Она лежала без движения, уставившись в потолок, и слушала, как в третий раз за вечер на прикроватной тумбочке зазвонил телефон мужа. Этот настойчивый, пронзительный звонок казался ей зловещим предвестником бури. По ее спине бежали мурашки. Это имя — «Сашенька» — теперь было выжжено в ее памяти огненными буквами.
Все началось несколько дней назад. Антон, вернувшись с работы, обнял Машу с порога с неожиданной силой, будто они были не супругами, прожившими бок о бок семь лет, а влюбленными подростками.
— Солнышко, я заказал номер в гостинице в Петербурге! На три дня! Только мы с тобой! — в его глазах плясали озорные искорки, но она лишь сжала пальцы в кулак, впиваясь ногтями в ладони.
Ее голос прозвучал устало и скептически:
— А дети? Антош, сегодня вроде бы не первое апреля?
Их жизнь давно уже не была поводом для шуток.
— Я уже обо всем договорился с родителями. Отметим твое тридцатилетие там! Ведь ты давно мечтала увидеть Питер! Ну что же ты, Маша, радость наша! Улыбнись!
Он повторял и повторял ей о своем подарке, о ее мечте увидеть Северную столицу, о том, что дети останутся с его родителями. Она слушала этот знакомый до каждой интонации голос и не могла поверить. Что-то внутри нее дрогнуло — какая-то давно заржавевшая пружина. Она медленно опустилась на край кровати, прижалась лбом к его плечу и почувствовала, как ее прорвало. Годы накопленной усталости вдруг перестали давить, словно они сейчас перевернули тяжелую страницу жизни, а дальше… дальше должно быть легче.
Она вспомнила, как их семейная лодка с самого начала шла по бурным водам. Как они потеряли все накопления, поглощенные безжалостным экономическим кризисом. Как тяжело заболел ее отец, и в дом снова пришла бедность, пахнущая лекарствами и отчаянием. Они работали до изнеможения, дни и ночи сливались в один бесконечный поток.
Потом родилась Алиска. И едва они успели перевести дух, судьба преподнесла новый сюрприз — Маша снова была беременна. Вторые роды стали для нее адом. Экстренное кесарево сечение, осложнения, а потом — долгие, мучительные недели, когда их маленький Ваня боролся за жизнь в стерильной палате реанимации. Она до сих пор слышала леденящие душу слова врача: «Состояние стабильно тяжелое».
Она очнулась от его голоса:
— Маша, мама справится. Они будут в полной безопасности. Я хочу, чтобы ты просто отдохнула.
Его слова звучали как заклинание, и она капитулировала. Но вечером, накануне отъезда, пока Антон был в душе, его телефон на тумбочке снова ожил. Экран осветился холодным сиянием, и на нем всплыло имя, которое все перевернуло — «Сашенька». Звонок закончился и на экране высветилось начало сообщения: «привет!» И рядом сердечко.
— Что с тобой? — спросил он, войдя в спальню. Она сидела, прикованная к месту, и смотрела на него сквозь набежавшие слезы. — Ничего… Просто… дурное предчувствие, — прошептала она, отводя взгляд. Ей не хотелось… нет, только не сейчас…
На следующее утро все шло как по маслу. Она сидела на пассажирском сиденье, смотрела на профиль мужа и думала о том звонке. За окном стоял лютый, пронизывающий холод. Из динамиков лилась нежная, щемящая мелодия, она была красивой, но рвала Маше душу.
Она должна была сменить Антона за рулем, но заснула, убаюканная теплом и музыкой. Проснулась, когда он уже сворачивал на заправку.
— Поспи еще, — предложил он.
— Нет, я в порядке. Тебе сейчас отдых нужнее, — возразила она.
Едва она взялась за руль, обхватив прохладную кожу баранки, как то самое ледяное предчувствие снова кольнуло ее под ребро. И словно в ответ — зазвонил его телефон. И Маша заметила – мельком, обрывочно: снова «Сашенька». Он рывком открыл дверь и вышел в снежную круговерть. Вернулся через пару минут, его лицо было напряжено.
— Связь просто отвратительная! — бросил он, хлопая дверью. Она поняла, что он нервничает.
— Что-то важное? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Да, рабочий момент, — ответил он.
Дорога сузилась, бескрайние поля сменились частоколом высоких, темных елей. Асфальта почти не было видно, его замело белой пеленой. Они медленно ползли за длинным грузовиком, и это неторопливое движение начало действовать ей на нервы.
Она собралась с духом и решилась на обгон. Высовывалась, пытаясь разглядеть что-либо в снежной мути. Стиснув зубы, вывела машину на зыбкую белую полосу и нажала на газ.
Когда они поравнялись с серединой грузовика, из-за него, как призрак, возникла встречная фура. Огромная, серая, неумолимая. Она не могла понять ее скорость, не могла сообразить, успеют ли они проскочить. Антон застыл рядом, его глаза были полны ужаса.
И потом мир переключился на замедленный режим.
— Тормози! Тормози, ты слышишь?! — его крик пробился сквозь гул в ушах. Она вдавила педаль тормоза в пол изо всех сил. Дышать стало нечем. Ей показалось, что машина на миг взлетела. Потом — удар. Глухой, железный, потрясающий до самых костей.
За эти несколько секунд она с невероятной ясностью поняла, что в этой жизни по-настоящему важно. Она подумала о своих детях. О том, как они останутся одни. Их раскрутило на обледенелой дороге и сбросило в придорожный кювет. Машина мягко утонула в глубоком сугробе по самую крышу. Снег… Мягкий, пушистый, спасительный снег…
— Боже… — он выдохнул, отстегивая ремень.
— Мы… живы? — спросила она, не веря собственным глазам.
— Пока да, — хрипло ответил он.
— И тут, сама не зная почему, она задала тот самый вопрос:
— Антон, подожди. Не спеши выходить из машины. Ответь на вопрос: кто она? Сашенька… Я видела…
— Он закрыл глаза.
— Ты выбрала не самое подходящее время. Должен ли я отвечать прямо сейчас?
— Я хочу знать правду, пока жива… — прошептала она.
Он тяжело вздохнул.
— Я хотел рассказать тебе в Петербурге. Но… раз уж так вышло. Саша — моя дочь. Я узнал о ней совсем недавно. Моя бывшая девушка скрыла от меня беременность. А месяц назад ее не стало. Я сделал тест ДНК, так что сомнений нет… Девочка сейчас живет с бабушкой. Я дал ей свой номер… сказал, что она может позвонить мне в любое время. Она просто ребенок, Маша. Она ни в чем не виновата. Прости меня.
В ту же секунду в заснеженное стекло кто-то постучал.
— У вас все нормально? Помощь нужна? — послышался голос незнакомца.
До Петербурга они так и не доехали. Сняли номер в убогом придорожном мотеле. Они были измотаны до предела — и физически, и душевно.
— Ты познакомишь меня с ней, — сказала она ему уже в полусне.
— Да, — тихо, но твердо ответил он. — Конечно.
Прошли месяцы. Теперь Саша жила с ними. Ее комната — рядом с комнатой Алиски и Вани. Теперь они были семьей из пяти человек. Маша больше ни разу не садилась за руль, и вряд ли когда-нибудь сядет. Но она была благодарна тому страшному дню. Он научил ее ценить хрупкость каждого мгновения, тихий вечерний смех на кухне и тепло рук всех, кто сейчас рядом.
