Он ломился в дверь с оглушительным напором. Бил в неё с разбега ногой и кричал:
— Мама, открой! Я не уйду! Мать! Ты моя мать! Ты должна, ты не имеешь права! Мне нужны деньги!
Грохот стоял на весь подъезд, но никто не выходил — все уже знали, что это сын Лили. Сама Лилия стояла по другую сторону двери и, склоняясь к дверному замку, пыталась достучаться до разума сына, говорила ровным, но неуверенным голосом с мягкой хрипотцой:
— Матвей, успокойся, ты слышишь меня? Я тебя не пущу, уходи. И денег я тебе на эту гадость не дам. Уходи, Матвей.
Лилия обернулась на мужа и дочь — все ли правильно она сказала? Муж, держа руку наизготове у телефона, кивнул. Дочь пряталась за дверной косяк гостиной. Это была их общая с мужем дочь, а сын — от первого брака Лили.
За дверью молодой человек отвратительно выругался в адрес матери и опять начал бить ногой по железной двери. Он разгонялся на три шага и врезался в неё, и молотил по ней кулаком, сквернословя, и опять брал очередной разгон…
— Короче я вызываю милицию, сколько можно, — сказал муж, снимая трубку стационарного телефона.
— Нет, подожди! Милиционеры опять ему бока намнут, он же сопротивляться будет, — остановила его Лиля, суетясь, не зная куда броситься, — Он скоро уйдёт. Пусть перебесится. Положи трубку, Костя!
Она металась меж двух огней. Её, такую слабую, нерешительную женщину, не умеющую противостоять мужчинам, зажимали с обеих сторон: муж и любимый сын, скатившийся на дно наркотической ямы. Понимая, что нельзя потакать невменяемости Матвея, она, глупо и беспросветно любя, открыла бы ему, не будь здесь мужа. Мальчик страдает… Мальчик не виноват! Это всё проклятое время, именно оно засосало Матвея в трясину!
— Матвей, уходи к себе. Проспишься и поговорим, ты слышишь меня?
Безмолвным наблюдателем очередной выходки Матвея была младшая дочь — Иришка. У матери не было времени думать о том, какое впечатление оказывают на неё эти тяжёлые сцены. Через час Матвей выдохся и перестал колошматить дверь. Теперь он сидел под ней и Ира слышала, как брат царапает ножом по железу, как опять говорит уже утихшим, плачущим голосом: «Мама! Открой, мама! Я же твой сын! Мама, мне так плохо!»
— Матвей, я прошу тебя…
— Я не уйду, пока вы мне не откроете. Я не уйду! — огрызается он со звериными нотами.
Прошло ещё полчаса и Матвей окончательно затих. Лилия не находила себе места: её разрывало и от жалости к сыну, и от страха выглянуть за дверь… Матвей может вытворить всё, что угодно: броситься на них с ножом, разбить всю квартиру, стащить накопления. Чтобы выяснить ушёл ли сын, Лилия решила позвонить соседке из квартиры напротив.
— Здравствуйте, тёть Валь. Да, да, извините, я знаю… — съёжилась Лилия, она виновато морщилась, испытывая стыд, ведь соседка сразу начала выговаривать ей за очередной дебош сына. — Ох, Матвей мой, да… Посмотрите, пожалуйста, он там или уже ушёл? Посмотрите в глазок, мне не видно.
Секунд пятнадцать она ждала молча, лишь улыбалась через силу подошедшей дочери. Девочка обняла её и Лилия, как бы опять извиняясь, перебрала соломенные волосы Иришки. От голоса соседки она вздрогнула. Вздохнула:
— Там он, да… Лежит, говорите. Хорошо, спасибо… Нет, нет, мы сейчас его уберём.
Лилия встретилась затравленным взглядом с мужем. Рядом, у его ног, крутилась, поскуливая, собака, всем видом показывая, что пора на прогулку.
