Эта история случилась давно, в семидесятые годы, в посёлке целинного совхоза…
Тамара – заведующая, а заодно и продавец сельмага, ранним утром шла на работу, зябко кутаясь в болоньевый плащ. Вечером привезли товар, но они с помощницей Альбиной так намаялись, принимая и раскладывая продукты в холодильник, что выложить на полки галантерею, канцелярку, бакалею не успели. Вот и пришлось топать ни свет ни заря в магазин.
Ещё толком не рассвело, в окнах редко где горели огни, поселковые не спеша собирались на работу. Осенняя погода выдалась промозглой и слякотной из-за мелкой измороси. Ноги, обутые в резиновые сапожки, соскальзывали с тропинки, которая только считалась асфальтированной, а на деле была вся в рытвинах да колдобинах, поэтому не получалось идти быстро.
Впереди, прямо посреди тропинки, что вела вдоль заборчика школы, громоздилась куча тряпья. Тамара ругнулась: «Ну что за придурки! Лень на мусорку отнести, бросили свои телогрейки, где попало! Детям в школу по тряпью пробираться, что ли?»
Вдруг куча зашевелилась и простонала. Тамара испуганно отпрянула прямо в лужу, чертыхнулась, но, переборов себя, подошла поближе. Наклонившись, она разглядела, что это не тряпки, а человек, одетый в немыслимое рваньё. И человека этого она знает, местный алкаш, можно даже сказать – бомж.
– Эй ты, чего здесь развалился? – брезгливо толкнула она его ногой. – С утра пораньше нажрался, иди домой, проспись!
Но бомж так пронзительно глянул на неё сквозь спутанные волосы, что у Тамары, совсем не сентиментальной дамы, ёкнуло сердце. Глаза мужика были, как у загнанного зверя, в них полоскалась безнадёга, лицо исказила болезненная гримаса.
– Как там тебя? Чего ты весь скривился?
– Нога, – пробормотал бомж, – совсем разболелась. Мне бы к фельдшеру дойти.
Времени разглядывать его болячки совершенно не было, да и мгла мешала, поэтому Тамара приказала мужчине шагать с ней до магазина, всё равно в посёлке ничего ещё не открыто. Она даст бинт, йод, чаю нальёт, а потом в медпункт пусть идёт лечиться. Бомж с трудом поднялся и, кое-как ковыляя, поплёлся за женщиной.
Так, гуськом по тропинке, они дошли до сельмага и застыли в изумлении, потому что железная дверь была распахнута настежь. На крыльце под тусклым фонарём лежал связанный сторож Петрович с окровавленной головой и грязной тряпкой во рту. Увидев их, он замычал и начал извиваться, пытаясь освободиться от пут. Тамара охнула и подбежала к старику. Вытащив изо рта кляп, она стала развязывать дрожащими руками верёвки. Но сторож, откашливаясь и отплёвываясь, прохрипел: «Они там, воруют…»
– Боже мой, кто они, кто ворует? – от волнения никак не могла понять Тамара, но бомж оказался сообразительнее и, забыв, что только что еле ковылял, резво бросился в помещение.
Заведующая кинулась за ним в торговый зал. Впотьмах слышалась возня, кряхтение, мелькали какие-то тени. Сильно толкнув женщину, мимо пробежал человек, на ходу засовывая что-то в карман, и рванул прочь от магазина. На втором грабителе сидел бомж и, шумно сопя, закручивал ему назад руки. На полу темнела большая лужа, но Тамаре некогда было думать, что это, она бросилась на помощь бомжу. Заведующая была женщиной пышных форм, поэтому ей удалось придушить вора своим весом, и они вдвоём скрутили ему руки ремнём, вытащенным из его же штанов.
Когда Тамара включила свет, её взору предстала картина разгрома: бутылки с вином разбиты, с полок попадали пакеты с мукой и крупой, дополняли неразбериху разбросанные банки консервов, пачки сигарет и раздавленные шоколадки. Хорошо ещё, что неразобранный товар и сейф со вчерашней выручкой налётчики не успели распотрошить.
