Я застыла в дверях, не в силах сделать шаг. Спина мужа, напряженная и сосредоточенная, была повернута ко мне. Он не слышал, как я вошла. На экране его телефона ярко светилась сумма — пятьдесят тысяч. И имя получателя — Катя.
— Сергей? — мой голос прозвучал чужим, сдавленным.
Он резко обернулся, лицо перекосилось от паники. Палец судорожно рванулся к кнопке, пытаясь погасить экран, но было поздно.
— Я… это не то, что ты подумала, — он загородил собой телефон, будто это можно было скрыть. — Это коллеге, займ.
— Коллеге Кате, — уточнила я. В ушах стоял звон. — Той самой, с которой «все закончилось год назад»?
Он открыл рот, чтобы солгать еще раз, но я уже не слушала. Я видела, как рушится все. Каждая крупица доверия, каждый совместный год превращались в пыль. В этом молчании, в его испуганных глазах, был весь ответ.
Все началось с мелочей. Пропавшие деньги с нашего общего счета, которые он списывал на «непредвиденные расходы по работе». Вечные задержки в офисе. Отстраненный взгляд за ужином. Я цеплялась за оправдания, которые он бросал мне, как утопающий за соломинку. Устал. Работа. Кризис.
Мы познакомились в институте. Он был худым, застенчивым парнем, который писал мне смски со стихами. Мы строили все с нуля. Первая съемная квартира с протекающим потолком, первая машина, купленная в кредит, рождение дочери. Я верила, что мы — команда. Что наши трудности только скрепляют нас. Я помнила, как он плакал, держа на руках нашу новорожденную Аленку, и клялся быть для нас опорой. Эти воспоминания были моим щитом. Я думала, если достаточно сильно верить в прошлое, оно защитит наше настоящее.
Однажды, недели за две до того, как я все узнала, мы сидели на кухне. Аленка уже спала.
— Тебе не кажется, что мы как-то отдалились? — осторожно спросила я.
Он вздохнул, не отрываясь от телефона.
— Снова начинаешь? Просто тяжелый период. Надо переждать.
— Но мы же не разговариваем. Ты не разговариваешь со мной.
— А о чем разговаривать, Оль? О счетах? О проблемах на работе? У меня и так голова кругом.
В его голосе не было злости. Была усталость, каменная стена, через которую я не могла пробиться. Но тогда я еще видела в этой стене не преграду, а крепость, которую нужно защищать от внешнего мира. Вместе.
Маленькая надежда теплилась в моей душе еще несколько дней. Может, он прав. Может, я сама все выдумываю, накручиваю. Надо быть мудрее, терпеливее. Я решила бороться за нас. За наши двадцать лет. Я записалась к психологу, начала искать способы «вернуть страсть», как советовали глянцевые журналы. Я наивно полагала, что проблема во мне. Что стоит мне стать другой — и он снова будет тем самым Сергеем, который писал смски со стихами.
Новый удар пришел оттуда, откуда я не ждала. Мне позвонила подруга детства, Ира, мой катализатор, всегда тянувший меня вверх. Ее голос был напряженным.
— Оль, я не хочу сеять панику, но… я вчера видела Сергея. В ресторане в центре. Не одного.
У меня похолодели руки.
— С кем?
— С молодой девушкой. Я не уверена, но… это выглядело очень неформально. Он платил по счету.
Я поблагодарила ее и положила трубку. Надежда, за которую я так цеплялась, с треском лопнула. Это была не работа. Это была не усталость. Это была ложь. Систематическая, циничная ложь.
Сила пришла не сразу. Сначала была пустота. А потом — холодная, обжигающая ярость. Я не позволю ему разрушить все, что мы строили. Я не позволю ему сделать из меня жертву. Я мать. Я половина этого брака. И я имею право знать правду.
Я не стала устраивать истерик. Я стала детективом. Пока он был на «работе», я проверила наш общий счет. Платежи Кате шли регулярно, раз в месяц, и начались ровно год назад. Как раз тогда, когда он впервые сказал, что у них «все закончено». Я нашла старый планшет Аленки, который он иногда брал в поездки. Он был привязан к его почте. Письма были стерты, но в корзине я нашла билеты в Геленджик на прошлое лето — на него и на нее. Как раз тогда, когда мы с Аленкой гостили у моей мамы.
Собрав все доказательства — выписки, скриншоты, билеты — я положила их в папку. Мои руки не дрожали. Во мне было странное, ледяное спокойствие. Я больше не пыталась его вернуть. Я готовилась к войне.
Вознаграждение пришло в виде странного облегчения. Я наконец-то увидела врага в лицо. Этой ночью, глядя на спящую дочь, я поняла — я сильнее, чем думала. Я выживу. Ради нее я должна быть сильной. Я не позволю его лжи определить наше будущее.
Кульминация наступила тем вечером, когда я застала его за переводом. После его неуклюжих оправданий я не кричала. Я не плакала.
— Садись, Сергей, — сказала я тихо. — Мы будем говорить.
— Оль, давай не сейчас, я не в форме…
— Садись! — мой голос прозвучал как хлыст.
Он сел. Я вынула папку и положила ее на стол перед ним.
— Это — все твои переводы Кате за год. Это — ваши билеты в Геленджик, пока мы были у мамы. Это — копия квитанции из ювелирного, которую ты оплатил с нашей карты. Колье. Я все знаю.
Он молчал, уставившись на бумаги. Его лицо побледнело.
— Ты что, следила за мной? — это была жалкая попытка контратаки.
— Я защищала то, что считала своей семьей. А ты ее разрушал. Ты воровал у нас. У меня. У Аленки.
Он попытался снова заговорить, рассказать про «ошибку», «мимолетное увлечение», что «она ничего не значит». Но слова застревали у него в горле. Он видел — я не верю. И верить не буду. Никогда.
— Все кончено, Сергей, — сказала я. В голосе не было ни злости, ни обиды. Только констатация факта. — Завтра ты съезжаешь. Мы будем разводиться. И если ты попытаешься оспорить хотя бы рубль из того, что ты украл у семьи, эти документы увидят свет. Все.
Он смотрел на меня, и в его глазах было незнакомое выражение — страх. Он впервые увидел меня не как свою уютную, привычную Олю, которая все стерпит, а как человека, которого он предал и который больше не боится остаться один. Он проиграл.
Финал наступил утром. Он молча складывал вещи в чемодан. Я стояла в дверях комнаты Аленки, оберегая ее сон от этого последнего акта нашего падения. Когда он закончил, он остановился у входной двери.
— Оль… прости.
Я смотрела на него, на этого чужого человека, с которым прожила двадцать лет.
— Уходи, Сергей.
Он вышел. Дверь тихо закрылась. Я повернулась, подошла к окну и увидела, как он садится в такси, не оглядываясь. В квартире воцарилась тишина. Не пугающая, а очищающая. Я глубоко вздохнула, впервые за долгие месяцы чувствуя, что воздух в моих легких чист и принадлежит только мне. Я подошла к комнате дочери, приоткрыла дверь. Она спала, беззаботно улыбаясь во сне. Я знала, что впереди — сложности, суды, слезы. Но я также знала, что мы справимся.
Я мягко закрыла дверь и произнесла в тишину, больше для себя, чем для кого-либо еще.
— Все только начинается.
