— Галь, ну хватит уже ходить кругами! — Зинаида Михайловна хлопнула ладонью по скамейке. — Садись и рассказывай толком, что стряслось.
Галина Петровна опустилась рядом с подругой, сжимая в руках сумку так крепко, что костяшки пальцев побелели. Во дворе пахло осенью и жжеными листьями, а на детской площадке молодая мама качала коляску и что-то напевала под нос.
— Володя говорит, раз я теперь не работаю, квартиру надо на него оформить, — выдавила Галина, не поднимая глаз. — Для порядка, мол.
Зинаида замерла с недопитым стаканчиком чая в руке. Термос едва не выпал у неё из рук.
— Что значит — для порядка?
— Ну… — Галина нервно поправила платок, — он же один теперь зарабатывает. А я что — нахлебница получается.
— Гал, ты что, совсем ума лишилась? — Зинаида схватила подругу за руку. — Ты же помнишь, что с моим Петей было? Точно так же начинал!
Галина вздрогнула. История подруги была у всех на слуху — переписала дом на мужа, а тот через год привёл молодуху и выставил законную жену с вещами на улицу.
— Но у нас же не так, — слабо возразила Галина. — Мы сорок лет вместе…
— И что с того? — Зинаида встала и принялась ходить перед скамейкой. — Мы с Петей двадцать восемь прожили. Думала, до гроба вместе будем. А он мне в лицо заявил: «Дом мой, и я тут хозяин. Не нравится — вали».
Галина сглотнула комок в горле. Неужели и Володя способен на такое? Тот самый Володя, с которым они молодыми получали эту двухкомнатную квартиру в новом районе, вместе клеили обои, вместе радовались рождению Леночки?
— А потом ещё хуже стало, — продолжала Зинаида, садясь обратно. — Начал придираться к каждой мелочи. То суп пересолён, то рубашка плохо выглажена. А я терплю, думаю — возраст у него трудный, работа нервная. И только когда он заявил, что я денег на еду просить должна, до меня дошло — я превратилась в прислугу в собственном доме.
Галина молчала, но сердце колотилось всё сильнее. Разве не так же Володя в последние годы стал разговаривать? Командовать, требовать, а не просить?
— Знаешь, что самое страшное? — тише заговорила Зинаида. — Когда понимаешь, что человек, которого любила, видит в тебе только функцию. Постирать, приготовить, убрать. А сама ты ему не нужна.
— Но как же я откажу? — прошептала Галина. — Он же обидится…
— А ты подумай — чего он хочет-то на самом деле? — Зинаида внимательно посмотрела на подругу. — Неужели просто порядок навести? Или что-то ещё?
Галина вспомнила странные телефонные разговоры Володи за последние месяцы. Как он выходил на балкон и говорил вполголоса. Как прятал какие-то бумаги в письменный стол. И этот его новый костюм, который он купил, сказав, что «надо соответствовать должности».
— Не знаю, — призналась она. — Что-то он в последнее время странный стал.
Вечером Галина не стала готовить ужин. Впервые за сорок лет брака она просто сидела в кресле и читала книгу, когда Володя пришёл с работы.
— Где ужин? — удивился он, заглядывая на кухню.
— Приготовь сам, — не поднимая глаз от страницы, ответила Галина.
Владимир Семёнович замер на пороге. Такого от жены он точно не ожидал.
— Что это на тебя нашло?
— Ничего. Просто устала быть прислугой.
Он тяжело опустился в кресло напротив, потирая лысину.
— При чём тут прислуга? Мы же семья.
— Семья? — Галина наконец подняла глаза. — А когда ты в последний раз спрашивал моё мнение? О чём-то важном?
Володя открыл рот, но тут же закрыл. Действительно — когда?
— И насчёт квартиры, — продолжила Галина, откладывая книгу, — я не буду её переписывать.
— Как это — не будешь? — голос Владимира стал жёстким. — Мы же договорились!
— Нет. Решил ты один. А я подумала и поняла — не хочу.
Володя резко встал, прошёлся по комнате.
— Послушай, Галка, ты что, рехнулась? Я тебе объясняю по-хорошему — так будет правильно. Я работаю, плачу за всё, содержу тебя…
— Содержишь? — Галина поднялась следом. — Сорок лет я отдала этой семье, этому дому! Пока ты по командировкам ездил, я одна дочь растила. Пока ты с друзьями в гаражах возился, я дом в порядке держала!