— Ну и что? — с нетерпением сказал Константин, — теперь я могу вызвать милицию? Или ждать пока собака на ковре лужу сделает? Мотька, сидеть! Место! Надоела… Я, короче, вызываю, пусть в камере отсыпается.
— Вызывай, — вздохнула Лилия и прошла мимо припавшей к линолеуму Мотьке.
Она включила телевизор и сидела неподвижно перед экраном. До неё не доходили ни изображения, ни слова… Ничего. Как могло с Матвеем такое случиться? Как могла она упустить тот момент заноса сына на скользкий лёд зависимости? Она просто не ожидала, чтобы её Матвей, такой беспроблемный в детстве мальчик, такой очаровательный и настолько красивый юноша, что каждая девушка и женщина задерживает на нём удивлённый взгляд… что и он может пасть. Он оступился и раз, и два, и каждый шаг его — это приближение к пропасти! И Лилия уже не знает как его можно спасти.
Лиля услышала за дверью голоса милиционеров. Матвей мычал и почти не сопротивлялся. Муж переговорил с ними, подписал бумажку и зашёл проверить Лилию.
— Ну, как говорится… дело житейское, — сказал он, глядя в сторону, — забрали молодчика. Ты как? Держишься? Не ревёшь?
— Не реву.
— Правильно. А чего тут плакать? Раньше надо было, когда рожать решила от его папаши. Гены алкоголика — вещь страшная. А тут до кучи ещё и наркотики.
— Я тебе сто раз говорила — он не пил, пока Матвей не родился!
— Ой, ладно. Мы гулять. Иришку с собой возьму, пусть ребёнок мозги проветрит после такого безобразия.
Оставшись одна, Лилия решила успокоить нервы работой — она зашла в комнату, служившую складом вещей на продажу, и стала перебирать тюки с джинсами, свитерами и шапками. Завалы были до потолка. Лиля торговала вещами на рынке, такое уж время было, ради денег пришлось переквалифицироваться из младшего научного сотрудника НИИ в торговки. Собственно, благодаря НИИ Лилия и стала жить в этом городке под Москвой, а точнее в посёлке городского типа, образованном при институте. Как-то в разгар 90-х подруга вытащила Лилю поторговать на рынок. Лиля наторговала за день больше, чем она за месяц получала в своём НИИ… Чаша весов склонилась в пользу рынка.
Но задолго до этого у Лили был первый муж… Он имел связи и устроил для Лили, казалось, спокойную жизнь: перевёз в этот самый пгт, помог с вышеупомянутой работой. Муж был полковником. Характер соответствующий: волевой, непреклонный, яркий холерик. Но это ничего! Лиля бы всё стерпела, любые закидоны и капризы «настоящего мужика». Она пять лет переламывала себя, стараясь быть идеальной: целыми днями уборка, готовка, ребёнок, всё должно быть в лучшем виде, чтобы угодить мужу, он требовал от Лилии армейского порядка. Такая жизнь была Лиле против шерсти — она не являлась безукоризненной чистюлей, спокойно могла жить в лёгком хаосе, а уж приготовление завтраков, обедов и ужинов были для Лили сродни каторге, она ненавидела готовить. А муж требовал. Возражения не принимались.
Вы спросите: зачем же она вышла в первый раз замуж? Неужели не видела? Видела! Но время было другое — конец 70-х. Лиле на тот момент исполнилось двадцать четыре. Все подруги замужем и с детьми, а Лиля всё искала любовь, ждала, что в душе проснётся ответное чувство. Но ничего! За ней ухаживали, увивались, ведь она была красивой, как с обложки журнала: стройная, ладная, с кукольно-невинным личиком, вся внешность Лили была создана для счастья и любви, но Лиля не умела пользоваться своей красотой, в ней было много неуверенности, зажатости, она не доверяла мужчинам. Возможно, корень проблем Лили стоит искать в её отце: он бросил семью, когда Лиле было пять лет, а после, через несколько лет, когда Лиля с бабушкой приехали к нему в гости, он, под влиянием новой жены, попросил называть его не папой, а «дядей Лёшей»…
Так, в двадцать четыре года Лилия решила, что пора выходить замуж. И вышла за первого, кто позвал. Уже потом, после рождения ребёнка выяснилось, что у мужа есть проблемы с алкоголем. Начались срывы, запои… Он потерял работу, стал просто невыносимым в отношении Лили, смешивал её с землёй, поднял планку своих требований до небес. Когда сыну Матвею исполнилось два года, Лиля подала на развод и вздохнула с облегчением.