Но главная беда заключалась в другом: неожиданного защитника, бомжа, один из грабителей ударил ножом, и вокруг него расползалась лужа крови, смешиваясь с разлитым портвейном. Мужчина зажимал рукой рану на животе, лоб покрылся испариной, лицо быстро бледнело, казалось, он сейчас потеряет сознание.
Тамара пнула для верности связанного вора сапогом и бросилась в подсобку к телефону. Трясущимися руками она набрала милицию и неотложку. Немного отдышавшись, позвонила директору совхоза и доложила о налёте на сельмаг.
Когда в магазине появились директор совхоза Сан Саныч, медики и милиционеры, бомж совсем ослабел и еле дышал. Возле него суетилась Тамара. Расстегнув телогрейку, разорвав свитер и обнажив рану, она пыталась остановить кровь полотенцами.
Скорая быстро увезла раненых, милиция, осмотрев место происшествия, забрала задержанного налётчика. Только тогда Тамара с подоспевшей помощницей принялись наводить порядок в магазине и подсчитывать убытки.
***
Посёлок вовсю гудел: не каждый день у них грабили магазин. Хотя народу при́шлого хватало: и шабашники, и студенческие стройотряды, и водители, перевозившие урожай. Все останавливались в общежитии, так что люди там постоянно менялись, одним словом – проходной двор. Разгневанный директор орал, что разгонит всех к чёртовой бабушке, а общежитие вообще прикроет, как рассадник преступности.
Пришедшие к магазину поселковые женщины живо обсуждали происшествие. От них Тамара узнала, что второму грабителю удалось скрыться, но его разыскивает милиция. Сан Саныч, директор, обещал самолично придушить этого вора, как только его поймают. А бомж, героически задержавший вора, раньше был вовсе даже не бомж, а Андрюшка Красильников. Был когда-то хорошим мужиком, жил в соседнем совхозе, а когда запил, жена Валька его выгнала. Он переехал к ним в совхоз, работал на стройке, но долго не задержался. Паспорт по пьяни у него то ли украли, то ли разорвали, вот и бомжует, так как на работу его не берут.
Тамара слушала сплетни с большим сомнением и в то же время с замиранием в сердце, так жалко было мужика. Не верилось, что он – самая распоследняя пьянь: показался ей этот бомж не запойным и не опустившимся, а просто невезучим. Она решила, что, когда поедет навестить сторожа Петровича, заодно зайдёт и к Андрею.
***
Через пару дней, оставив в сельмаге вместо себя помощницу, она входила в палату районной больницы с пакетом гостинцев для Андрея. Вглядываясь в лица больных, женщина крутила головой, выискивая своего нежданного спасителя, но никак не могла его узнать. Находившаяся в палате санитарка указала на бледного, наголо остриженного мужчину. В нём трудно было признать заросшего, грязного бомжа, которым он был всего несколько дней назад.
– Да вот он, Красильников! Андрей, к тебе пришли!
Мужчина открыл глаза, и только тогда Тамара узнала его по безнадёжному взгляду.
– Андрей, – засмущавшись, спросила Тамара, – как себя чувствуешь?
Она положила на тумбочку гостинцы и присела рядом на стул.
– Всё хорошо, Тамара Николаевна! Спасибо вам!
– Я тут гостинчик принесла. Это тебе спасибо, у Петровича не только голова разбита, но и сотрясение мозга. Эти гады и меня могли убить, если бы не ты. Рана у тебя тяжёлая?
– Нормальная, жить буду!
В разговор вмешалась санитарка:
– В животе у него рана неопасная, хирург говорит, по касательной ножик прошел, просто много крови вытекло. А вот с ногой плохо, всё в грязи было, загноилось, как бы отрезать не пришлось, – сделала «страшные» глаза женщина.
– Батюшки! – заохала Тамара. – Может, обойдётся? Мужик-то молодой, как ему без ноги?
– Может, и обойдётся, – согласилась санитарка.
