Маша торопливо шла по длинному коридору аэропорта Домодедово, таща за собой небольшой чемодан на колесиках. Рейс в Санкт-Петербург должен был вылететь через полтора часа, но она всегда приезжала заранее — эта привычка осталась еще с тех времен, когда муж постоянно упрекал ее в опозданиях. Хотя мужа уже три года как не было в ее жизни, а привычка никуда не делась.
Она остановилась возле стойки регистрации, достала из сумки паспорт и билет. На экране высветился номер ее рейса — все по расписанию. Маша перевела дух и огляделась. Аэропорт был полон людей: кто-то торопился к выходу на посадку, кто-то с облегчением обнимал встречающих, дети бегали между рядами кресел в зоне ожидания. Обычная суета воскресного утра.
— Маша! Машенька!
Она вздрогнула от этого знакомого голоса и медленно обернулась. По залу к ней спешила Зоя Петровна — ее бывшая свекровь. Высокая, статная женщина в элегантном темно-синем пальто и с небольшой дорожной сумкой в руках. Седые волосы были аккуратно уложены, на лице — искренняя улыбка.
— Зоя Петровна? — Маша растерянно улыбнулась в ответ. — Вы… тоже в Питер летите?
— Конечно, деточка! — Зоя Петровна подошла ближе и легко обняла ее за плечи. — Ты же знаешь, что я решила отмечать юбилей там. Хочу, чтобы все было по-особенному, на родине. Мы же с Петром там познакомились, помнишь, я рассказывала? Сорок пять лет назад, на Дворцовой площади. И мои самые близкие друзья юности там остались — Нина, Людочка, Валерий Степаныч. Они уже все приготовили, ресторан забронировали на Невском. Но не ожидала тебя встретить здесь! Разве Игорь не говорил, что вы летите завтра утром?
Маша почувствовала, как краска заливает ее лицо. Вот оно. Именно этого момента она и опасалась, когда решила прилететь днем раньше.
— Я… я решила прилететь сегодня, — пробормотала она, опуская глаза. — Мне показалось, что так будет удобнее. Знаете, мало ли что с рейсами завтра случится, погода может измениться…
— Умница! — Зоя Петровна одобрительно кивнула. — Всегда была у тебя голова на плечах. А где же Игорь с Ксюшей? Они отдельно летят?
— Они… — Маша замолчала, подбирая слова. — Они завтра прилетят. Утренним рейсом. Игорь хотел, чтобы Ксюша хорошо выспалась перед дорогой.
— Ах да, малышке же рано вставать тяжело, — Зоя Петровна покачала головой. — Девять лет — такой возраст, когда сон еще очень важен. Ну что ж, зато мы с тобой составим друг другу компанию! Пойдем вместе на регистрацию.
Они встали в очередь к стойке. Маша чувствовала себя неловко. Она знала, что должна была сказать правду, но не могла решиться. Как объяснить бывшей свекрови, что она специально прилетела днем раньше, чтобы не ехать в одной машине с Игорем и его новой женой? Что не хотела три часа полета сидеть рядом с ними, притворяясь, что все нормально? Что не могла вынести мысли о том, как ее дочь будет называть чужую женщину «тетя Лена», а та будет изображать заботливую мачеху?
— У тебя все хорошо, Машенька? — участливо спросила Зоя Петровна, пока они двигались в очереди. — Ты какая-то бледная. Может, устала?
— Да нет, все в порядке, — Маша постаралась изобразить бодрость. — Просто на работе завал был, вчера допоздна сидела. Еле доделала все к отъезду.
— Надо же, как ты работаешь! — восхитилась Зоя Петровна. — Я всегда говорила Игорю, что тебе цены нет. Такая труженица, такая хозяйка! И с Ксюшей справляешься прекрасно. Девочка у нас — золото, а это все твоя заслуга.
Маша кивнула, не зная, что ответить. Ей всегда было тяжело от похвал Зои Петровны. Та искренне любила ее даже после развода с сыном. И это было самое сложное — бывшая свекровь не переставала считать ее частью семьи, приглашала на все праздники, постоянно интересовалась жизнью внучки. Игорь даже как-то сказал, что мать воспринимает его новую жену Лену настороженно именно из-за того, что не может забыть Машу.
— Следующая! — окликнул их сотрудник за стойкой регистрации.