Второй муж появился в жизни Лили по прошествии трёх лет — познакомились в поезде. Он был такой же, как Лиля: в меру расхлябанный мечтатель, простой, без требований к порядку и чистоте. Матвей отчима не принял. Он его презирал и считал, что новый муж мамы не дотягивает до планки, пресекал скудные попытки к сближению. Ну а Константину это не сильно и надо было, он вообще не очень умел ладить с детьми, своих у него от первого брака не было, а общая с Лилей дочь родилась, когда Матвею исполнилось уже тринадцать лет. Так и жили, терпя друг друга — отчим и противный мальчишка.
Ах, если бы вы только видели этого мальчика! От него же глаз нельзя оторвать! Чего стоил один только взгляд этих уверенных в себе, прекрасных синих глаз, опушённых чёрными ресницами! Черты его лица словно вылепил сам дьявол, до того они были совершенны, что не было возможности не восхититься ими, не заметить… Абсолютно все попадались на крючок обаяния Матвея: девочки, женщины, учителя, продавцы в магазинах, даже инспекторы ГИБДД, эти бесчувственные стражи порядка, останавливая его, десятилетнего, на мопеде, попадали под действие чар Матвея.
— Я не знал! Больше так не буду, простите! Мне приятель дал прокатиться, сказал, что с десяти лет можно! — улыбался Матвей и смотрел на них самым невинным и чарующим взглядом.
Ну как не поверить такому хорошему мальчику! Да разве они сами в детстве мало чудили? Инспекторы журили его слегка и приказывали ехать домой помедленнее, и больше никогда-никогда ни-ни!
— Конечно, дяденьки! Клянусь! — хлопал ресницами Матвей, а отъехав поодаль, опять улыбался, но уже хитро и искренне: — Лопухи!
В двенадцать лет Матвей разгуливал по посёлку, застроенному пяти- и девятиэтажками, как король. Его уважали и знали в любом дворе, он мог запросто присоединиться к компании более взрослых ребят и выпить с ними, не морщась. Алкоголь рано вошёл в жизнь Матвея. В пятнадцать лет он уже без него не мог — сказалась наследственная зависимость. Но мать ничего не замечала, Матвей был очень умён и шифровался похлеще любого мужа-изменщика. В те же пятнадцать лет он начал толкать наркотики, вскоре и сам на них подсел. А ещё Матвей знал какая из девочек может «дать» и за деньги умело сводил её с нужными людьми… Все природные данные сыграли злую шутку с Матвеем: и красота, и безграничное обаяние, и характер лидера. Ему казалось, что это круто — быть таким смелым, плюющим на границы всего и вся… В том далёком 1995 году, скорее всего, это и было так. Но если других ребят толкало на дурную дорожку отсутствие в семье денег, то у Матвея всё было наоборот — мать зарабатывала на рынке более, чем достаточно. Однако! Он — мужик! Зачем брать у матери то, что может с удовольствием заработать и сам?
Лиля впервые узнала о проблемах сына в милицейском участке — шестнадцатилетнего Матвея повязали вместе с другими наркоманами. Где раньше были её глаза? А что она могла видеть, если с утра до вечера проводила время на рынке? Она вернулась к работе спустя три месяца после родов — выгоднее было нанять няню, чем сидеть дома. Лиля и сама была заложником денег, ведь дела шли так хорошо, что ей хотелось поскорее скопить на просторную квартиру в Москве.