***
Красильников пролежал в больнице до зимы, ногу ему врачи не отрезали, вылечили, хотя рана была застарелая, дело чуть до заражения крови не дошло. Бомж окреп, отмылся, заметно поправился, стал похож на нормального человека, местами даже симпатичного. Спасибо Тамаре — считай, выходила мужика: привозила ему бульоны, соки, свежую молочку.
Она приняла такое бурное участие в его судьбе, что сама удивлялась той сердобольности, какой отродясь у неё не было. Мужа-то своего Тома быстро завернула, когда он спьяну начал кулаками махать. Тот и прощения просил, и клятвенно заверял, что такого больше не повторится. Но женщина терпеть семейные баталии не стала, развелась, и пришлось бывшему муженьку с целины на родину возвращаться не солоно хлебавши. Пусть вообще спасибо скажет, что в милицию на него не заявила!
А с Красильниковым возится, как с самым что ни на есть близким родственником. Наверное, стареет – сорок четыре на днях исполнилось – поэтому и жалостливая такая стала. Вот даже к жене его бывшей поехала в соседний совхоз. Надо же мужику куда-то после операции возвращаться, да и одежда для выписки нужна! Пошла прямо к магазину, где несколько женщин о чём-то бурно судачили.
– Здравствуйте, женщины! Не подскажете, где Валька Красильникова живёт?
– Ну я Валька, только уже не Красильникова, а Петрова! А на кой я вам? – отозвалась самая шустрая из них.
– Про мужа твоего, Андрея, я хотела поговорить. В больнице он, вот выписывают, одежда нужна. Старые тряпки сожгли, а те, что были в общежитии, шабашники растащили.
В это время в дверях магазина показался мужчина: «Валька, хватит трепаться, наша очередь!» Женщина махнула ему рукой и повернулась к Тамаре:
– Не муж он мне теперь, твой Андрюха! И не надо сюда приезжать, ничего у него тут нету! Всё он пропил и по пьяни своей потерял! Так и скажи ему, пусть даже на порог не показывается!
Подумав, Тамара пришла к директору совхоза. Несмотря на свой грозный нрав, Сан Саныч был в сущности человеком добродушным, быстро меняющим гнев на милость. Поэтому он выхлопотал Красильникову новый паспорт взамен разорванного, выдал небольшую премию за героизм, проявленный при охране социалистической собственности совхоза (Тамара на ту премию одежду ему купила), и напоследок заявил «герою»:
– Красильников, я тебя оставляю в совхозе. Вот тебе даже паспорт новый сделали. Съездишь, заберёшь. И работу тебе подыщем, – директор задумался. Ещё неокрепший после операции мужчина для тяжёлой работы в совхозе не годился.
– Может, сторожем тебя определить в сельмаг, пока сигнализацию не поставим? Старик Петрович уволился, сказал, что жизнь ему пока дорога, да и берданку его жулики разломали. А ты вон, голыми руками социалистическую собственность защищал! – директор заговорщицки подмигнул Тамаре. – Да и Тамара Николаевна за тебя просит! Но смотри, напьёшься, в двадцать четыре часа из совхоза вылетишь!
***
Хотя поначалу Андрей был молчалив и нелюдим, но работал исправно, помогал продавцам разгружать товар, сторожил усердно. Тамара прямо нарадоваться не могла на расторопного работника, который из сельмага почти не вылезал, старался что-нибудь подправить и подремонтировать.
Однако помощница Альбина скептически хмыкала:
– Тома, неужели ты веришь ему? Горбатого только могила исправит. Те жулики, небось, его дружками были. Водки не хватило, вот и полезли за добавкой в магазин с пьяного угара. Он за ними не угнался, поэтому героем прикинулся.
– Ну что ты такое говоришь, Альбина? Человек пострадал, его самого чуть не убили. Андрей – неплохой мужик, просто невезучий! – Тамара в этот момент подсчитывала выручку, ловко шевеля ухоженными наманикюренными пальчиками, и от возмущения даже сбилась со счёта.
