Мама умерла через две недели после того, как Ане торжественно вручили диплом. Тромб – как гром среди ясного неба. Хорошо хоть порадоваться успела.
На ее похоронах Аня снова встретила отца. И была ему благодарна за помощь. Смерть – не только трагедия, но и масса хлопот, и никто заранее не учится правилам поведения в таких случаях.
***
Родители развелись, когда Ане было восемь лет – отец нашел другую женщину. Он переехал с нею в другой город, побольше и поперспективней, дочь в гости не звал и сам в гости не ездил. Хотя по телефону названивал регулярно и алименты платил честно, даже когда карьера его пошла в гору, и зарплата стала довольно высокой.
Мать никогда перед Аней его не ругала, и новую его жену тоже. Рассуждала просто: «Это судьба, насильно мил не будешь». Сама замуж больше не вышла, работала, дочь поднимала. И вот умерла, едва ее труды стали давать реальные результаты.
Отца Аня и не узнала бы, попадись он ей на улице. От матери она знала, что он сделал успешную карьеру, превратившись из рядового технолога в одного из руководителей крупного предприятия. Только она, Аня, слабо представляла себе, как эти руководители выглядят.
Отец был одет в безупречный костюм, как у диктора теленовостей, но пиджак оставался расстегнутым. Выглядел он молодо – мать последние годы смотрелась на несколько лет старше, а ведь они были ровесниками. Никакого живота, никаких мешков под глазами. Но сами глаза, их взгляд показались Ане какими-то ненастоящими. Ну, словно не очень хороший актер роль играет.
Помог отец многим – нашел ритуальное агентство, получил разрешение на похороны, добился хорошего места на кладбище. Аня сама ни за что бы так не управилась.
Не забыл отец и поздравить ее с успешным завершением учебы, порадовался новости о том, что у нее уже есть рабочее место, только выходить через два месяца – там увольняющийся работник проект доделывает. А когда все печальные формальности были завершены, сделал неожиданное предложение:
– Может, ты на это время ко мне поедешь? Сидеть в пустой квартире после похорон тяжело, и ничего тут не исправишь. У нас как раз путевка заготовлена, а я поехать не могу, аврал. Съездишь с Ларисой к морю, развеешься. А потом вернешься, пойдешь на работу, и жизнь понемногу наладится.
Удалось ему удивить дочь! Ибо она знала, что Лариса эта самая, папина новая жена, знать и видеть ее категорически не желала, сразу поставив ему такое условие. Потому и не приглашали ее в гости. Откуда аттракцион неслыханной щедрости?
Отец немного смутился, но объяснение дал логичное:
– Видишь ли, Лариса… она никогда не хотела детей и не любила их. Потому и просила тебя не привозить, знала, что общий язык вы вряд ли найдете. Да и работает она много, времени с ребенком нянчиться у нее нет. Но сейчас положение другое – ты ведь не ребенок уже, выросла! Ну понимаешь… ты теперь вроде как просто взрослая родственница, у которой случилась беда. Она сама предложила тебя пригласить.
Аня призадумалась. С одной стороны, ей казалось странным отправляться отдыхать с Ларисой сразу после смерти мамы. С другой – сама мама никогда ничего плохого о Ларисе не говорила, отмечала только, что она «не такая». А сидеть в одиночестве в опустевшей квартире среди воспоминаний будет действительно нелегко, и ничему это не поможет. На этот счет у мамы тоже наставление было: «Природа назначила детям терять родителей. Это надо пережить и идти вперед».
Она же не собирается искать в этой Ларисе новую маму! Ну, вроде как дальняя родственница она, не вызывающая ни особого тепла, ни вражды. Действительно, почему бы не познакомиться наконец?
Сговорились на том, что Аня приедет чуть позже – сперва вещи мамины разберет, о работе окончательно договорится, простенькие поминки на девять и сорок дней организует. А потом приедет, и как раз успеет на море с Ларисой съездить, раз место свободно.
***
В свои двадцать два года Аня считала себя человеком достаточно стойким перед разнообразными неожиданностями. Но вид открывшей ей дверь Ларисы поверг ее в настоящий ступор.
Жена отца выглядела максимум на десять лет старше ее самой, хотя Аня точно знала, что Ларисе уже сорок семь лет! Фигура подтянутая, но со всеми положенными рельефами, безупречная кожа даже без мысли о морщинах, четкая оригинальная стрижка с легкой асимметрией, едва заметный макияж. Одета Лариса была в модный домашний костюм – нечто среднее между костюмом спортивным и пижамой. Ей шло.