И началась у Лилии незавидная жизнь матери наркомана. Они закрывали Матвея в комнате и он там всё крушил. Он набрасывался на отчима с кулаками и Лиле не раз попадало под раздачу, когда она их разнимала. Центры реабилитации, стоящие огромных денег, не приносили никакого результата — Матвей оттуда сбегал. После побегов его, невменяемого, частенько ловила милиция и Лиля вносила залоги, чтобы сына отпустили на волю. Через год Матвей стал жить отдельно от матери — его отец умер и оставил в наследство квартиру. Лиля махнула рукой — живи как знаешь, да и у Матвея был такой характер, что если уж изъявил желание жить отдельно, то так и будет. Время от времени Лиля продолжала оплачивать центры реабилитации и вносить залоги в милиции.
Ад закончился на время, когда Матвея забрали в восемнадцать лет в армию. Доставал ли он там наркотики и выпивку — оставалось только гадать… Вернувшись через два года, Матвей взялся за старые песни и всё оставалось по-прежнему, исключая одного: если раньше Матвея беззаветно любили два человека — мать и сестра, — то теперь осталась только мать. Просто до армии сестра Иришка была ещё маленькой и не осознавала каким человеком был Матвей. Он же брат! А брата надо любить! И когда он пришёл к ним в первый день после армии, Иришка кинулась его обнимать, а Матвей оттолкнул её с омерзением… И Иришка поняла, что не нужна ему, что она вообще для него ничего не значит… Дети в семь лет уже очень хорошо всё понимают. И образ Матвея, как любимого брата, увял в сердце Иришки, как вянет любой цветок, насколько бы чист и прекрасен он не был, если его совсем не поливать.
А мать любила, несмотря ни на что. И Иришка слушала, как Матвей говорит ей:
— Ты моя рабыня. Ты должна обеспечивать меня до конца своих дней, потому что я твой сын! Я — сын! А ты — рабыня. И я что хочу с тобой, то и сделаю, и ты всё равно будешь меня любить. Могу даже плюнуть сейчас тебе в лицо и уйти, а завтра ты всё равно будешь мне звонить и говорить «сыночек, Матвеюшка»!
— Перестань, — загнанно отвечала Лилия, сжимаясь и понимая, что он прав.
— Не веришь?
И Матвей в самом деле собирался плюнуть, если бы не подскочила Иришка, защищая собой мать и ревя.
А ещё у Матвея девушки были, они не переводились у него никогда. Сидела однажды одна такая, вся избитая Матвеем, и жаловалась Лилии, и плакала, а Иришка, дрожа от счастья, раскрывала коробку с новой приставкой, и слушала невольно:
— Ведь он хороший, тёть Лиль! Вы же знаете, что он хороший! Но почему бывает таким жестоким? Почему он так со мной? Почему для него девушки — мусор? Ведь я люблю его безумно, вашего сына, подскажите, как мне себя вести?..
А Лилия и сама была для него мусором, поэтому не знала что ответить, только жалела несчастную.
Прошли шальные девяностые, Матвей на учёте везде, приторговывать наркотиками не выходит — в тюрьму попасть страшно. Вот и ходит он к матери, ломится в дверь, тарабанит, орёт… Уж сколько раз его забирала из-под двери милиция.
К двадцати пяти годам Матвей заработал гепатит и у него сгнили от наркотиков все зубы. Мать вылечила его и от болезни, и зубы все поменяла. Здоровье его висело на последнем волоске. Матвей уже начал что-то осознавать, задумываться о будущем. На предложение Лилии об очередном реабилитационном центре отреагировал положительно, весь соплями расплылся, обещая на этот раз не сбегать. Честно отлежал там весь срок, но, выйдя, понимал, что вот-вот сорвётся опять. К тому же, алкоголь из его жизни так и не исчезал и круг общения оставался прежним. Неожиданно для всех Матвей нашёл спасение там, где никто и не думал — в церкви.