Зоя Петровна прошла вперед, протянула паспорт и билет. Маша стояла рядом, рассеянно глядя на табло вылетов.
— Вот ваши посадочные талоны, — сотрудник вернул документы. — Место 12А. Счастливого полета!
— Спасибо, молодой человек, — Зоя Петровна отошла в сторону и обернулась к Маше. — Ты тоже регистрируйся, а потом пойдем вместе кофе попьем. До посадки еще полтора часа.
Маша подошла к стойке, протянула свои документы. Сердце билось сильнее, чем обычно. Она знала, что сейчас произойдет то, чего так хотелось избежать.
— Пожалуйста, ваш посадочный талон, — сотрудник вернул ей паспорт. — Место 12Б. Приятного полета!
Маша взяла документы и медленно обернулась. Зоя Петровна стояла в нескольких шагах, с улыбкой разглядывая свой посадочный талон.
— Машенька, у тебя какое место? — спросила она, поднимая глаза.
— 12Б, — тихо ответила Маша.
— Да ты что?! — глаза Зои Петровны засветились радостью. — У меня же 12А! Мы рядом сидим! Вот это удача! Значит, точно вместе весь путь проведем. Пойдем, деточка, найдем где-нибудь местечко поуютнее, и ты мне обо всем расскажешь.
Они прошли контроль безопасности и направились к зоне кафе. Зоя Петровна выбрала столик у большого окна, откуда был виден летный терминал, и жестом пригласила Машу сесть.
— Я угощаю, — сказала она решительно. — Что будешь? Капучино? Или латте?
— Капучино, спасибо, — Маша опустилась на стул. Ей хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, оказаться где угодно, только не здесь.
Зоя Петровна заказала два капучино и кусок чизкейка, который тут же разделила пополам, положив одну часть на салфетку перед Машей.
— Ешь, деточка. Ты совсем худая стала. — Она прищурилась, разглядывая бывшую невестку. — Когда ты в последний раз нормально обедала?
— Вчера обедала, — Маша попыталась улыбнуться. — Зоя Петровна, не преувеличивайте. Я в порядке.
— Ничего ты не в порядке, — твердо сказала та. — Я вижу. Тридцать лет проработала педиатром, насквозь людей вижу. У тебя круги под глазами, руки дрожат. Что-то случилось?
Маша покачала головой и сделала глоток кофе. Горячий, крепкий, он обжег язык, но это было даже приятно — хоть какое-то ощущение, отвлекающее от внутреннего напряжения.
— Работа, — коротко ответила она. — Много работы. Вы знаете, как сейчас в копирайтинге. Клиенты хотят все быстро и дешево, а потом еще и бесконечные правки.
— Игорь говорил, что ты хорошо зарабатываешь, — Зоя Петровна одобрительно кивнула. — Молодец, что сумела найти себя. Я всегда знала, что из тебя выйдет толк. Помню, как ты еще в университете подрабатывала, статьи писала для каких-то сайтов. Игорь тогда смеялся, говорил, что это несерьезно. А вот ты своего добилась.
— Игорь многое считал несерьезным, — Маша произнесла это прежде, чем успела сдержаться.
Зоя Петровна внимательно посмотрела на нее и вздохнула.
— Деточка, я понимаю. Ты обижена на него. И у тебя есть на это право. Он поступил… опрометчиво. Я не оправдываю его.
— Он поступил так, как хотел, — Маша пожала плечами. — Это его выбор. Он имел право на этот выбор.
— Но ты не обязана была смиряться с этим выбором, — Зоя Петровна наклонилась вперед. — Машенька, я знаю, что Игорь завел роман с этой… Леной. Я знаю, что он ушел из семьи. И я знаю, как тебе было тяжело. Но прошло три года. Разве ты не можешь простить? Хотя бы ради Ксюши?
— Я давно простила, — тихо сказала Маша. — Я не держу на него зла. Правда. Просто… просто я не могу делать вид, что мы одна большая счастливая семья. Я не могу притворяться, что все нормально, когда Лена сидит рядом с ним и держит его за руку. Я не могу улыбаться и болтать о пустяках, как будто ничего не было.
— А зачем притворяться? — удивилась Зоя Петровна. — Никто от тебя этого не требует. Ты имеешь право чувствовать то, что чувствуешь.