– Аня? Проходи скорее, ставь свой чемодан пока сюда. Господи, сколько ему лет, бедняге? Я тебе сейчас покажу твою комнату и ванную, освежишься, переоденешься, а там еду должны подвезти.
Аня не особо вникала в текст – слишком была занята рассматриванием хозяйки и ее квартиры. Жилье отца и Ларисы напоминало фото из модных публикаций о «современных трендах в интерьере» – до дрожи просто напоминало. Но великолепная Лариса смотрелась в этом антураже блестяще.
В ванной она не сразу разобралась, что к чему. Собственно, это была не ванная – имелась лишь душевая кабина со множеством непонятных функциональных кнопок. Но все же принять душ удалось, и посвежевшая Аня в поисках хозяйки дома выглянула в холл одновременно со звонком в дверь.
За дверью оказался курьер с коробками и судками. Лариса встретила его, как королева – нищего искателя милостей: вежливо, но словно глядя сквозь человека. Курьер со свойственной этой породе вынужденной угодливостью что-то ей объяснял, Лариса внимала ему с высот своего величия, явно не собираясь снисходить до ничтожества. В конце концов она бросила ему льдистым тоном:
– В следующий раз привезете заказ вовремя, молодой человек, клиентов уважать надо уметь! – и отвернулась легко и изящно, как бригантина в флибустьерском дальнем синем море.
Курьер удалился, но в закрывающуюся дверь Аня успела заметить выражение его лица и услышать одно-единственное слово, свистящим шепотом просочившееся сквозь зубы:
– Гюрза!
На крошечной кухне, где вроде как не было ничего функционального (все встроенное, наверное) Лариса весело раскладывала по нарядным вазочкам и тарелочкам какой-то салат, ломтики запеченного мяса и овощи гриль, которые Аня терпеть не могла.
– Вот! Сейчас поедим быстренько, двоим нам и тут места хватит, а потом посмотрим твой чемодан. У нас еще есть время на магазины.
Стараясь сохранить приветливое выражение лица, Аня с трудом прожевала почти сырые кабачок и баклажан гриль, заела их слегка подгоревшим перцем и неестественно сладковатым мясом. Она понимала, что это наверняка высокая кухня, но обычная котлета из готового фарша пошли бы ей куда лучше.
Содержимое ее чемодана заставило Ларису схватиться за голову:
– Анечка! Прости, дорогая, но в этом отдыхать можно только в деревне на речке! Мы же едем пусть и не на Ривьеру, но все же в Ялту!
Аня даже возмутилась – ей нравились ее вещи, они были вовсе не дешевыми и достаточно новыми! Но Лариса была неумолима:
– Анечка, я же не говорю, что они старые и некачественные! Просто такие фасоны носили году эдак в 1980-м! И они делают из тебя эдакую комсомолку, замученную учебой и общественными нагрузками! Зачем тебе это? Женщина, тем более девушка, должна себя ценить и уметь донести это до окружающих!
Далее был долгий утомительный вояж по магазинам, где Лариса беспощадно отбрасывала все, что нравилось Ане, и закупала какие-то кроссовки, брючки, футболки, очки, сумки и прочее, причем лишь в строго определенных отделах и бутиках.
– Вот с этим уже можно ехать в Ялту! Сама посмотришь, как изменится твой образ и твоя личность, и как хорошо ты себя почувствуешь! Одежда – не все, но она создает настрой! – распиналась Лариса.
Домой они ехали на такси – впрочем, в магазин тоже.
– Ездить общественным транспортом – себя не уважать! – заявила Лариса Ане, которая иного способа перемещения просто не знала.
Пожилой таксист не забыл открыть им дверцу машины и стал выгружать из багажника многочисленные пакеты.
– Осторожнее! И побыстрее! На третий этаж! Вы вообще имеете понятие о том, что такое сервис? – бросила ему Лариса и упорхнула отпирать дверь.
Растерянная Аня сама взялась за несколько пакетов и заметила, как таксист, глядя Ларисе вслед, презрительно сплюнул на колесо.
– Зачем ты таскаешь вещи сама? Уважай себя! – выговорила ей Лариса. На замечание, что таксист пожилой, а ей нетрудно, только рукой махнула:
– Если ему трудно – пусть работу меняет! А взялся – пусть обслуживает, как положено! Какая разница, тяжелые они или нет? Ты что, рождена пакеты таскать? Цени себя выше!