– Ох, Тамара Николаевна, добрая ты душа! Смотри, не ошибись! – проговорила Альбина.
***
Помощница как в воду глядела: Красильников вечером на работу не вышел. Тамара, пригорюнившись, ждала его допоздна, а потом решила пойти в общежитие и своими глазами увидеть этого негодяя. Хотела отругать, что обещание своё не сдержал, её подвёл. Теперь вылетит из совхоза – в отличие от некоторых, Сан Саныч своё слово держать умеет. Но Красильникова она нигде не нашла, а «добрые» соседи, будучи под градусом, подсказали:
– Ещё в обед собрался и уехал в район на совхозном «газике». Сказал, что по делам его директор послал. Высоко Андрюха взлетел, с нами даже выпить не хочет!
– Тьфу на вас, алкаши проклятые! – в сердцах плюнула Тамара, вернулась в магазин, чтобы позвонить директору и всё узнать из первых уст.
Сан Саныч подтвердил, что отправил Красильникова в район. Дел было, действительно, много. Милицейские хотели наградить его грамотой, а также нашли второго преступника, нужно было заявление на него написать. Попутно ему следовало завезти в стройконтору смету и задаток на стройматериалы. Давно должен был вернуться, но уже поздний вечер, а его всё нет. Директор в растерянности предположил:
– Ну не мог же он драпануть на машине да с деньгами? Я ему верю, он в армии десантником служил, и сейчас старается, не пьёт. Хочу его на стройку перевести, вот даже смету ему поручил отвезти!
– Сан Саныч, давайте подождём, чего напраслину на мужика гнать… Всё-таки распутица, вдруг застрял где. Позвоните мне в магазин, когда появится!
Расстроенная Тамара вернулась в сельмаг, села у телефона и застыла, не в силах ничего делать. Ну не верила она, что Красильников может всех обмануть и скрыться. Зачем ему такие проблемы? Не заметила, как задремала, положив голову на стол.
***
Резкий телефонный звонок заставил её вздрогнуть. Спросонья схватив телефонную трубку, Тамара не сразу поняла, что ей говорит Сан Саныч.
Оказывается, на грунтовой дороге машина застряла в грязном рыхлом снегу, и как Андрей ни старался, не смог самостоятельно выбраться. Надеялся, что поедет какой-нибудь запоздалый водитель и вытащит его. Но время шло, а на дороге так никто и не появился. Он понимал, что в совхозе будет переполох, что люди подумают о нём плохо. Да и замерзать уже стал, хоть и весна, но к ночи подмораживало. Пришлось оставить машину и идти пешком, до совхоза оставалось километров пять, не больше. Уже на подходе к посёлку его подобрал большегруз и подвёз прямиком к дому директора. Вместе с трактористом они вернулись за застрявшим «газиком».
Как только Тамара увидела в дверях магазина Андрея, она поняла, что он, промокший и продрогший, вряд ли сможет что-то сторожить. Она заварила крепкий чай, положила туда дольку лимона, ложку мёда и заставила его выпить. Красильников бросил красноречивый взгляд на бутылку коньяка, но заведующая поднесла ему кулак прямо под нос:
– Чаем грейся, мне тут алкоголики не нужны, понял?
Затем уложила его на диванчике в подсобке. Но к утру у Красильникова поднялась температура и стало ясно, что он заболел. Тамара вызвала фельдшерицу, та, сделав мужчине укол и снабдив таблетками, посоветовала полежать пару-тройку дней. Но где? Не в общежитии же, где проходной двор.
Подумав, Тамара предложила Красильникову отлежаться у неё дома: «А что, у меня двушка, сын учится в областном городе и приедет только на каникулы. Так что можешь пожить в его комнате, пока не выздоровеешь!».
Пришедшая на работу Альбина, услышав разговор, закатила глаза и повертела пальцем у виска: заведующая совсем сбрендила. Потом обреченно махнула рукой и согласилась поработать одна, так что Тамара могла пару дней поухаживать за Красильниковым.