Какая была эта церковь — православная или протестантская, никто точно не знает. Осталось также не понятным каким образом Матвей туда попал. Но факт остаётся фактом — Матвею основательно промыли мозги и заставили поверить в Бога. Именно вера в Бога и помогла Матвею выползти из алкогольной и наркотической зависимости.
Нет, он не стал паинькой. Ангел и дьявол до сих пор продолжают борьбу в его душе. Придя к маме, он может долго и нудно цитировать Библию и говорить о том, что самое главное в жизни — это семья, что он тоже очень хочет завести свою семью, родить детей, но тут же начинает стыдить мать за неубранную кухню, за то, что дома грязь.
— Ты — женщина! Ты должна поддерживать чистоту и уют! Мне у вас и находится противно…
Или:
— Я твой сын! Ты должна до конца жизни меня обеспечивать! Я хочу квартиру в Москве, давай продадим мою от отца и ты добавишь мне денег!
И Лиля на всё соглашается. Дочку, уже взрослую, приструнивает, если та заступается за мать.
— Его не исправить, Ира. Ты же видишь какой он… Не трожь его.
Лилия прекрасно осознаёт скверность характера Матвея.
— Ты же понимаешь, Ира, что ни одна нормальная женщина не сможет с ним жить и уж тем более не родит от него ребёнка. Вся надежда только на тебя, только ты можешь подарить нам внуков.
Иногда в жизни Матвея появляются постоянные девушки. Ирине одна запомнилась, с ребёнком. Матвей для неё очень старался: устраивал пикники и прибегал к матери, чтобы взять плед и сделать в термосе чай, очень заботливо выглядело со стороны, как он подбирает для заварки любимые травки девушки. А потом он с этой девушкой разговаривал по телефону и у Иры уши вяли:
— Ты — тварь! Я тебе что сказал, мерзавка ты такая? Я тебя… Ты должна…
Ира осторожно интересовалась:
— Матвей… У вас с Алиной всё нормально?
Матвей в ответ улыбался светло:
— Да, у нас всё прекрасно. Любовь и взаимопонимание, не переживай.
Надо ли говорить, что спустя время все девушки из жизни Матвея исчезали…
Он давно ведёт трезвый образ жизни. Алкоголь не пьёт вообще — ни капли. Но у него постоянная тяга… Представьте, что вы решили бросить курить и первую неделю испытываете сильную ломку. С подобной ломкой, только в отношении алкоголя, Матвей ведёт борьбу уже целых пятнадцать лет. Она преследует его: днём, ночью, во сне, особенно в часы одиночества, а одиноким он бывает часто, ведь старых друзей, зависимых от пагубных привычек, он бросил, а новых, таких же преданных, не удаётся завести. И женщины в его жизни нет.
Матвей работает на складе в крупном сетевом магазине и не хочет рваться ни до каких карьерных высот на этом поприще. По образованию он автомеханик, очень хорошо разбирается в автомобилях, чинит и свой авто, и знакомых, может подсказать любой нюанс. Он решил доучится на высшее в этой области, уже заканчивает институт заочно. Своё будущее видит в этой стезе.
Он ведёт курсы анонимных алкоголиков уже много лет, помогает, чем может, людям. Он не отвернётся, если вы о чём-то его попросите… Но он не умеет любить — ни мать, ни сестру, никого, — в этом крест его. Пытается делать вид, но выходит коряво. Сестра не может воскресить в себе ничего — слишком много он причинил им боли. Каждый год он садится в машину со своей собакой и колесит в одиночку по красотам Карелии, ночует в палатке и едет всё дальше и дальше… два месяца лета подряд. Что он хочет найти? Что переосмыслить? Что понять? Что отыскать в себе? Изменить?.. Принять?….. Отпустить. Забыть прошлое. Найти настоящее. Научиться хорошим быть. Попытка номер два. Номер три. Номер пять. И опять. И опять. И опять.