***
Надо сказать, что в чем-то Лариса была права. В новой одежде, с новой прической Аня не узнавала себя в зеркале – она видела там девушку из журнала мод, из тех, кто смотрит на простых смертных с огромных ярких плакатов с подсветкой. В ней действительно сразу многое поменялось – осанка, походка, некоторые движения. И когда они приехали в роскошную, как дворец, ялтинскую «Ореанду», Ане не казалось, что она смотрится там, как ворона среди райских птиц.
И отношение к ней тоже поменялось – факт. Больше не было такого, что на нее не обращали внимания, что ей приходилось ждать. Раньше Ане нередко приходилось затратить немало сил, чтобы добиться внимания продавщицы или кондуктора в автобусе! Теперь такие люди мчались к ней на полусогнутых.
Вот только в их шаблонных улыбках, маскирующих усталые, злые глаза, в их любезном щебете Ане все равно порой слышалось свистящее злобное «гюрза!». И ей становилось ужасно неловко оттого, что за нее кто-то другой делает элементарные вещи – носит сумку, заправляет постель, убирает комнату…
Ялта была прекрасна – лазурное море, пальмы, нарядные здания отелей, причудливо завивающиеся улицы. Но и этой красотой Аня пользовалась как-то не так. Ей хотелось в Никитский ботсад и Крымский заповедник, в пещеры и на Ай-Петри. Но Лариса отмахивалась и тащила ее на дорогой концерт какой-то неизвестной Ане «звезды», в спа-салон, в ночной клуб. Единственным действительно замечательным мероприятием стала морская прогулка на яхте.
И, конечно, рестораны. Каждый вечер новый, и днем тоже обязательно. Разных стилей, с разными кухонными «фишками». С музыкой, видами, концертными программами. Столик всегда был, и из лучших.
***
Аня не запомнила, как назывался тот последний, где они были с Ларисой. По идее он должен был быть французским – во всяком случае, музыка там была такая. Официантом к ним приставили паренька, ровесника Ани, симпатичного, рыжего, со значком «Андрей», пришпиленным к рубашке, словно ценник.
Лариса уверенно завладела меню, выдала Андрею кучу дополнительных условий по каждому блюду. Она уверенно развалилась на диванчике и пыталась привлечь рассеянное внимание Ани к людям в зале, некоторые из которых вроде были чем-то знамениты.
Андрей принес закуски, какие-то салатики и крошечные бутербродики. Пока он откупоривал и наливал вино, Лариса величественно надкусила один бутербродик и вдруг взорвалась:
– Молодой человек, вы гостей вообще слышите? Я же четко озвучила: без перца! А здесь его просто жуткое количество! Как я должна это есть?
Аня несмело вякнула, что любит острое, но какое там – как говорится, Остапа понесло. Лариса подробно, со вкусом, рассказывала несчастному Андрею о том, как надо уважать гостей, выполнять их пожелания и обеспечивать безукоризненный сервис. Андрей то краснел, то белел – даже в полумраке видно было. Когда Лариса его отпустила (а точнее, прогнала), бедный парень в прямом смысле бежал.
– Вот так! – сказала Лариса удовлетворённо. – Теперь нам принесут извинения от заведения, переделают тарталетки и дадут официанта, умеющего быть услужливым. Даже в приличных заведениях персонал ныне никуда не годится, распустились!
Но тут уж понесло Аню. Никогда она не чувствовала себя такой… гюрзой! Хотя поступать плохо ей доводилось, и стыдиться потом этих поступков тоже. Но это было вообще… запредельно!
– Хотя бы при мне постыдились так себя вести, Лариса! Вы вообще понимаете, как выглядите, какое впечатление производите? Вы отвратительны людям! Господи, что о нас подумал этот Андрей! Что он обо мне подумал, ведь я тоже при этом присутствовала!
Лариса величественно подняла брови:
– А какая разница? Кого интересует его мнение? Это персонал! Они существуют, чтобы выполнять желания клиентов. Таким вообще не положено думать! Стоили бы чего-то – не занимались бы таким делом. Анечка, если не хочешь быть в их положении – цени себя и пробивайся в жизни, и такие персонажи перестанут иметь для тебя значение!
