— Ань, срочно нужны пять тысяч. До завтра.
Голос брата в трубке был ровным, привыкшим к немедленному исполнению желаний. Я сжала свой кошелек, ощущая под пальцами жалкую тонкость кожи.
— У меня нет, — прошептала я, глядя в пустой холодильник. — Сегодня пятнадцатое, до зарплаты неделя.
— Не начинай, — он хмыкнул. — Это же мелочь. Я к тебе подъехал, так что не тяни.
Мой кошелек лежал на кухонном столе, пустой и сморщенный, как выброшенная шкурка. А в дверь уже звонили. Три коротких, наглых звонка. Я знала, кто это. Сердце упало куда-то в пятки и замерло там, холодным комком.
— Сестренка, открой! — послышался голос брата, приглушенный дверью. — Я на такси, ждать не могу!
Я сделала шаг к двери, потом еще один. Ноги были ватными. Последние пять тысяч. Зарплата только через неделю. Деньги на продукты, на проезд, на жизнь. Но он же не поймет. Он никогда не понимал.
Все началось не вчера. Наш папа ушел, когда мне было десять, а Коле — семь. Мама осталась одна с двумя детьми и работала на трех работах. Она постоянно твердила мне, старшей, одну и ту же мантру. «Ты за ним must смотреть, Ань. Он же мальчик, он слабее».
Слабее. Это слово стало оправданием для всего. Сначала он не учил уроки, потому что уставал. Потом не поступил в институт, потому что волновался. Потом менял работу за работой, потому что начальники — козлы. А я, как подкопная мышь, таскала ему деньги, решала проблемы, покрывала. Я была хорошей сестрой. Настоящей.
Помню, как три месяца назад он пришел ко мне сияющий. Похудевший, подстриженный. В руках он держал букетик тюльпанов.
— Ань, ты не поверишь! — сказал он, усаживаясь на кухне. — Я нашел дело всей жизни. Друг позвал в бизнес, автосервис открываем. Солидные мужики, все по-взрослому.
Он говорил с таким огнем, с такой верой, что мое наболевшее сердце дрогнуло.
— Нужна только небольшая сумма на старт, — он назвал цифру, от которой у меня перехватило дыхание. — Это же копейки для такого дела! Я все верну, втройне! Мы с тобой на Багамы полетим.
Я отказала. Твердо и жестко. Сказала, что у меня своих долгов хватает. Он ушел, не попрощавшись. А через неделю позвонила мама. Голос у нее был слабый, испуганный.
— Анечка, Колечку в больницу забрали. С сердцем плохо. Врачи говорят, срочно нужны деньги на лекарства, на какое-то обследование за границей. Он же умирает!
Я не помню, как согласилась. Как взяла кредит, отложила все свои планы. Я видела только его бледное лицо на больничной подушке и думала — вот он, мой шанс его спасти, вытащить. Наконец-то.
Он «выздоровел» с поразительной скоростью. Деньги ушли на «лечение», о котором в больнице ничего не знали. А через две недели я случайно встретила его в торговом центре. Он был в новой куртке, дорогих кроссовках и весело болтал с приятелями. Увидев меня, он на секунду смутился, но тут же улыбнулся.
— Ань, привет! Спасибо тебе еще раз, выручила. Доктор из Швейцарии просто волшебник, одним взглядом меня вылечил.
В тот вечер я плакала. Не из-за денег. Из-за того, что он мог так. Так легко. Так подло. Мама, узнав правду, лишь вздохнула. «Ну что поделаешь, он же мужчина, ему выглядеть надо. Ты же сестра, ты должна понимать».
Я перестала с ней говорить после этого. Окончательно.
А сейчас он стоял за дверью и звонил, требуя последнее. Я посмотрела на свой пустой кошелек. Потом на свое отражение в темном окне. Измученное лицо, синяки под глазами. Я вспомнила все. Все его «одолжу», все свои надежды, всю мамину жалость к нему и ее же упреки в мой адрес. Во мне что-то щелкнуло. Окончательно и бесповоротно.
Я подошла к двери и открыла ее. Он стоял на площадке, телефон в руке.
— Ну наконец-то! — он попытался проскользнуть внутрь, но я не отошла от порога. — Деньги есть? Мне срочно надо, я тут с деловыми партнерами…
— Нет, — тихо сказала я.
— Что «нет»? — он не понял.
— Денег нет. Никаких. И больше не будет. Никогда.
Он засмеялся. Невесело, зло.
— Ань, не заводись. Отдай и все. Я тебе потом верну.
— Ты не вернешь. Ты никогда ничего не возвращал. Ты — врун и ненадежный человек. И мой кошелек для тебя закрыт. Навсегда.
Его лицо исказилось. Исчезла вся показная братская нежность.
— Ах так? — прошипел он. — Ну смотри. Останешься одна, как сука. Ни мужа у тебя нет, ни детей. Одна я тебя терпел! А ты… ты просто жадная дрянь!
Его слова не ранили. Они были словно комья грязи, отскакивающие от брони, которую я в тот миг обрела. Я смотрела на него и не чувствовала ничего, кроме легкой усталости и огромного облегчения.
— Уходи, — сказала я ровно. — И можешь больше не приходить. Не звонить. Не писать.
— Маме позвоню! — крикнул он, отступая к лифту. — Она тебя вразумит!
— Звони, — пожала я плечами. — Ей тоже придется выбирать. Между твоими сказками и мной. Думаю, мне не стоит объяснять, кто для нее важнее.
Он что-то еще кричал, но дверь уже закрывалась. Я повернула ключ, щелчок прозвучал как финальный аккорд. Звонок в дверь повторился, уже яростно, беспомощно. Потом еще один. Потом тишина.
Я обошла свою квартиру. Свою. Которую сама купила. В которой платила за все. Она была тихой, уютной и принадлежала только мне. Ничьи долги, ничьи проблемы, ничьи манипуляции не имели здесь больше власти.
Телефон завибрировал. На экране горело имя «Мама». Я посмотрела на него несколько секунд. Потом провела пальцем по экрану, активировав режим «Не беспокоить». Впервые за много лет я выключала не звук, а целый мир, который меня истощал.
Я глубоко вдохнула и выдохла. В тишине это прозвучало как новая, самая важная фраза в моей жизни.
«Все», — сказала я пустой квартире.
И началась тишина.