***
– Почему ты ухаживаешь за мной? Я никчёмный человек, а ты со мной возишься.
– Скажи мне правду, это твои дружки осенью влезли в магазин? Ты знал об этом?
– Клянусь, нет. Я ушёл из общежития ещё ночью и не знал, что эти идиоты задумали. Да и не пил я с ними. Так тошно было на душе, нога уже просто гнить начала, не помогали ни водка, ни спирт. Хотелось уйти в степь и там умереть. Но ты вот на меня наткнулась.
– А сейчас как ты решил жить?
– Тома, прости меня за этот разговор, можешь меня прогнать, я уйду. Но ты мне стала ближе всех, кто у меня был когда-либо. Даже с сестрой мы отдалились, когда я на целину уехал на заработки. Здесь на Вальке женился, но ничего у нас с ней не получилось, не любила она меня. Деньги ей нужны были, я хорошо на строительстве зарабатывал, помогал ей девчонку растить.
– Что ж своих детей не родили? Ты не захотел или Валька?
– Валентина мудрила, не нужны ей были дети. Она и свою-то не воспитывала, к бабке отправляла в райцентр. Тома, не хочу про неё говорить.
– Красильников, когда я твои глаза увидела, сразу поняла, что, если я пройду мимо, ты пропадёшь. Видно, судьба нас свела на той узкой дорожке.
***
Красильникову стало лучше, в домашней обстановке и при хорошем уходе он набрался сил. Надо было решать, как жить дальше, и Тамара предложила ему это обсудить. Они сидели за столом, пили чай с мёдом и пирогами, которые она так любила печь. Тамара сама даже не смогла бы ответить на вопрос, почему этот бывший бомж стал ей так дорог.
– Директор тебя на стройку переводит, может, комнату выделит отдельную. Не пьянствуй, береги себя. Тебе сколько, тридцать пять? Еще судьбу свою встретишь, семью заведёшь, детей, – по-матерински глядя на Андрея, убеждала его Тамара.
– Я уже встретил свою судьбу. И другой мне не надо, – он взял её руки в свои и увидел, как дрогнули и налились слезами её глаза.
В непонятном порыве, то ли благодарности, то ли любви, Андрей обнял и крепко прижал к себе Тамару. Она хотела отстраниться, но поняла, что ей и самой хочется обнять и никуда не отпускать этого мужчину, ставшего ей таким близким. Словно почувствовав желание женщины, он нежно стал целовать её лицо, глаза, губы.
– Не надо, Андрей, – смущённо попросила Тамара, – я старая и толстая. А ты красивый и молодой, тебе нужна другая женщина.
– Мне никто не нужен, кроме тебя. Одно твоё слово, и я уеду из совхоза, или… останусь у тебя навсегда.
– Ох… Оставайся, Андрюша, и будь что будет!
***
Супруги Красильниковы прожили в любви и согласии более двадцати лет. За это время Андрей Иванович заочно закончил строительный техникум и занял должность прораба совхоза. Высокий и статный, всегда в костюме, модной рубашке (Тамара тщательно следила за одеждой мужа), он приезжал на объект, руководил стройкой. Не терпел пьянства и без лишних разговоров выгонял с работы алкоголиков.
Женщин, которые пытались флиртовать с красавцем-прорабом, ждал один ответ: «Своей любимой Томе я никогда не изменю!». История их «героического» соединения каждый раз обрастала новыми подробностями и стала уже легендой, которую охотно рассказывали старожилы вновь прибывшим в совхоз.
В девяностые, когда разваливались не только совхозы, но и вся страна, многие срывались с насиженных мест и уезжали на родину. Но Красильниковы не могли уехать: тяжело заболела Тамара. Сын увёз мать лечиться в областной город, где работал главным архитектором. Но ей уже ничто не могло помочь. Андрей до последнего момента был возле Тамары.
И только после её ухода Красильников, оставив всё нажитое ее сыну, уехал к родственникам куда-то в Воронежскую область.