— Но ведь все ждут, что я буду вести себя цивилизованно, — Маша усмехнулась. — Что я буду спокойна и сдержанна. Что я не устрою скандал, не наговорю гадостей, не испорчу праздник. Все хотят, чтобы я была удобной.
— И поэтому ты прилетела на день раньше, — медленно произнесла Зоя Петровна. — Чтобы не лететь с ними в одном самолете.
Маша кивнула, не поднимая глаз. Ей было стыдно, но она не собиралась врать. Зоя Петровна все равно уже все поняла.
— Деточка, — бывшая свекровь положила свою руку поверх ее руки. — Ты не обязана быть удобной. Ты не обязана никому ничего доказывать. Если тебе так легче — прилетай хоть за неделю вперед. Я не осуждаю тебя.
— Но Игорь осудит, — Маша подняла глаза. — Он скажет, что я веду себя по-детски. Что я бегу от проблем. Что мне давно пора повзрослеть и принять ситуацию.
— А какое ему дело? — резко сказала Зоя Петровна. — Он потерял право указывать тебе, как себя вести, в тот момент, когда изменил тебе с секретаршей в своем офисе. Извини за прямоту, но это правда.
Маша вздрогнула. Зоя Петровна никогда прежде не говорила об этом так откровенно. Обычно она выражалась уклончиво, осторожно, стараясь не задевать ничьих чувств.
— Я была в бешенстве, когда узнала, — продолжала Зоя Петровна, и в ее голосе впервые за все время звучала злость. — Мы с его отцом прожили сорок два года вместе. Сорок два года! И никогда, слышишь, никогда Петр не позволил себе даже взглянуть на другую женщину. А этот… этот мой сын, которого я вырастила, воспитала, которому привила понятия о чести и верности, взял и бросил жену с ребенком ради какой-то девицы, которой едва исполнилось двадцать пять!
— Лене тридцать, — машинально поправила Маша.
— Какая разница, тридцать или двадцать пять! — Зоя Петровна махнула рукой. — Она на пятнадцать лет младше его! И ты знаешь, что самое обидное? Он даже не раскаивается. Говорит, что нашел свою любовь, что с тобой у них давно все кончилось, что он имел право на счастье. А ты? Разве ты не имела права на счастье? Разве ты не заслужила, чтобы муж был верен тебе?
Маша молчала. Ей было странно слышать эти слова от Зои Петровны. Обычно та занимала нейтральную позицию, пыталась примирить их, сгладить острые углы. Но сейчас она впервые открыто встала на ее сторону.
— Зоя Петровна, не надо, — тихо сказала Маша. — Это ваш сын. Вы не должны выбирать между нами.
— Я не выбираю, — устало ответила та. — Я люблю его. Он мой сын, и я всегда буду любить его, что бы он ни сделал. Но это не значит, что я одобряю его поступки. Я вижу, как ты мучаешься. Я вижу, как тебе тяжело. И мне больно за тебя.
— Мне уже не так тяжело, как раньше, — Маша попыталась улыбнуться. — Правда. Первый год был страшным. Я не могла есть, не могла спать, постоянно плакала. Но потом стало легче. Я начала работать больше, начала зарабатывать нормальные деньги. Сняла квартиру получше. Купила Ксюше новый телефон, записала ее на танцы. У нас теперь своя жизнь.
— Но ты не счастлива, — сказала Зоя Петровна. Это было утверждение, а не вопрос.
Маша задумалась. Была ли она счастлива? Она не знала. Она была… спокойна. Или, точнее, привыкла к своему спокойствию. Просыпалась, провожала дочь в школу, работала, забирала ее из школы, готовила ужин, помогала с уроками, укладывала спать, а потом снова работала до поздней ночи. В выходные они с Ксюшей ходили в кино, в парк, иногда в гости к ее маме. Жизнь текла размеренно и предсказуемо. Но счастлива ли она была?
— Я не несчастна, — наконец ответила Маша. — А это уже неплохо.
— Деточка, — Зоя Петровна сжала ее руку. — Ты заслуживаешь большего, чем просто «не несчастна». Ты заслуживаешь настоящей любви, настоящего счастья. Ты молодая, красивая, умная. У тебя вся жизнь впереди.
— Мне тридцать восемь, — усмехнулась Маша. — И у меня девятилетняя дочь. Не думаю, что на меня выстроится очередь из мужчин.