— Да что ты мне предъявляешь-то? — Володя повысил голос. — Я деньги домой нёс, обеспечивал семью!
— А я что делала? Воздухом питалась? — не сдавалась Галина. — Моя зарплата тоже в общий бюджет шла. На твою машину, на дачу, на Ленкино образование!
Владимир остановился, тяжело дыша. В его глазах мелькнуло что-то неприятное.
— Ладно, хватит спектаклей разыгрывать, — холодно сказал он. — Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому. Денег больше не увидишь. Сама зарабатывай на свои прихоти.
Галина смотрела на мужа и словно видела его впервые. Этот человек, с которым прожила полжизни, сейчас угрожал ей. Открыто, цинично, без тени сожаления.
— Значит, так? — тихо спросила она.
— Именно так, — кивнул Володя. — Жизнь штука жестокая, пора бы понять.
На следующий день Галина пришла к дочери. Елена жила в новом районе, в современной квартире с панорамными окнами и дизайнерской мебелью. Здесь всё было не так, как дома — светло, просторно, по-европейски стильно.
— Мам, что случилось? — Лена тут же заметила мамино состояние. — Ты вся бледная.
— Ничего особенного, — попыталась улыбнуться Галина. — Просто с отцом поговорить хотела бы.
— О чём? — Елена налила маме травяного чая, села рядом.
— Он квартиру на себя переписать хочет. А я отказалась. Теперь денег не даёт, говорит, сама зарабатывай.
Лена резко поставила чашку на стол.
— Мам, ты понимаешь, что происходит? Это же шантаж!
— Понимаю, — кивнула Галина. — Только не знаю, что делать теперь.
— Мама, — Елена взяла её за руки, — ты можешь переехать ко мне. Комната есть, места хватит. А с папой разберёмся через суд.
Галина покачала головой.
— Не хочу я быть обузой. И квартира… это же наш дом. Наш с твоим папой.
— Какой наш? — воскликнула Лена. — Если он готов тебя выгнать ради каких-то своих планов? Мам, открой глаза! Папа изменился. Или ты его просто не знала по-настоящему.
Галина сидела молча, переваривая слова дочери. Да, последние годы Володя стал другим. Резким, требовательным, словно считал, что весь мир ему должен. А она привыкла не замечать, списывала на усталость, на возраст.
— Но сорок лет же… — пробормотала она.
— Мам, — Лена присела рядом на корточки, — сорок лет — это не приговор. Это опыт. И если этот опыт научил тебя тому, что ты достойна лучшего отношения, значит, время потрачено не зря.
Через неделю всё решилось само собой. Володя пришёл домой пьяный, что случалось с ним всё чаще, и устроил скандал из-за невымытой посуды. Кричал, размахивал руками, а потом толкнул Галину так, что та упала, ударившись о стену.
— Всё, — сказала она, поднимаясь. — Всё, Володя. Я ухожу.
— Да куда ты денешься? — хмыкнул он. — Старуха никому не нужная.
— Увидим, — спокойно ответила Галина и пошла собирать вещи.
Володя не поверил до последнего. Когда Елена приехала за матерью, он метался по квартире, кричал что-то о неблагодарности, о том, что женщины все одинаковые.
— Папа, — холодно сказала Лена, помогая маме донести чемодан до машины, — если ты думаешь, что можешь обращаться с людьми как с вещами, то теперь останешься один со своими вещами.
Галина обернулась на пороге. Сорок лет жизни остались в этих стенах. Но что-то подсказывало ей, что впереди может быть что-то новое. Сложное, непривычное, но честное.
Через полгода Володя подал на развод. Оказалось, что у него появилась другая — моложе, без претензий на его имущество. В суде Галина получила половину от всего нажитого, включая квартиру. Но продавать её пришлось — делить жилплощадь с бывшим мужем она не могла.
Теперь Галина снимала однокомнатную квартиру на окраине города. Небольшую пенсию дополняла подработкой — помогала молодым мамам с детьми. Денег хватало впроворот, но она была свободна.
Иногда, сидя вечером у окна с чашкой чая, Галина думала о том, сколько лет потратила на иллюзию семейного счастья. Но жалости к себе не чувствовала. В шестьдесят два года она наконец поняла простую истину: лучше быть одной, чем униженной.