– Тогда я сама потеряю всякое значение! – выкрикнула Аня и бросилась прочь, оставив на диванчике запредельно неудобную модную новую сумочку.
***
Когда Лариса вернулась к ночи в номер, Аня была там. Ее кровать была завалена новой одеждой и другими вещами. Аня выискивала в этой куче свои старые маечки и платьица и засовывала в большую сумку из тех, что предлагают в супермаркетах – для продуктов.
– Аня, ну что это за припадки? Что за сцену ты устроила на пустом месте? Ты позоришь меня, в конце концов!
Аня обернулась к ней, напрягшись, как мангуст перед коброй:
– Это вы меня позорите! Издеваетесь над людьми из-за того, что они не в восторге от необходимости унижаться перед такой, как вы, и люди думают, что и я такая! Если вам так не нравится все, что делают другие – делали бы это сами! Или неспособны?
– Вообще-то я заведую рекламным отделом фирмы с миллионными оборотами! Я не глупая кухарка, не уборщица и не прачка! Когда ты так сможешь, деточка? – хищно прищурилась Лариса, став реально похожей на гюрзу.
– Никогда! Ибо не желаю этого! Не хочу быть такой! Не хочу прикидываться чем-то стоящим и притом не уметь самостоятельно застелить постель! Не хочу, чтобы у меня были горничные! Сама буду готовить обеды и ужины! Как мама!
– Детка, но твоя такая замечательная мама в результате была к сорока пяти годам больной и толстой, вкалывала в цеху каким-то мастером, умерла молодой, и муж таки оставил ее ради меня! И стал со мной человеком, а с нею так и оставался бы задрипанным инженеришкой! Не наоборот! – змеиная улыбка Ларисы стала шире.
– Пусть! Лучше я буду толстой, рано состарюсь и мало проживу, но люди не будут проклинать меня за глаза и ненавидеть! И не нужен мне мужчина, способный оставить нормальную, пусть и не идеальную, женщину ради особы, не любившей в жизни никого и никогда, кроме себя! У моего мужа не будет высокой должности и дорогого костюма, но у него будут живые глаза, а не пуговицы, как у папы!
– Только себя и следует любить, остальное сказочки для дурочек! Как и «жизнь в глазах»! – презрительно фыркнула Лариса.
– Пускай! Вы сказали, что при жизни по вашим рецептам у меня будут совсем другие возможности и другое отношение ко мне. Это правда. И насколько же мерзки эти возможности и отношение! Как я себе отвратительна из-за них!
– А в нищете ты себе не отвратительна? В переднике грязном, в халате застиранном? Старухой в сорок лет?
– Нет! Так выглядят многие женщины, так выглядела моя мама, которая всю жизнь трудилась, меня растила, других уважала! А вы решили меня просто украсть, да? Своих детей рожать и растить лень было, это ж надо величием поступиться! А теперь стали старой, и захотелось хоть в ком, но себя продолжить? Из меня решили свое подобие лепить? Не выйдет!
– Ну и что ты теперь собираешься делать, в своем белом пальто? – усмехнулась Лариса, нимало не обескураженная.
– Не ваше дело! Важно, что я не собираюсь оставаться с вами рядом и дальше позориться перед нормальными людьми! И тряпки эти модные – делайте с ними, что хотите! Они уродливые, и ни одна из них мне не нравится!
Аня подхватила набитую сумку и вышла из номера. Она скажет сейчас внизу, что уезжает, а дальше Лариса пусть сама разбирается – такая разберется!
Андрей, перед которым ей пришлось извиняться, чтобы хоть немного вернуть себе самоуважение, отнесся к ней очень по-человечески. Так что у нее, Ани, еще есть шансы на неплохой отдых – в археологической экспедиции, где работают студенты, друзья Андрея, и где теперь (хотя жаль, что не удалось подработать малость в ресторане!) будет работать и он сам. Это наверняка интересно, да и дело стоящее! Хотя за него и не заплатят – только кормить будут.
***
Лариса в номере задумчиво осмотрела разгром на кровати Ани.
– Да, дело безнадежно, зря связалась. Неисправимо! Генетика!
Разговор с супругом насчет его неблагодарной дурочки-дочери можно было отложить до утра. К счастью, номер оплачен полностью, и остаток отпуска можно полностью посвятить себе. Действительно, что она, не обойдется без пошлого «сохранения себя в потомках»? Какое ей дело до того, что будет после нее?