— А ты пробовала кого-то встретить? — спросила Зоя Петровна. — Ходила на свидания, знакомилась?
Маша покачала головой.
— Нет. У меня нет на это времени. И желания тоже нет.
— Или ты боишься? — тихо произнесла Зоя Петровна.
Маша замерла. Боялась ли она? Да. Она боялась снова впустить кого-то в свою жизнь. Боялась снова довериться, раскрыться, а потом опять получить удар. Боялась, что новый мужчина не примет Ксюшу, что дочери придется привыкать к чужому человеку в доме. Боялась, что снова окажется недостаточно хорошей, недостаточно красивой, недостаточно интересной, и ее снова бросят.
— Наверное, боюсь, — призналась она.
— И это нормально, — Зоя Петровна кивнула. — После того, что ты пережила, любой бы боялся. Но ты не можешь всю жизнь прожить в этом страхе. Иначе Игорь выиграл. Он разрушил твою семью, разбил тебе сердце и заставил тебя закрыться от мира. Разве ты хочешь дать ему эту победу?
— Это не про победу, — возразила Маша. — Это про то, что я берегу себя. Я больше не хочу страдать.
— Но жизнь — это не только страдание, — Зоя Петровна улыбнулась. — Это еще и радость, и любовь, и смех, и близость. Ты лишаешь себя всего этого, потому что боишься боли. Но так можно и вообще умереть, ни разу не пожив.
Объявили посадку на их рейс. Они допили кофе, собрали вещи и направились к выходу на посадку. В самолете они действительно оказались рядом — Зоя Петровна у окна, Маша в среднем кресле. Справа от Маши устроился молодой парень в наушниках, который сразу уткнулся в телефон и явно не собирался ни с кем разговаривать.
Самолет взлетел, Москва осталась внизу, превратившись в игрушечный город с крошечными домами и нитями дорог. Маша откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Ей хотелось поспать, отключиться от всех этих мыслей и разговоров.
— Машенька, — тихо позвала Зоя Петровна. — Ты спишь?
— Нет, — Маша открыла глаза. — Что-то случилось?
— Я хочу тебе кое-что сказать, — Зоя Петровна повернулась к ней. — Я приглашала тебя на свой юбилей не из жалости. И не потому, что ты мать моей внучки. Я приглашала тебя, потому что люблю тебя. Потому что ты для меня — дочь. Настоящая дочь. И мне все равно, что ты больше не замужем за моим сыном. Ты навсегда останешься частью моей семьи.
У Маши защипало в носу. Она часто моргнула, стараясь не расплакаться.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо вам, Зоя Петровна. Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
— Представляю, деточка, — та погладила ее по руке. — Я все представляю. И еще я хочу, чтобы ты знала: если тебе будет некомфортно на празднике, если Игорь с Леной будут вести себя бестактно — ты немедленно скажи мне. Я поговорю с ним. Это мой день рождения, и я не позволю никому испортить его ни тебе, ни себе.
— Я постараюсь держаться, — Маша выдавила улыбку. — Не хочу создавать проблем.
— Машенька, — Зоя Петровна строго посмотрела на нее. — Перестань думать о том, удобна ты или нет. Начни думать о себе. О том, что нужно тебе. Понимаешь?
Маша кивнула, хотя не была уверена, что действительно понимает. Всю жизнь она старалась быть удобной. Для родителей — послушной дочерью. Для Игоря — хорошей женой. Для Ксюши — идеальной матерью. Для всех остальных — милой и безотказной. А кем она была для себя самой? Она не знала.
Остаток полета они провели в молчании. Зоя Петровна читала книгу, Маша смотрела в иллюминатор на облака. Ей было странно осознавать, что завтра сюда прилетит Игорь с Леной и Ксюшей. Что им придется встретиться на юбилее. Что она увидит, как он обнимает свою новую жену, как смеется над ее шутками, как они вместе поздравляют его мать.
Раньше эти мысли причиняли ей острую боль. Сейчас — только тупую тоску. Прогресс, подумала Маша с горькой усмешкой. Три года назад она рыдала, сейчас просто грустит. Может, через три года она вообще ничего не будет чувствовать.
Но Зоя Петровна была права. Жить, ничего не чувствуя, — это не жизнь. Это существование. И Маша вдруг поняла, что устала существовать. Ей хотелось снова жить.
Только она не знала, с чего начать.
