— Иии, что же ты наделал, Егорушка…
— Прости мама, я не мог поступить иначе…
Лида всё лежала, на улицу не выходила, Егор ходил из угла в угол, пока председатель, Демид Васильевич, не пришёл к нему и не заругал, чего мол, маешься, на работу иди…
Егор надеялся, простит его Катя, хотя бы выслушает, но зря…
Катя проходила мимо, словно пустое место он.
Однажды Яшка попросился у матери сбегать домой, взять трактор деревянный, что дедушка ему сделал. Катя разрешила как десяти минут не прошло, бежит Яша, глаза по полтиннику.
— Мамка, — орёт, — мамка, там тётенька эта умирает… Которая вместо нас там живёт…
-А отец где?
— Не знаю, на работе видно.
Катя постояла в раздумьях.
— Яша, беги сыночек в больницу, сможешь?
Мальчик кивнул.
— Позови тётю Клаву, фельдшера, скажи что…постой, дай я записку чиркну, не потеряй, беги, а потом домой, хорошо.
— Да, мама, — сказал Яша и побежал по улице, да так, что только пятки засверкали.
— Что такое, Катюша?
— Мам, я к Егору, там…эта его…рожает видно… Яша сказал кричит сильно, на кровати лежит.
— Ох, ты ж божечки, беги дочушка.
— Ааай, мама…оооой, больно…силы нет, — услышала Катя, как только вошла во двор. Она поднялась по ступеням, Лида лежала около кровати.
— Вставай, слышишь, давай, ложись на кровать, держись за меня.
— Бооольнно.
— Больно, я знаю, сейчас врач придёт, слышишь, держи меня за руку. Вот так.
— Ааааа, мамммаааа.
— Ну всё, всё, попей, попей водички, терпи… Скоро всё закончится, терпи, девочка.
Лида выгибалась дугой, казалось что большой живот вот- вот лопнет, маленькие ручки и ножки её, то превращались в камень, то валились плетями…
Прибежала Клавдия, фельдшер, мать Катина и свекровь, долго мучилась Лида, к вечеру разродилась крупненькой девочкой.
Младенец заорал почти сразу, мать же теряла сознание, потом опять приходила в себя.
Катя вышла на крыльцо, Егор сидел, курил.
-У тебя дочь,- кинула и пошла.
— Катя… Катя, да погоди ты… Выслушай…
— Иди к ней… Ей больно и страшно, иди… Раз взялся за гуж, то не говори, что не дюж… Сам свою дорогу выбрал, а меня не тронь… Сам и живи с этим…
— Катя… Катерина — упал на землю, завыл как волк.
В кладовке беззвучно плачет Катя, уткнувшись в мешок с пухом, чтобы никто не слышал…
Люто, ох люто Кате, света белого не видит, разве подумать могла, что вот такое с ней приключится…разве выбирала себе такой путь…
Днём прибежал Яшка.
-Мамка, иди…она тебя зовёт.
-Кто, Яша?
Тётенька эта…ну которая у папки нашего живёт.
Не хотела Катя идти, да будто почуяла что, пошла.
Лежит, бледная, маленькая, в подушках не видно, дитё рядом, в люльке, для Яши Егор делал, что же…вот и для дочери его пригодилась.
Сопит ребёнок и не знает сколько всего происходит…
-Катя…вы простите меня.
-Ты при чём…дитё свовсем, сколько тебе…
-Девятнадцать. Егор Иваныч, он единственный кто на меня посмотрел и…вам не понять…Я не знаю как это…когда тебя любят, я из детского дома, меня под мостом нашли. Фамилия Мостовая…Егор Иванович, он вас любит и Яшу, я не хотела ехать.
А он сказал, что вы поймёте, что душа у вас чистая, беззлобная…Я хотела уехать…а куда я…угла нет своего, что же мне…ребёнка в детский дом было…А самой в омут…не было иного выхода.
Простите, я не жалуюсь, хочу, чтобы вы поняли.
У нас один раз всего случилось…Простите, Катя…Поможете моей доченьке? Судьба у нас такая…Мостовыми быть, не хотела я такого своему дитю…
-Чего выдумала? Молодая, окрепнешь, сама свою дочку воспитаешь…
-Нет Катя…Не судьба мне…Простите ли?
Простила Катя, а Лиды на седьмые сутки не стало…
Сначала бегала к свекрови, кормила малышку, да пеленала, а потом…
Потом пришёл Егор с работы, а дома чисто, вымыто, пирогами пахнет, Яшка бегает по двору, а в люльке дочь спит, жена пироги печёт…
Сел и заплакал, не надо стесняться мужских слёз, они настоящие…
— Муж да жена- одна сатана, -переговариваются старухи у колодца, — простила Катя Егора, и то правильно, мужик хороший порядочный, а что там было меж ими, не нашего ума дело.
-И то правда, бабоньки…
К тому времени, как пойти Настёнке в школу так дочку назвали Егор с Катей, все и забыли про ту историю, думали что Катина дочь.
А она и была маминой дочей, ну никуда без мамки, а красивая какая, умная, да добрая выросла.
Выучилась на врача.
Приехала в деревню работать.
-Доча, а может в городе бы лучше? Смотри Яша, в город наоборот уехал, — спрашивает Катерина у Настеньки.
-Нее, мамочка, я без вас с папкой не могу, да к тому же бабушкам давление надо мерить…
Сказали ей и про маму родную, но для Насти мама -Катя, не надо ей другой мамы.
-Мам, я так тебя люблю…
-Ах, ты же моя капелька, деточка моя, я — то тебя как люблю…
***
Лето в Сибири особо жаркое…
-Здорово, Василий, — в ограду к Катиным свёкрам прошёл старик Петров.
-Здорово, Семёныч, чего по жаре шасташь?
-Да я мимо шёл…
-Эвона чё…ну-ну, с соседней улицы мимо шёл, можа окрошки?
-А можно, отчего нет…Это что же внучка твоя такая ладная?
-Нооо, умница, красавица, врач.
-Эхма…красивая…
Недаром внук все уши старику Петрову прожужжал, какая Настя у Портновых красаица, да умница…Может и сладят…свадебку -то.
А осенью всё село гудело…
Настёна Портнова, врачица-то, замуж за Мишу Петрова выходила…
Уж пара так пара, красивые глаз не отвести…
Как смеялась сноха гордская, как радовалась, Яшина жена то, она первый раз на деревенской свадьбе была…
-Мама, — просит она Катю, — а вы если на свадьбу куда ещё пойдёте, меня позовёте?
-Позову, дочка, — смеётся Катерина.
Вот такую себе дорогу Катя выбрала и не пожалела, никогда не пожалела…
